Выше неба не будешь — страница 29 из 47

– Эй, есть кто живой?! – послышался грубый голос.

– Есть, большой господин, мы живы, – отвечал другой мужской голос, испуганный тенорок.

– Показывай, кого прячешь!

– Никого не прячу. Дома все только наши Янь: я, моя жена Лиша, дочка Ён и сын Лин.

Послышались шаги нескольких человек, в комнату заглянул человек в форме лейтенанта Бэйянской армии.

– Это кто? – указательный палец словно воткнулся в Чаншуня.

– Я – сын Янь Нина Янь Лин, – слабым голосом откликнулся Чаншунь. – Я – моряк, приехал из Циндао навестить родителей да вот заболел.

– И чем же ты, моряк, заболел? – зайдя в комнату, ядовито поинтересовался лейтенант.

Следом вошли два солдата с винтовками. Из-за них выглядывало испуганное лицо мужчины с жидкой седоватой бородой.

– Спина, господин офицер, – почти прошептал Чаншунь. – Простите, больно говорить. Во время шторма упал с мостика, и волной ударило так, что думал: всё, отдал концы! Приехал подлечиться козьим молоко, коза у нас Байсюэ, молоко даёт лечебное, да вот снова прихватило.

– Славно излагаешь, грамотно, – похвалил лейтенант. – Было бы ещё лучше, если бы ты, морячок, документы предъявил.

Вот и конец, подумал Чаншунь, но марку надо держать. Какие там у моряков документы – кто бы знал!

– Моё судно в том шторме потонуло со всеми документами. Меня рыбаки спасли. Вот же моя семья – отец, мать, сестра – какие ещё нужны документы?!

– Ладно, – сдался лейтенант. – Лечись.

26

Партизанская армия увеличивалась: с каждым взятием нового села или посёлка к ней присоединялись желающие установить народную власть. Народ это был весьма разношёрстный: казаки, белогвардейские дезертиры, бывшие каторжане, бежавшие с Сахалина уголовники, безработные приисковики, ссыльные разночинцы… В связи с этим командующий произвёл реорганизацию, стремясь превратить плохо управляемую вольницу в регулярную часть Красной армии. Правда опыта у него не было – участия в мировой войне сначала рядовым, затем унтером (за храбрость награждён «Георгием») оказалось слишком мало для столь сложной работы, и Тряпицын решил опереться на коллективный разум. На совещании командиров был создан штаб Николаевского фронта из шести человек во главе с ним, Тряпицыным, в который вошли анархисты, беспартийные и один большевик. Армию разбили на полки, создали отдельные части – связи, снабжения, медико-санитарную и транспортную. Особое внимание обратили на дисциплину, ответственность за это возложили, естественно, на командиров подразделений. Эти нововведения навели некоторый порядок, но, как оказалось позже, ненадолго.

А в конце совещания в комнату зашёл Дмитрий Вагранов, начальник личной охраны командующего.

– Товарищ командир, к вам рвётся какая-то командированная из Владивостока.

– Откуда?! – удивился Тряпицын. – Командированная! Баба, что ли? Ну, зови. Бабам, то есть женщинам, у нас полное уважение.

Она возникла на пороге, маленькая, ладная, в белом полушубке и собольем малахае, с огромным, по сравнению с ней, маузером, висевшим на ремне через плечо. Через другое плечо висела полевая сумка. Члены штаба, все мужики в годах, за исключением командующего, так и впились глазами в это существо явно из другого мира – то ли принцессу, то ли фею.

– Особоуполномоченная Военно-революционного штаба Лебедева-Кияшко, – неожиданно хриплым голосом сказала фея. – Простите, простудилась, – и подала бумагу: – Вот мой мандат.

Тряпицын прочитал и передал мандат членам штаба. Указал прибывшей на свободную табуретку:

– Садись, особоуполномоченная Нина Михайловна. А ведь мы с тобой знакомы. Правда тогда ты была просто Лебедева.

Она села, сняла малахай, тряхнув короткострижеными рыжевато-золотистыми кудрями:

– Я и сейчас Лебедева. Кияшко – партийная кличка. Да, я присутствовала при вашей ссоре с Сергеем Георгиевичем Лазо.

– Просто присутствовала? – хитро прищурился Тряпицын. – Ну, и кто тогда, по-твоему, был прав?

Ссора была из-за разности взглядов на деятельность партизанских отрядов. Лазо был за то, чтобы ждать распоряжений «сверху», Тряпицын – за самостоятельные действия в соответствии с обстановкой. После ссоры Тряпицын ушёл с небольшой группой товарищей сначала на реку Иман, потом – на Амур. Позже, на первом съезде партизан Амура в селе Анастасьевка, он опять рассорился с Военно-революционным штабом и с тридцатью пятью соратниками пошёл вниз по Амуру с целью восстановления советской власти. За три месяца крохотный отряд вырос до полуторатысячного соединения, пришедшего теперь к Николаевску, центру Сахалинской области.

– Похоже, прав был ты, – согласилась Лебедева.

– То-то же! – захохотал Тряпицын. И так весело, задорно-мальчишески захохотал, что смех подхватили члены штаба и заулыбалась, а затем прыснула в кулачок особоуполномоченная.

Когда просмеялись, она сказала:

– У меня к тебе разговор с глазу на глаз.

Тряпицын взглянул на членов штаба, те дружно поднялись и вышли из дома. Командующий ждал, постукивая карандашом по карте, разложенной на столе.

– У меня действительно особые полномочия, – сказала она. – До Военревштаба дошли жалобы, что твои партизаны грабят население, убивают невинных, сжигают дома. Я должна проверить и в случае подтверждения отстранить тебя от командования, при сопротивлении арестовать и судить.

– Так! – сказал, как стукнул кулаком, Тряпицын. Голубые глаза сузились и стали хищными. – Среди партизан, конечно, много разной швали, бывает, безобразничают, но, пока они, не жалея себя, воюют за советскую власть, они мне нужны. На войне бывает всякое, однако я считаю: пусть лучше случайно расстреляют невинного, чем упустят врага. Гражданская война беспощадна!

Последние слова он почти выкрикнул, и в комнату тут же ворвался Вагранов:

– Яков Иванович?!

– Всё в порядке, Дмитрий Иванович, – махнул рукой Тряпицын. Вагранов вышел. – Охрана бдит, – усмехнулся Яков. – А ты проверяй, проверяй. Вот, кстати, взгляни на мой приказ по установлению дисциплины.

Он подал ей картонную папку. Нина раскрыла и прочитала:

«По имеющимся в штабе сведениям за последнее время в воинских частях между партизанами стала прогрессировать азартная карточная игра на деньги с довольно крупными ставками. Картежники, являющиеся порочным элементом, не могут иметь место среди истинных партизан в Красной армии, которая борется за лучшие идеалы всего трудового народа. Сбросив иго Романовых, иго палачей Колчака и уничтожив белогвардейскую опричнину, мы должны помнить, что для создания нового строя и проведения в жизнь всех постановлений рабоче-крестьянского советского правительства требуется сознательная и дружная работа всех лучших сынов России, но не картежников, пьяниц и прочих человеческих отбросов, забравшихся в ряды Красной армии для ее дезорганизации…»

Закрыла папку и сказала задумчиво:

– Ты вот твердишь: советская власть, советская власть. А похоже, Москва собирается устроить у нас буферную республику. Причём мелкобуржуазную.

– С чего бы это?! – встревожился Яков.

– Чтобы остановить войну с Японией. России нужна передышка.

– Ну, мы ещё посмотрим… – начал было он, однако оборвал себя. – Ладно, это потом. Тебя надо как-то устроить. Я живу при штабе и тут есть ещё одна свободная комната. Если хочешь, устраивайся.

Нина согласилась. Вечером вместе поужинали, а ночью Яков пришёл к ней. Она не протестовала.

27

Благодаря телеграфно-телефонной связи, в Николаевске заранее узнали о приближении партизанской Красной армии и забили тревогу. Начальник белогвардейского гарнизона полковник Медведев смог собрать лишь двести пятьдесят человек солдат, офицеров и добровольцев и обратился за помощью к японцам и командиру отряда китайских канонерок, не успевших до ледостава уйти к Хабаровску. Однако китайский коммодор Чэнь Шиин объявил нейтралитет. Майор Исикава, командовавший японским гарнизоном в количестве трехсот пятидесяти человек, решил встречать партизан на подступах к городу, но Тряпицын его обхитрил: партизаны не стали штурмовать, а окружили город и захватили крепость Чныррах, возведённую на высоком берегу для защиты устья Амура. Артиллерия этой крепости, сохранённая, благодаря хитрости белого офицера Ивана Андреева, перешла в руки партизан вместе с артиллеристами, которые тут же выразили желание стать красными партизанами и были зачислены в армию. Ивана Андреева назначили главой областной милиции и ввели в состав исполкома.

Бежать из города было невозможно, тем не менее Тряпицын опять решил обойтись без кровопролития. Пойти парламентёрами вызвались несколько человек, в том числе и Вагранов, однако Тряпицын, беседуя с каждым добровольцем, Дмитрию сразу отказал:

– Дело рисковое, а вы, Дмитрий Иванович, нужны для другого. Охрана командования – наиважнейшее дело.

Дмитрий хотел возразить, но встретился взглядом с холодными уверенными глазами командующего и отступил: понял, что бесполезно.

На переговоры отправились Орлов-Овчаренко и Щетников. Молодые весёлые парни. Не вернулись. И тогда Тряпицын приказал штурмовать.

Первые атаки были отбиты. Японцы и белогвардейские офицеры показали грамотную оборону. Однако, когда в сражение вступили пушки крепости Чныррах, положение резко изменилось. Японцы вдруг вспомнили, что есть декларация генерал-лейтенанта Сирамидзу, запрещающая вмешиваться в военные дела русских, и заявили о своём нейтралитете. Белогвардейцам ничего не оставалось, как сложить оружие под обещание штаба партизанской армии не проводить репрессий.

Полки Тряпицына без сопротивления вошли в Николаевск.

Командующий первым делом вызвал Вагранова, приказал взять людей и обыскать помещения белой контрразведки. Дмитрий позвал троих парней из своего отряда, и они отправились на поиски. Впрочем, найти контрразведку оказалось нетрудно: она находилась в здании полиции на углу Соборной и Четвёртого проспекта. Когда партизаны вошли во двор, они остолбенели от увиденного. В углу двора, под глухой стеной возвышался холм из трупов. Некоторые не успели закоченеть, то есть люди были расстреляны совсем недавно, ви