Со стороны это, наверно, выглядело красиво.
Сначала в дверном проеме показалась правая ладонь существа. Она вцепилась в косяк двери, явно для упора. Уже после показалась и искаженная в гримасе морда. И показалась очень вовремя, чтобы лезвие топора тут же вонзилось прямо в переносицу. Хруст хрящей, инерция разогнанного снаряда и мокрая от крови рукоять снова выскакивает из ладони. Только вот выскакивает не из-за того, что отлетает куда-то в сторону, а из-за того, что тело падает назад, утягивая топор за собой. Лезвие засело плотно, да и кровь не способствует крепкому ухвату.
Тем не менее, следом за телом рванул я без промедления. Оно еще даже не успело рухнуть на пол, а я уже пересек дверной проем. Брызги крови разлетаются от падения, омывая меня с ног до головы. Отмечаю это краем сознания, буквально вцепляясь в рукоять. Рывок на себя! И с противным, чавкающим звуком лезвие высвобождается из плена черепной коробки. После же, что-то в голове переклинило, и раз за разом, погружая топор в тело твари, я испытывал мрачное удовлетворение. Вокруг больше не было ничего — только сильное желание превратить тварь в месиво из костей и плоти.
Взмах! Удар! И отделяется рука.
Приложить усилие, чтобы вырвать топор из пола.
Взмах! И лезвие погружается в грудную клетку, дробя ребра.
Взмах! Перерубается позвоночник, отделяя верхнюю часть тела от нижней.
Взмах! Одна нога. Взмах! Вторая.
Когда в сознание с противным звенящим звуком ворвались крики людей, с удивлением обнаружил, что нахожусь в центре от скрещенных на мне фонарных лучей. Военная форма и обмундирование именно солдатское, а не то, что было у местных охранников.
— Брось топор! — орал кто-то. — Отойди от тела!
— Не стрелять! — другой, смутно знакомый голос.
— Контроль дальше по коридору! — третий. — Проверять дальше!
Чувствую, как до предела натягивается последняя нить и тварь оказывается на одном со мной уровне. Расстояние плевое, а значит, с её скоростью уйдет секунд семь, чтобы до меня добраться. Оскал появляется сам собой. Вновь чавкающий звук и топор сжат двумя руками. Люди? Солдаты? Плевать! Есть цель приоритетнее.
Отворачиваюсь от бравых вояк и делаю несколько шагов по направлению коридора откуда пришел. Остановиться, приготовиться и «прислушаться». Сейчас!
Тварь показалась внезапно и с совершенно внезапной траектории.
Вырвавшись из-за поворота, словно заправский болид, она отталкивается задними ногами от стены и в длинном прыжке, вытянув лапы с когтями ко мне, рвется вперед. Вновь крики и залп нескольких стволов. Наконец-то раздражающий свет отлипает от моей кожи и скрещивается на новом противнике. Делаю шаг навстречу, слыша позади хлопок и четко осознаю, как мимо меня пролетает ВОГ. Взрыв! И удар по затылку, который вспышку света превращает в полотно липкой тьмы.
Отступление 3
— Товарищ полковник! — к Епифаньеву подходит мужик, лет сорока, с усталым выражением лица. — Объект полностью зачищен. Нижние уровни пусты. Только морг заполнен телами. Там, не знаю, специалисты нужны. Но мы с такими пришельцами еще не сталкивались.
— Принято, — процедил полковник, буравя глазами Скворцова. — Парня вывезли?
— Так точно, — кивнул старший лейтенант. — Не знаю, что с ним здесь сделали, но разума в его глазах как-то не наблюдалось.
Епифанцев даже отвечать не стал, только бросил на подчиненного кривой взгляд.
Находясь на поверхности, они стали свидетелями замечательной картины. Павел Иннокентиевич, тыча пальцем в грудь Скворцова, давил того короткими, но тяжелыми фразами.
— … ознакомься и под роспись, — ронял слова генерал. — Этот объект переходит в распоряжении армии. То есть в моё. Ты, собственно говоря, повышен, — кривая усмешка, — и едешь курировать проект «Осень две тысячи седьмого».
— Но, — вскинулся немолодой, в общем-то, мужик. — Тикси⁉
— Хотели по двести семьдесят пятой, — пожал плечами генерал. — Может всё-таки Тикси лучше?
Побледнел Скворцов мгновенно. Будто черно-белый фильтр наложили.
— Д-да, — икнув, выдавил он. — Лучше.
Увели Скворцова не под руки, но с явным конвоем. Сгорбившийся когда-то облаченный властью, сейчас этот пятидесятилетний мужик, выглядел жалко. Растерянный взгляд, бегающие глаза и липкий пот, то и дело застилающий глаза.
Генерал-лейтенант простоял еще несколько минут, провожая взглядом сломленного, когда-то товарища, но не выдержал и с отвращением сплюнул в сторону.
— Урод, — бросил он без звука, но Епифанцев прочитал это по губам. — Игорь! Подойди.
Взмах рукой и полковник, невольно расслабив ворот формы, направился в сторону начальства.
— Да, товарищ генерал… — начал было он.
— Отставить, — устало махнул рукой генерал. — Ну и работки ты мне подкинул за эти последние пару дней.
— Так я-то здесь причем? — набрав полные легкие воздуха, возмутился вояка.
Вовремя прикинуться дурачком и авось прокатит.
— Ты это мне давай, брось, — хмыкнул Ушаков. — Подтвердить, что парень псионик, смогли?
— Только косвенно, — сморщился Епифанцев. Не по душе ему была идея играть Воронова в темную. — Больно уж резкие действия начал предпринимать Шульман. Он не мог не понимать, что после такого конфликт с военными обеспечен, но всё равно попер напролом.
— Плохо, — медленно покачал головой генерал. — Слишком много косвенных ниточек стягивается к этому Воронову. Друг его, кстати, как? Есть сподвижки?
— Личинка дала о себе знать, — кивнул Епифанцев. — Но пока силы не те. Ждем, когда созреет. После по старой схеме и под наблюдение.
— Думается мне, Рилн даже и не думал о подобном исходе, — поджал губы генерал. — Но мы в любом случае остаемся в плюсе. Если, конечно, теория с пробуждением псионического дара верна. Не по доброте ведь душевной он всё внимание приковал к себе. До сего момента за ним такие фокусы замечены не были.
— Почему тогда не забрал его с собой? — нахмурился полковник.
— Ученье у них такое, — пожал плечами Ушаков. — Псионики в первую очередь воины и развиваются они, не сидя на жопе ровно. Грубо говоря, насколько наши головоногие успели понять из его фраз, чтобы подстегнуть уровень роста дара, нужны события, напрямую задевающие новорожденного. И, чем они опаснее, тем быстрее и сильнее развивается дар.
— Товарищ генерал-полковник! — вскинулся, вдруг, Епифанцев.
— Атставить! — слегка повысил голос Павел Иннокентиевич. — Да, вывод ты сделал верный. Но ситуация к промедлению не располагает. У нас на орбите висит, мать его, головной корабль этих сраных крулов! И мы понятия не имеем какого рожна они медлят⁉ Ядерного оружия опасаются? Да хрена с два я в эту байку поверю! Нет, Игорь, если у нас есть хоть призрачный шанс обзавестись подобными Рилну бойцами, мы этот шанс упустить просто не имеем права! И порядочность свою в заднице себе засунь! На кону слишком много жизней, а о пацане ты печешься зря. Можно сказать, — криво усмехнулся генерал, — отец его всю жизнь к этому готовил.
— Всё равно, — нахмурился полковник, — не по-человечески как-то.
— Игореша, — тяжело вздохнул генерал, поворачиваясь к Епифанцеву всем телом. — Человеческое закончилось семнадцатого мая. Сейчас на нас лежит ответственность как бы не за весь этот камешек, что стремительно несется через черную бездну космоса. И жизнь десятка «счастливчиков» совершенно не та цена, на которой стоит экономить.
Глава 12
В этот раз тьма благосклонной не была. Такое чувство, будто меня буквально выпнули в сознание. Глаза распахнулись резко и яркий белый свет в конце туннеля оставил после себя странное послевкусие.
Правда, когда проморгался, оказалось, что это, всего на всего, приемный коридор больницы, с работающими лампами только лишь в его конце.
Вокруг было тихо. Тело немного ныло, словно вчера неплохо так убился в спортзале. Мысли на удивление ясные и спокойные. А еще воспоминания — тоже без единого пробела. И вот, пробегаясь по ним, застопорился на самых последних минутах. Что это вообще было? Странное, хм, безумие? Да вроде бы нет. Но с чего тогда начал разделывать тело, да и после практически рванул с одним только топором на ту тварь? Бред же, ну! Хм…
Сформированная даже не мысль, а только её тень, появившаяся при размышлениях, заставила погрузиться глубже. Нет, не в себя, но в ситуацию в целом. И вот здесь, стоило только подумать об этих существах, как изнутри стала подниматься сначала злость, но очень быстро она преобразовалась в ненависть.
Столь яркое проявление фактически не моих чувств, заставило сначала притихнуть, а после и вовсе вынырнуть на поверхность реальности. Уже здесь обратил внимание на свои, сжатые в кулаки, ладони и тяжелое глубокое дыхание.
Секундное замешательство и попытка собрать мысли в кучу. Получилось, пусть и не сразу, но каких-то трудностей не испытал. Все эти эмоции явно не мои, но, тогда чьи?
Внезапное воспоминание фразы Рилна, вспыхнуло в сознании столь ярко, что мне почудилось будто это он сам стоит рядом. Слышать мир! Слышать⁉ Мир⁉
Картинка складывалась неохотно. Точнее это я не хотел понимать или же, скорее, принимать её.
Вся эта ненависть она, получается, что, хм, Мира⁉ Но, как⁉ Нет, это уж точно какая-то бредятина. Лучше подобные мысли гнать от себя подальше, а то психушка станет самым желанным для меня местом. Там ведь глушат разум, так ведь? А то жить с пониманием того, что ты как-то воспринимаешь эмоции, твою ж, Мира, как-то не хочется. Да это даже звучит глупо!
— Сраный Рилн, — непроизвольно вырвалось сиплым голосом. — И, что мне теперь с этим пониманием делать⁉
Вопросы, вопросы, вопросы.
Миру не нравятся эти существа. Хотя «не нравятся» слабо сказано. Там такая ненависть замешана, что она волей не волей, но передается мне. И даже сейчас, не «слушая» Мир, желание уничтожить всё, что связано с крулами, только крепчает. И мне это чертовски не нравится! Быть на поводу, пусть и, а черт, пусть будет Мира, меня не прельщает. Я не послушная собачонка, не жалкий раб навязанных эмоций! Я это я! Личность самостоятельная, мать его! Так еще это и мозги знатно так отсушает! С топором⁉ Да на ту тварь⁉ Ну его нахер такой Мир!