К ночи Руднев почувствовал, что устал – от работы, от разговоров, от мыслей. И в этой усталости не было привычного покоя, не было награды за свершенное дело. В ординаторской он растянулся на диване и вертелся, как перебитый червь. Ему хотелось пролезть в щель между спинкой и матрасом и исчезнуть в этой тесной темноте. За окном слышался вой, и он тоже не давал Рудневу задремать. Илья поглядел на календарь над столом.
Середина октября. Скоро снег. Скоро день рождения Вани. Руднев поднялся, передвинул рамку на квадрате числа.
На столе, под календарем, он заметил машинку. Илья накрыл ее ладонью, оттянул назад до треска в колесах.
– Начало пути, – сказал он, вспоминая бригаду, свои дежурства на скорой и совсем иную, заслуженную усталость.
Задвигалось пестрыми вспышками прошлое, понесло. Он увидел лицо Саши, ясное и спокойное, увидел баскетбольный мяч, ныряющий в корзину, мелькнула Ванина пижамка с самолетами и облаками. Мысли скользнули в пропасть. Илья очнулся и отпустил машинку. Та разогналась – врезалась в стену.
Снова снаружи послышался вой. Руднев накинул пальто, пошарил по полкам в поисках угощения для собаки. Набрал в карманы печенья и вышел.
Уже пахло снегом. От сухого, холодного воздуха кружилась голова. Илья прошел по больничному двору, посвистывая и подзывая дворнягу. Мерзлые листья с цокотом собачьих когтей побежали следом. Руднев обернулся. Он раздавил, растер один лист в прах. Ветер перестал, и все стало тихо. Он шел в ночи и слышал только свои шаги и свой свист. Он свистел громче, а тишина вокруг делалась глуше. Руднев оказался в сквере.
Там, на скамейке под фонарем сидела босая девочка. Мужская рваная майка была ей вроде платья. Она не смотрела на Илью, и он не хотел, чтобы она смотрела. Он сел на скамью напротив. Голые ноги девочки не касались земли.
– Это ты разбила окно?
– Я, – ответила она.
– Как тебя зовут? – спросил Илья скользким от страха голосом.
– Ася.
– И что ты тут делаешь, Ася?
– Жду.
– Брата?
Ася молчала.
– Костя не придет. Он будет жить, – сказал Илья, сминая в кармане мокрые крошки.
9
На пороге стоял долговязый тип в узких джинсах и салатовом поло.
– Можно войти? – спросил Илья.
– Нет.
– Мне нужно забрать жену.
– Нет.
– Да иди ты!
Илья отодвинул его и вошел в квартиру. Внутри висел туман. Две девушки с немыми глазами курили кальян прямо на полу в прихожей.
В кухне витал запах травы. К табуреткам, выстроенным кругом, примерзло пять демонов. Они мягкими, еле уловимыми движениями передавали друг другу грибок с зажигалкой. Заметив гостя, табуреточники оживились.
– Хочешь? – к Илье повернулся смуглый парень и протянул козу.
Илья остановил его руку.
– Сашу не видели?
– Какого?
– Какую. Девушка. Темненькая, худенькая.
– А! – Смуглый вычистил трубку. Забил по новой. Поджег, втянул все подчистую. Илья ждал, когда он наконец выпустит дым и ответит.
– Ну?
– Не-а, – выдохнул смуглый. – Не видел.
Илья прошелся по квартире. В спальне он увидел, как двое перевернули парня и держат его за ноги, а третий вливает в рот виски. «Давай! Давай!» Бедолага, весь красный, не успевал глотать, и вискарь шел носом. Илья дождался, пока рюмкоглотателя не вернули в нормальное положение, – тот ржал и матерился.
В гостиной собралась дюжина человек. Илья встал за толпой. В центр комнаты вышел парень без одежды. Одной рукой он держал бумажные листы, другой – прикрывал член.
– Внимание! Поэма! «Фелляция и Фелиция»! – услышал Илья не голос, а гром.
Голый поэт читал стихотворение о коротких отношениях юного Мигеля и почтенной Фелиции и вместе с публикой смеялся над рифмой «маразм-оргазм». Происходящее все больше напоминало шабаш. Наконец, когда поэт закончил и под потолком символично разлетелись белые страницы, Илья увидел на подоконнике двух целующихся девушек. Он подошел, подергал одну за штанину.
– Пошли!.. Саша! Идем домой!
Девушки разлепились. Юбка второй была так коротка, что Илье стало неловко смотреть наверх.
– Чего тебе надо?! – крикнула короткая юбка.
Саша что-то сказала ей на ухо. Та скривила лицо и уронила на Илью презрительный взгляд.
– Она никуда не пойдет, муж!
– Я никуда не пойду, муж!!! – засмеялась Саша.
Илья стащил ее с подоконника.
– Ну не сердись! Я же тебе писала. Чего ты, ну?
Саша обняла Илью.
– Ты могла упасть, – только и нашелся что сказать. Ему так хотелось быть твердым, но он чувствовал, что вот-вот заплачет.
Они перешагнули через тела убитых кальяном девиц, толкнули обгашенного швейцара в салатовом поло, который, как и прежде, стоял вместо двери. Вышли на улицу.
Илья поймал такси. В машине Саша трещала без остановки. Она сердилась, она хотела вернуться, чтобы попрощаться с друзьями, с которыми «почувствовала себя настоящей и свободной», обзывала Илью обломщиком, мучителем.
Водила поглядывал в зеркало, проверяя, насколько адекватны его пассажиры. Илья встретил этот взгляд и подумал, что, наверное, он смотрит на Сашу так же – с укором и испугом. Поэтому, именно поэтому она не верит и бежит от него. Илье хотелось оправдаться. Он репетировал, когда искал ее, хотел объясниться, сказать, что любит и желает только лучшего и что своим поведением она унижает его. Но Илья только слушал, зная, что Саша все равно не даст ему сказать и будет твердить свое: негодяй, душитель, и этот спор поднимет в нем новую боль.
– Да в самом деле! Чего это я? – сказала Саша, прервав саму себя. – Я говорю тебе, а ты молчишь. Тебе все по херу! Все! Остановите машину!
Таксист кивнул. Зацокал поворотник.
– Нет-нет, езжайте, – опомнился Илья.
– А почему это ты решаешь?! Остановите!
Машина встала. Саша дернула дверную ручку.
Да, он репетировал. Он подбирал слова и вживался в образ, чтобы, когда найдет ее, выглядеть достойно. Этакий облик мудрого и безмятежного папаши, который не одобряет, но принимает выходки бунтарки-недолетки. И до этого момента у него получалось держать себя в руках.
– Домой! – гаркнул Илья, забыв свою роль. Он сжал ее запястье. – Три! Три дня тебя ищу!
Сашину физиономию перекосило от злости. Она замерла. Повернулась к Илье и спросила:
– Что я вообще делаю с тобой?
Саша хлопнула дверью и, не дожидаясь, когда машина отчалит, пошла в обратном направлении.
Подъезжая к дому Ильи, водитель сказал:
– Не мое дело, конечно, но, знаете, я бы на вашем месте тоже отдохнул. Попарился бы в баньке с друзьями. Съездил бы на рыбалку. Есть у вас друзья?
– Друзья? – спросил его Илья.
Саша вернулась под утро. Хлопнула дверью. Илья вышел в коридор.
– Прости, я не увидела твои удочки. Случайно наступила.
Он поднял сломанный спиннинг.
– Ну что? Теперь будешь меня игнорировать?
Она подняла брови. У нее было совсем юное лицо.
– И даже не будешь пилить, где я была всю ночь?.. Очень на тебя не похоже, – произнесла она придуманным тоном.
На его ладони лежала блесна с тройным крючком, и ему так хотелось сжать кулак.
– Мне нужно собираться. Скоро заедет Заза.
– Там дождь! Похоже, он зарядил на весь день.
Илья надел кеды, собрал в охапку снасти.
– Ну наори хотя бы на меня!
– Саша… Скучно тебе?
Илья долго ждал под козырьком подъезда, а вокруг него лилась вода.
Машина летела по пустой трассе. Заза, навалившись на руль, смотрел в небо.
– На Шелонь поедем. Там должно быть ясно.
Илья согласился. Шелонь – река спокойная, хлебная.
– Ты чего такой? – спросил Заза.
– Какой?
– Прибитый.
– Спать хочу. Всю ночь не спал, – ответил Илья севшим голосом.
– Позавчера рыбак утонул на Шелони, слышал?
Крупные капли разбивались о лобовое стекло.
– Откуда я мог слышать?
Он закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.
– Лодка опрокинулась – и нет человека. Наверно, рыба крупная взяла, или пьяный перевалился. Да, скорее всего, бухой был. Хотя там бывает и крупная. Не нашли еще пока.
– Что?
– Труп еще не нашли. Ты чего такой, а? Ну поспи пока.
Илья смотрел сквозь ресницы на рябь ветвей придорожных берез, и ему казалось, что он не заснет уже никогда.
Его разбудил свист насоса. Заза надувал лодку. Он показал Илье сухие ладони.
– Обогнали дождь! Только ненадолго это! – крикнул Заза. – Сейчас зарядит!
Илья вышел из машины и подождал, опершись на капот, пока отойдут затекшие ноги. С горизонта тянулась смазанная книзу туча.
– Переодевайся. Сети успеем поставить!
Берег темный, рваный, держал сапоги. Завязая в топи, Илья слабо оттолкнулся от земли, повис на корме лодки и забрался со скрипом и грязью внутрь. Лодка рывками поплыла по речке. Илья слушал мерные всплески весел и чувствовал плотный гул воды под ногами. Потом они громко заговорили:
– Сеть от кустов под углом протянем!
– Ну! А следом вторую до мыска. Видишь мысок?
– Бледный ты какой-то, старик!
– Нормальный! Давай на весла сяду.
Пересели. Грести было приятно. Заза приготовил мешок с сетями и, как только лодка подплыла к ивняку, бросил грузило в воду.
– Ровняй! Не спеши.
Илья загребал поочередно то правым, то левым веслом. А то обоими. Глядел на тучу, идущую к ним, на спину брата. Сети тянулись, тянулись, ложились под воду узловатой струной. И так все это виделось красивым и правильным, но некуда было это пристроить. Илья не заметил, как кончились сети и лодка уже без натяжки шла свободно и плавно.
Заза сидел, повернувшись к Илье, и смахивал с красных рук налипшую тину. Он достал из кармана водку, мятый стаканчик.
– Заканчивай траур.
– Она хочет меня бросить, – ответил Илья.
– Та-а-ак?!
Илья подождал, пока Заза нальет. И выпьет. Нет, протянул ему. Теплая водка растеклась во рту.
Заза тоже выпил.
– Знаешь, что меня бесит в вашей парочке?