Думать, как сбежать…
Люди, не воплощением ли жизни они являются? Как много намешано в них, редко и выделишь что-то одно основное. Ненависть граничит с любовью. В телах земля, в лёгких воздух, вода в крови и слезах, пламенные сердца. Сочувствие и жестокость. Долг и предательство. Люди… их любят и ненавидят, они сложные и простые. Не воплощение ли они жизни? В них, кажется, есть всё…
Думать, как сбежать.
Офелию заворожило пламя. Мысли унеслись в прошлое. Воспоминания захлестнули её. Глаза ведьмы защипало от слёз, картинки в её сознании сменяли друг друга, сопровождаясь мучительной тоской по прошлому и ощущением необъяснимого, липкого страха. Прошлое предстало пред её взором, оно горело в огне костра:
«Ночь отступила, солнечный свет прогнал её. Утро холодное. Опадает листва. Только-только закончился дождь, прояснилось небо, но солнце… оно почти не грело. Мокро. Где-то журчит вода. Пахнет гниющей листвой, мокрой землёй, мёрзнувшим лесом. Дом, пахнувший трухлявым деревом, был окружён елями, соснами и крученными дикими яблонями, беспомощно, безнадёжно тянувшимися голыми ветвями к небу, к земле, к другим деревьям, так и не найдя опоры, застывшими в немом крике. Знали эти яблони — не дожить им до весны, грядёт жестокая зима.
— Дорожка… кровавая дорожка, — раздался с лежанки детский голос и женщина растапливающая печь, зябко повела плечами.
— Тебе вновь приснился кошмар? — подошла она к мальчику.
Худенькие пальчики тут же потянули её за прядь светло-серых волос.
— Мне снилось, как я иду по кровавой дорожке, — прошептал он.
Его взгляд стал мутным, задумчивым. Ведьма с беспокойством вгляделась в его худое лицо, синие узоры вен так были видны на его висках и у глаз. У мальчика всегда был болезненный вид, и бледность лица его так подчёркивали чёрные волосы, но стоило свету упасть на них, как некоторые из прядей отливали тёмно-красным цветом, словно вспыхивало в них пламя.
— Сделай так, чтобы я не видел снов, — приподнявшись на постели, попросил он.
Офелия обняла его, и мальчик зарылся лицом в пахнувшие полынью волосы ведьмы.
— Мне нельзя этого делать, — ответила она. — Да и люди должны видеть сны… это часть жизни.
— Но я не человек.
— Кто тебе это сказал? — Офелия присела рядом с ним.
Мальчик стал серьёзен, помрачнел.
— Она сказала мне.
По спине её прошёл холод, Офелия прикрыла глаза.
— Что ещё Она тебе говорила?
— Повторяет каждый раз: «я твоя тьма, я твоя смерть, я твоя жизнь и судьба. Ты мой родной, кровь от крови моей любви, жди меня и зови всегда». А потом Она появляется, тянется ко мне, а дотянуться не может. А я стою перед Ней в белом саване… а потом ухожу по дороге, иду, а под ногами хлюпает горячая кровь. Кровь эта течёт из быков, их головы отрублены, лежат на обочине, а изогнутые рога блестят под светом молний. Я смотрю на небо и вижу… — его голос понизился до хриплого шёпота. — И вижу, что неба нет. Там одна чернота, которая хочет затянуть в себя весь мир. И вот быки исчезают в красном тумане, а кровь с дороги каплями поднимается вверх. Я чувствую, что за мной кто-то стоит. Дует ветер, и я вижу, как на ветру, по обе стороны от меня, развиваются Её чёрные локоны. Знаю, что Она тянется ко мне рукой, чувствую от неё холод и просыпаюсь.
— Карнэ не причинит тебе вреда, — поцеловала ведьма его в горячий лоб. — Ты перестанешь бояться, когда вы поговорите, когда эти сны станут привычны.
— Почему она не может прикоснуться ко мне?
— Смерть защищает тебя, даже я до сих пор ощущаю на тебе её ледяное дыхание. Но когда тебе исполнится девять лет, Смерти придётся отступить, не может она вечно защищать тебя, пусть ты и не простой человек, пусть ты и родной ей.
— Я вообще не человек. Карнэ говорит, что я воплощение магии.
Офелия с трепетом провела по его волосам рукой и проговорила:
— Как бы там ни было, сейчас ты просто мальчик, которого ждут великие дела. Мальчик, который проворочался всю ночь, а для великих дел нужен сон.
Вэриат лёг, отвернулся к стене и замер. Офелия, выходя из комнаты, услышала его шёпот:
— Кровавая дорога, вот, что меня ждёт…»
Рыцари ночи о чём-то переговаривались, кто-то смеялся, кто-то изредка бросал на Офелию неприязненные взгляды, и никто не знал, что она сейчас во власти воспоминаний, что она сейчас не здесь.
«Черепки разбитого кувшина лежали на пыльном полу, осколки окна острыми клыками скалились с подоконника. Разлитая зелень похлёбки ещё булькала в перевёрнутом котелке.
— Немыслимо! — Офелия застыла на пороге.
— Прости, — закрыв руками лицо, сквозь пальцы посмотрел на неё мальчик.
— Ты что наделал? — она вошла в дом и угрожающе нависла над Вэриатом.
— Извини, — произнёс он, но почему-то это прозвучало вопросительно и настороженно.
— Каким образом ты устроил в моём доме хаос?!
— Пусть это останется загадкой, — нагло сказал мальчик и заискивающе улыбнулся своей наставнице по магии.
— Всё здесь уберёшь, — бросила она и стала ждать исполнение своего наказа».
— Держи, — Офелию вырвал из оков памяти голос Айре. Эльфийка вручила пленнице чашу с похлёбкой. — Ты совсем к еде не притронулась, не умри с голода, ты нам живой нужна!
Ведьма брезгливо глянула на похлёбку и выплеснула её в лицо Айре. Эльфийка не успела увернуться и вскрикнула, когда горячая жидкость попала на её смуглую кожу. Ударив Офелию и выругавшись на непонятном для ведьмы языке, Айре ушла приводить себя в порядок, оставив ведьму лежать на земле и смотреть в пламя. Вкус крови от разбитой губы не помешал Офелии вновь вернуться мыслями туда, где ей было хорошо.
«— Давай, помоги мне!
Вэриат подбежал к ней и помог занести в дом охапку дров.
— Холодно как! — Офелия смахнула с себя снег.
— У тебя ресницы обледенели.
— Такие вещи говорить так серьёзно, просто преступление, — ответила она ему и приняла от Вэриата кружку с горячим ароматным отваром.
— Зачем ты ушла среди ночи?
— Ты разве не спал? Я думала, что когда вернусь, ты будешь ещё во власти Карнэ, — ведьма села за стол и прижмурилась, отпив согревающее зелье.
— Так зачем ты уходила? — Вэриат выжидающе смотрел на неё и даже не думал присесть рядом, это немного раздражало Офелию, но дать волю ведьминому характеру она не могла. И не только потому, что перед ней был сын богини, нет, просто к этому мальчику ведьма испытывала привязанность, нежность и тепло.
— Некоторые заклинания творятся в определённое время, в определённых местах, — сказала она, видя, что Вэриат до сих пор ожидает ответа.
— Ладно, — пожал он плечами и подошёл ближе к раскалённой печи.
— Сказал так, будто дал мне разрешение уйти, и неважно, что разрешение запоздалое, — фыркнула ведьма.
Её слова мальчик оставил без внимания. Он стоял и смотрел на связки веточек и соцветий, подвешенных у печи. Вэриат улыбался. Сегодня он выглядел счастливым.
— Я давала тебе задание смешать порошки для заговоров.
— Всё сделал, — кивнул он в сторону лавки, под которой лежали узелки со смешанными растёртыми ядовитыми травами, камнями и костями животных.
— Уверен, что правильно? — строго спросила ведьма.
— Проверь, если сомневаешься, — безразлично ответил Вэриат.
Офелия отвела в сторону вспыхнувший злостью взгляд. Ей не нравилось, когда Вэриат так разговаривал с ней. Веди он себя в такой манере с кем-то другим, Офелию бы это веселило, а так…
— Что случилось? — заметил он перемену в ведьме.
— Ничего, — последовал холодный ответ.
Вэриат подошёл к ней сзади и обнял её.
— От тебя до сих пор холодом веет, — сказал он на ухо Офелии.
Ведьма, накрыв своей холодной ладонью его горячую, закрыла глаза».
А другое воспоминание заставило её судорожно втянуть в себя тёплый летний воздух и рывком сесть, чтобы не провалиться в сон.
«Белки её глаз затянула тьма, будто в Офелию вселились чёрные призраки. Руки ведьмы разведены в стороны, подняты к небу, покрасневшие губы шевелятся от беззвучных заклинаний. Опавшая листва с шелестом разлетается от Офелии, и вот ведьма стоит на голой земле. Под ногами её находится медная глубокая чаша с тлеющими в ней травами.
— Призываю тебя, жертву тебе приношу, молю тебя, не оставь, услышь! — произнесла она и наклонилась к чаше.
Нож, воткнутый в землю, оказался в руках Офелии. Вэриату уже было одиннадцать лет, его более не пугала тьма, ни во сне, ни наяву. Вэриат стоял напротив Офелии и молча наблюдал за её действиями.
Ведьма вскрыла себе вены на запястье. Кровь покрыла тлеющие в чаше травы. Губы ведьмы коснулись медного края, и смешанная с пеплом кровь обожгла её горло. По телу Офелии прошла судорога. Ведьма упала на спину. В широко распахнутых глазах отражались кружащие в небе вороны.
«Время пришло», — вырвался с губ Офелии чужой женский голос.
Этот голос Вэриат часто слышал в своих кошмарах.
«Замок на горе четырёх стихий теперь твой, мой сын».
Офелия поднялась, но взгляд её был отстранён и полностью застлан тьмой.
«Иди за мной, Вэриат, я проведу тебя в твой новый дом. Негоже сыну богини тьмы жить средь леса, в старой хижине. Займи своё место, утверди свою власть, ввергни в страх всё и вся, пусть знают, что у Нижнего мира есть король».
Вэриат шёл за ведьмой, которую вела Карнэ. Он знал, что Офелия погружена в тяжёлый, мучительный сон, от которого страдает не только её разум, но и тело.
Никто, ни зверь, ни человек, ни дети магии, не смели приблизиться к идущим в Нижний мир. Шли они долго, и когда Вэриат оказался у врат замка, Карнэ оставила их. Офелия без сил опустилась на мраморную ступень.
Из глаз ведьмы хлынула кровь. Офелия стала задыхаться. Карнэ не предупредила её о последствиях проведённого обряда.
Вэриат прижал к себе умирающую ведьму. Глаза его стали влажными, но он запретил слезам выйти за пределы век.
— Мама… — его пальцы запутались в волосах Офелии. — Не оставляй меня здесь! — крикнул он, чувствуя, как ведьму бьёт крупная дрожь. — Я возьму на себя всю твою боль. Ты ведь умираешь от боли? Я не умру от неё! Потерплю! Только не оставляй меня, мама, — Вэриат крепче обнял её, надеясь, что чем сильнее станет держать Офелию, тем сложнее смерти будет вырвать её из его рук.