— Но, господин, вам надо копить силы, война вот-вот начнётся! — запротестовала Роук.
— Вот именно, война может скоро начаться и пока этого не произошло, я хочу получить ответы на вопросы. Перенеси Ра, её боль я приму на себя, — и, заметив непонимающий, встревоженный взгляд девушки, Вэриат, уже обращаясь к ней, добавил: — Ты ничего не почувствуешь.
— Вэриат, но я сейчас не… — почти в отчаянье продолжила Роук, но он прервал её:
— Выполняй мой приказ.
— Да, повелитель, — склонилась она.
Косая чёлка закрыла ей лицо, а когда Роук выпрямилась, то вперила в Ра негодующий взгляд.
— Давай руку! — потребовала она.
— А что будет?
— Ничего, — буркнула Роук, и это были последние слова, которые Ра услышала в этот день.
Вечером девушка очнулась и поняла, что лежит на земле, под ней был мягкий плащ Роук. Небо уже потемнело, в нём загорелась первая вечерняя звезда, а облака с горизонта, похожие на тёмные волны, постепенно затягивали собой небесный свод.
Ра приподнялась и огляделась. Роук была неподалёку, она разжигала костёр.
Находились они на небольшом холме, внизу которого раскинулись луга, а сверху стеною стоял лес.
— Как ты? — подошла к девушке Роук.
— Нормально, а ты? — Ра отдала ей плащ, на котором лежала.
— К чему такой вопрос? — она закуталась в свой плащ и насупилась. Роук немного дрожала и, судя по всему, у неё был жар.
— К тому, что ты выглядишь странно.
— Просто устала. Вэриату же всё равно, что мне после ранений тяжело использовать свою силу.
— Ранений? — Ра присела рядом с ней.
Костёр разгорелся, и девушки оказались в кругу его света и тепла.
— Это уже неважно, не спрашивай, — резко ответила Роук и отодвинулась от неё. — Ты отдыхай, хочешь, поешь, — достала она из сумки печенье, — скоро придёт Вэриат, и ночью мы перейдём этот лес, так что тебе долго придётся не спать.
— А почему именно ночью? — Ра откусила кусочек имбирного печенья и Роук протянула ей флягу с… тыквенным соком. Ра улыбнулась.
— Днём через этот лес не пройдёшь, отравиться можно. Здесь много растений, которые под солнечным светом опасны, ядовиты.
Так, разговаривая, они просидели у костра, пока звёзды не усыпали всё небо. Тучи-волны, видимо, передумали разлиться по небосклону и ушли за горизонт.
От раздавшегося вблизи костра хлопка, как от крыльев огромной птицы, Ра подпрыгнула, а вот Роук невозмутимо продолжила глядеть в пляшущие языки пламени. Вскоре Ра услышала шаги, насторожилась, но затем с облегчением выдохнула, когда к ним подошёл Вэриат.
— Тушите огонь, мы уходим.
Пока Роук занималась костром, Ра подошла к Вэриату, взглянула сначала на тёмный лес, куда ей совсем не хотелось идти, затем на короля.
— Ты бледный… даже в темноте видно, — тихим, каким-то извиняющимся голосом, сказала она. Всё-таки перед ней стоял властитель тьмы, а ему про бледность говорят…
— Использовал магию, чтобы вас догнать, да и боль твою на себя принял. Всё-таки чувствую я всё, как человек. Но это ничего страшного, я в порядке.
— Принял мою боль? — вопросительно изогнула она брови.
— Тебя ждала бы смерть, не сделай я этого. Ты могла не выдержать силу Роук, — пояснил Вэриат.
— Обо мне речь? — появилась рядом его слуга, но король уже шёл к лесу и оставил её без ответа.
Ночная прогулка оказалась не так трудна, как представляла Ра, к тому же, если в лесу и были какие-то разумные обитатели, то они предпочитали держаться от властителя тьмы подальше.
Ра старалась не отставать от короля, а вот Роук тащилась позади них. Ра постоянно оглядывалась на неё.
— Ей плохо, — сказала она Вэриату, но тот не ответил.
Когда же Роук споткнулась и упала, король нижнего мира вздохнул, подошёл к ней и поднял её. Он нёс Роук на руках, пока они не вышли на дорогу, когда это случилось, уже теплился рассвет. Он поставил Роук, придержал её за плечи, пока не убедился, что она отдохнула и крепко стоит на ногах, а потом пошёл вниз по дороге.
Роук выглядела счастливой.
***
Безветренность, палящее солнце, на небе ни облачка. Степь. И всюду, куда ни глянь, белым пухом цветут травы. Острые, высокие, зелёные с голубоватым налётом стебельки были увенчаны круглой шапкой из белых пушинок.
— А-фух! А-фух! — конечно, сдуть пушинки можно и беззвучно, но Роук нравилось это делать именно так: громко, наклоняясь к травам, а затем наблюдать, как лёгкий пух поднимается в воздух и медленно оседает на землю.
Роук перебегала в другую сторону и вновь дула на травы. А затем ещё и ещё.
Вэриат наблюдал за ней, чуть щурясь от слепящего солнца, но жара, похоже, ему совсем не мешала. Он терпеливо ждал, пока Ра отдохнёт в тени единственного дерева, попавшегося им на пути.
Ра сидела на своей сумке. Она чувствовала, что её кожа на плечах и лице горит огнём. В другое время ей было бы забавно наблюдать за неугомонной Роук, но сейчас Ра было нехорошо. Из-за жары у неё болела голова и плыло перед глазами. Вэриат, казалось, не обращал на девушку внимания, но Ра знала, что на самом деле он спешит и в нетерпении ждёт её, пусть и выглядит невозмутимым.
— А-фух! — дунула Роук на букет собранных ею трав, и пух разлетелся в стороны, но вскоре из-за отсутствия ветра опустился к её ногам.
Вэриат смотрел, как она носится по пустоши, глаза его были тёплые, голубые, как небо над головой. Лёгкая, едва заметная улыбка скользнула по его губам. Он улыбался лишь уголками губ, но как-то по-доброму, так, как Ра ещё не замечала в нём.
Вэриат коротко и резко сделал рукой выброс в сторону, и от него низко по земле хлынул порыв ветра, который всколыхнул дикие травы.
Над пустошью поднялось облако, белое, осязаемое, мягкое. Пушинки кружились в воздухе, менялись друг с другом местами, взмывали вверх и опускались обратно. Ра на миг почудилось, что это клубится рой невиданных, белых, беззвучных пчёл.
Вэриат не спеша пошёл вперёд, Ра пришлось подняться и пойти за ним. А Роук засмеялась, закричала и, подпрыгивая на месте, захлопала в ладоши.
— Вот это да! Красотища какая! Мой господин, повелитель, посмотрите, какую красоту вы сделали!
Вэриат не оборачиваясь к ней, остановился, Ра стояла за ним на небольшом расстоянии и видела, как он опустил голову. До неё донеслись его слова, властелин тьмы произнёс:
— Не я это сделал, природа… — почему-то его голос был тих и печален. Роук не слышала его слова, она по-прежнему смеялась и пыталась руками разогнать витающий в воздухе пух. Не слышала Роук и того, что Вэриат сказал дальше:
— А я могу лишь так, — и он посмотрел в сторону, где травы ещё не потеряли своего белоснежного убора, и от взгляда властителя тьмы они почернели, будто их опалили огнём.
Ра отступила назад, делая вид, что ничего не заметила, вот только в сердце у неё что-то шелохнулось. Почему-то ей стало очень грустно и жаль… Вэрита с Роук. Почему, Ра и сама не могла объяснить.
Глава тридцать восьмая
«Из людей я снисходительно отношусь лишь к тем, кто с магией рождён и с первых дней своих отличается от остальных. От людей пошли, но выше их. Таких несчастных люди ненавидят, боятся, желают их уничтожить. Конечно, ведь они для них воплощение магии. Но так ли это? На мой взгляд — да. Вэриат такой, нет, он выше таких людей, ведь он мой сын и дорог мне. Вэриат не человек. Пусть его отец и простой смертный, но Вэриат совсем не похож на него, он часть меня. Единственный из всех живущих, кого я считаю достойным моего покровительства. Мне, богини кошмаров, служит воплощение магии, но всё же…
Внутри него я вижу тьму, мне ли бояться её? Смешно. Однако я понимаю, что тьма может скрывать многое, и меня тревожит то, что даже я могу заблудиться во тьме его души, так и не разглядев всего, что находится в ней. А ведь тьма, не ночь, а именно тьма, моя стихия. Да, стихия. Для меня темнота — поток, над которым я имею власть.
Говорят, что я не жива… Рождалась ли я? Быть может моя мать, Дайон, всего лишь увидела меня во сне и высшей магией, пределом её сил, было даровать мне волю к существованию. Я стала реальной, но не живой. Это люди рождаются и живут, у них есть душа, я же сам дух. Есть у всего воплощение, я — воплощение тьмы. Но всё же…
Вэриат, мой сын, живой, и я живу им, моя кровь, моя любовь, он не только воплощение магии, Вэриат — воплощение моей любви.
Способная заглянуть в его душу, пробудить в нём тьму, сгущать её, заставить бурлить в венах, я всё равно не вижу всего, что скрыто в нём, и ненавижу Вэриата за это. Мне не дано понять своего сына и потому не знаю, что же тревожит меня в нём. Что же? Что?
Ладно, к чему сейчас эти размышления? Я поговорю с Вэриатом, как только мне удастся проникнуть в его сон, и разгоню свои волнения.
Как злит то, что я в тюрьме! Так часто бездна кажется мне тесной, хоть она и бесконечна… Порой создаётся впечатление, будто я лечу вниз, но на самом деле я застыла в этой раздирающей пустоте! Но вот картинка и ощущение меняется и меня пронзает боль от холода льда, сковывающего моё тело.
О, как разнообразна бездна! То пламя, то прожигающий камни дождь, то холод и острые, как лезвия, снега! То даль, переливающаяся прекрасными цветами, то пустота, чёрная, непроглядная… Но моё мучение вовсе не в этом.
Воспоминания, от них не уйти, их не запереть ни в одной тюрьме, как и самой не выбраться из самой страшной и опасной тюрьмы — со своих мыслей.
Я помню, помню… Мне не забыть. Вот сверкнула молния, серебряная, слепящая глаза, а я вспоминаю Его».
«— Видишь звёзды? Когда я смотрю на них, то неизбежно тоскую по тебе.
Мужчина с белыми, как лён, волосами, заложив за голову руки, лежал на земле, и в его лазурных глазах отражалось ночное небо.
— Почему?
Прекрасная женщина с чёрными вьющимися волосами лежала рядом с ним, положив голову ему на плечо.
— Потому что твои глаза сверкают куда прекраснее их, — ответил он.
— Ты ведь знаешь, кто я, почему не страшишься меня, не боишься, что я тебя погублю? — её белая рука прошлась по его груди, оставляя на коже едва заметные красные следы.