Секунда и появляется мужик, в спортивном костюме, да с кривой ухмылкой на лице. Еще отмечаю небольшую монтировку у него в руках, как перед глазами на мгновение темнеет, а когда проясняется, мужик уже на коленях, вопит от боли, расцарапывая себе лицо пальцами. Тут его в сторону отпихивает второй и буквально врывается в квартиру. Лицо знакомое, а правая его рука выпрямляется от пояса, сжимая в ладони пистолет.
И снова черные пятна перед глазами на несколько мгновений лишают возможности видеть. После всё повторяется, с тем лишь различием, что второй мужик даже не кричит, а как будто захлебывается? Третий в дверном проеме только нелепо хлопает глазами, после чего меня вновь накрывает, чтобы дальше я видел лишь пустые, глазницы, оседающего на пол мертвого тела.
Снова тьма перед глазами, но на этот раз она не закончилась так быстро. Сначала пришла головная боль, что молнией прострелила от виска до виска. После ей вторила боль, расползающаяся от левого плеча, и слишком громкий, неприятный грохот.
Разлепить веки на этот раз удалось с трудом. Прямо из подъезда в меня целился четвёртый мужик и дуло его пистолета только-только закончило движение отдачи после первого выстрела. Медленно наблюдаю, как ствол опускается вниз и прекрасно понимаю, что следующая пуля вонзится мне точно в переносицу.
Страх? На мгновение именно он сковывает сознание, но лишь ту часть, что не принадлежит мне. После меня накрывает дикая слабость и вновь черные пятна перед глазами застилают весь обзор.
На этот раз сознание вернулось рывком и вернулось без посторонних примесей. Случившееся пронеслось в мозгу, будто отложенная запись, а после пришло осознание.
С трудом подтаскиваю руку под грудь и буквально на последних волевых выдергиваю себя с пола. Тело четвертого лежит на полу лестничной площадки, а шея его вывернута под неестественным углом. Остальные так же уже не подают признаков жизни и только кровь растекается по моей прихожке, как и слабость, что накрывает всё сильнее. Умудряюсь принять сидячее положение и облокотиться о стену. В висках набатом стучит боль, вторит которой весть ужас случившегося.
Четыре человека! Я убил четверых! Я!
А я ли?
И вот здесь накрывает по новой.
Что это, мать его, вообще было? Что за чужая воля подавила все мои эмоции, вместе с возможностью воспринимать мир, как нечто целостное, а не как набор несвязных, раздельных ситуаций?
Страх. Он липкой волной пронесся по телу, заменяя собой боль. Та не скрылась полностью, нет, но накал сбавила, позволяя вдохнуть полной грудью.
— Черт, — прохрипел я, в очередной попытке подняться.
Рука легла на табуретку, усилие и вот я на ногах. Штормит так, словно на корабле посреди шторма. В глазах двоится, во рту сухость. Тремор рук неприятно бьет по нервам, как и невозможность сделать шаг. Вместо этого опускаюсь на табурет и выдыхаю. Бешенный стук сердца понемногу затихает. Становится легче дышать и даже думать. Мысли уже не кажутся такими тяжелыми и неповоротливыми. Взгляд в коридор, когда до слуха доносится скрип открываемой двери и далее крик. Кричит пожилая соседка, после чего хлопок и, кажется, скрежет засова. Тишина. Упираю затылок в стену и сглатываю тягучую вязкую слюну.
Всё это ненормально и кажется сном.
Трясущейся рукой смахиваю с лица пот и подношу руку к глазам. Ладонь бледная, в пятнах, словно обескровленная. Дрожит, как последний осенний листик, под порывами ледяного уже фактически зимнего ветра.
Это ненормально. Но, что пугает больше, произошедшее со мной или четыре трупа, понять еще не могу.
Вместо этого мозг с толкача настраивается на конструктив. Будет полиция, это однозначно. Бежать? Да в таком состоянии мне и шага сделать не получится! Тогда, что? Ствол, черт. Будет обыск наверняка. Значит, чтобы не подставлять Андрюху от оружия надо избавиться.
— А, ссука, — прохрипел я, сдергивая себя с табурета.
Шаги до ближайшего тела сопровождаются тремором по всем конечностям. Падаю на пол, прямо в лужу крови и глок Андрея, после протирки от отпечатков оказывается за поясом у мужика.
Вдох, выдох.
Подняться, вдоль стенки пройти до комнаты и рухнуть на кресло. Больше сил не было ни на что. Только хриплое дыхание, и сводящие мышцы, мурашки, что от головы, растекаются по всему телу.
Как зазвучала сирена слышал лишь краем уха. После топот ног, голоса и вопросы. Попытка растормошить меня лишь породила вспышку боли, но своего добились.
Открыть глаза с первого раза не получилось. Да и со второго тоже. А вот, когда получилось, поймал момент заходящей в комнату молодой женщины, в одежде врача.
Дальнейшее особо в памяти не отложились. Обработка раны на плече, вопросы полицейских, что с трудом продирались в сознание. Я даже отвечать пытался. По крайней мере несколько предложений сложить смог. Мол, ворвались, ничего не помню, только крики. Естественно, мне не поверили. Естественно, под протестующие возгласы врача, заломили руки и поволокли вниз. Ну, а дальше часовое ожидание в машине и езда в участок. Уже здесь, заперли одного в допросной, стянув, при этом, руки за спиной наручниками.
Квадратный допотопный стол. Квадратная же светодиодная лампа, где горит лишь одна полоска. Тусклый свет порождает неприятную рябь перед глазами. Обшарпанные стены, кривой, скрипящий пол и забытая кем-то до этого, пепельница, с еле тлеющей уже сигаретой.
Значит, никакой это не пси-сифилис. Либо, я чего-то не знаю и болезни этих насекомоподобных пришельцев могут иметь свой разум? Смешно. И я бы посмеялся, если бы, обстановка в целом располагала. Хорошо хоть зеркала этого треклятого нет… Ан, нет, поторопился. В углу висит камера, чей красный индикатор противно так подмаргивает. Интересно, долго меня еще мариновать будут? И ведь помощи просить не у кого. Хотя, какая тут вообще может быть помощь? Единственный вариант идти в несознанку, ибо озвучивать, что случилось на самом деле — прямой путь в застенки к каким-нибудь больным исследователям. В таком деле никому веры нет. Тут, скорее, даже наоборот. Всплывёт какой-нибудь термин из разряда «В интересах государства» и всё, баста карапузики, как любит говорить Миша.
Дверь, что находилась у меня за спиной, отворилась с противным скрипом. Ну, в таком месте иначе быть не могло. Тяжелое дыхание, аромат табака и пота. Ах да, тяжелый парфюм на спирту там же.
Визитёр прошел к месту напротив и уселся на стул, бросив на стол папку. Мужик лет сорока, с густыми усами и лысой башкой. Белая, не первой свежести, рубашка, расслабленный галстук и взгляд человека, который не особо хочет во всё это дерьмо ввязываться.
— Воронов Антон Павлович, — тяжело роняя слова, начал он. — Четыре изувеченных тела прямо на пороге твоей квартиры. Четыре амбала с оружием, которое они применили. И ты, сопляк двадцатилетний, с одним лишь касательным ранением плеча.
— На «ты» мы не переходили, — с кривой усмешкой прохрипел я.
— Молчать! — рявкнул мужик, ударяя ладонью по столу. — Слово тебе не давали, Антоша. Сейчас, чтобы дальнейшая твоя жизнь приобрела хоть щелочку просветления, всё, что ты можешь, так это слушать и кивать. Ясно тебе?
— Пошел в жопу, — фыркнул я устало. — Меня чуть не убили какие-то уроды. Туда им, в общем-то и дорога. А вместо того, чтобы доставить меня в больницу, ты эти убийства на меня повесить хочешь? Смешно. И да, прежде чем ТЫ продолжишь брызгать слюнями, адвоката мне пригласи. Или повторю еще раз: пошел в жопу. Понял?
Батя всегда говорил, что с ментами, если они переходят границы, только так общаться и нужно. Иначе, устанешь потом доказывать, что не осел.
— Борзый, значит, — зло выдохнул мент. — Это хорошо. Это мне нравится. А знаешь ли ты, Антоша, что улик упрятать тебя за решетку, на пару десятков годков, у нас хоть отбавляй? И лучше бы тебе не строить из себя крепкого малого, а то, знаешь ли, всякое у нас тут случается. Ты, парень не маленький, да и жизнь тебе портить особо не хочется. Давай лучше по-хорошему?
Ну, вот. Наезд не сработал и заискивающий голос эдакого добряка начал подход с другой стороны.
— Дебил ты, дядя, — вздохнул я, ловя его взгляд. — Угрожаешь мне тут, запугиваешь. Адвокату будет очень интересно это послушать. А пока, свободен.
Я даже рукой дернул, в желание поднять её и махнуть, но наручники не позволили, да.
Минуты полторы этот индивид сверлил меня взглядом. Молча, долго и не моргая. Не знаю уж, чего он хотел добиться, но по сравнению с тем, что уже случилось, этот усатый таракан смотрится как-то бледно.
— Ладно, — ухмыльнулся он. — Поговорим завтра. А пока тебя проводят.
Очередной скрип двери заставил сморщится. Больно уж неприятный визг, что буквально отдает по перепонкам. А вот нахмурившийся взгляд и недовольное выражение лица мента, почему-то позабавили.
— Вы кто такой? — произнес он, поднимаясь со стула. — Кто вас сюда пустил?
Шелест бумаг без ответа со стороны нового визитера и из-за моей спины появляется знакомое лицо — полковник Епифанцев, собственной персоной.
— Ознакомитесь, подпишите, — сухим тоном бросил полковник. — Парня я забираю. Наручники снять, дело закрыть. Вопросы?
Одна бумажка, с вензелями и гербовыми печатями легла на стол, прямо перед ментом. По мере чтения, лицо того напоминало восковую маску. Ни эмоций, ни чувств. Только веко задергалось, да губы сжались в тонкую полоску.
— Вопросов нет, — так же сухо ответил мент. — Есть, закрыть дело.
Уже пиздец или еще нет?
В полной тишине этот таракан снял с меня наручники и отошел в сторону. Половник лишь кивнул, даже не удостоив того взглядом. Зато, посмотрев на меня, медленно покачал головой. И, вот не знаю, оценка ли это ситуации в целом, либо же молчаливая просьба не задавать лишних вопросов? В любом случае, ни спрашивать, ни вообще открывать рот, желания не было. Усталость подобралась с новой силой и всё, на что я был способен, так это шаркая, перебирать ногами.
По выходу из участка нас ждали.
Два черных, явно бронированных УАЗа «Патриот» и, хм, что это вообще за хрень? Какая-то армейская бронемашина, с расположенным наверху, вращающимся, защищенным пулеметным гнездом. Причем база явно не легковая. Да и длинна машины подразумевает наличие десантного отсека позади.