сердца бывалых артиллеристов. А кадры у нас подобрались замечательные.
К 20 августа формирование подразделений полка было закончено. Ранним утром 24 августа 1-й и 2-й дивизионы и парковая батарея получили приказ: выступить на фронт. Место дислокации — 12 километров восточнее г. Брянска.
Сразу же по прибытии в район сосредоточения командир полка приказал мне явиться к командующему Брянским фронтом генералу А. И. Еременко. Он подчинил дивизион 13-й армии генерала А. М. Городнянского. Ее воины вели тяжелые бои с превосходящими силами противника. Генерал Городнянский поставил дивизиону боевую задачу: нанести удар по противнику в районе Новгород-Северского.
Боевые машины двинулись на огневую позицию на рассвете. С наблюдательного пункта на опушке леса я ясно видел, как фашисты подтягивали танки и пехоту для перехода в атаку. Ровно в 8 часов утра 27 августа дивизион открыл по противнику огонь. Это был наш первый залп.
В воздух взметнулись почти две сотни ракет, оставляя после себя огненные шлейфы. Они падали в скопления танков, автомашин и пехоты. Рвались снаряды в танках и на автомашинах.
Было уничтожено несколько сотен солдат и офицеров, противник потерял 8 танков и более 20 автомашин. Наши пехотинцы, как на чудо, смотрели, что творится в расположении врага.
После залпа дивизион быстро снялся с огневой позиции и отошел в укрытие.
В конце сентября обстановка на фронте стала еще более напряженной. Танки Гудериана рвались к Москве. В эти тяжелые дни дивизион продолжал наносить огневые удары в полосе обороны Брянского фронта. В этой обстановке наш полк, как правило, делился на две части: 1-й и 3-й дивизионы вели боевые действия чаще на левом фланге Брянского фронта, в районе Глухова, а мой, 2-й дивизион принимал участие в боях в центре фронта, в полосе обороны 13-й армии.
5 октября дивизион получил приказ оставить занимаемые позиции и к исходу 6 октября сосредоточиться в районе Белые Берега. Этот район был оборудован в инженерном отношении, хорошо укрыт с воздуха и охранялся специальным стрелковым подразделением. Все дороги, ведущие сюда, за исключением одной, были защищены завалами. Здесь полк пополнялся боеприпасами и продовольствием: приводил в порядок боевую технику и автотранспорт.
Мне с комиссаром дивизиона надлежало явиться в штаб фронта для получения новой боевой задачи. Мы уже знали, что немцы прорвали оборону на левом фланге фронта, там, где находился наш полк, и стремительно наступают на Орел. Связи со штабом полка мы не имели.
Только я хотел отдать распоряжение на марш, как совсем рядом начали рваться мины и снаряды; застрочили вражеские пулеметы. Было ясно: нависла угроза захвата врагом выдвинутой вперед батареи старшего лейтенанта В. С. Черненкова.
Но командир батареи отличался выдержкой, умением быстро оценивать обстановку. Увидев цепи немецких автоматчиков, приближающихся к батарее в сопровождении нескольких танков и бронетранспортеров, Черненков дал команду привести боевые установки в положение «к бою» и, определив на глаз расстояние до цели, подал команду открыть огонь.
Неожиданным и мощным огнем боевых установок наступающий противник был задержан. Используя замешательство врага, мы дали еще залп всем дивизионом, снялись с огневых позиций и сосредоточились в ближайшем лесу.
На другой день я прибыл в штаб фронта. Колонну боевых машин оставил на шоссе Брянск — Карачев. Сижу на террасе, ожидая вызова командующего. И вдруг вижу: на проселочной дороге, совсем рядом, появляется большая группа немецких танков. Головная машина остановилась, открылся люк, и мы отчетливо услышали немецкую речь. Прорвавшиеся немецкие танки! Не зная, что здесь наш штаб, танки проследовали мимо. Но часть из них развернулась на поляне и открыла беспорядочную стрельбу. Было разбито несколько легковых машин, в том числе и наша.
Из окна штаба мы увидели подошедшую колонну немецких грузовиков с пехотой. Разгорелась перестрелка. Вскоре на шум боя подоспел батальон, охранявший подступы к штабу со стороны Карачева. Часть вражеской пехоты была уничтожена, остальные отступили.
Едва наступило затишье, как думы о дивизионе завладели мной. Как там мои боевые товарищи? Они ведь могли наскочить на колонну фашистских танков. Попросил разрешения у командующего фронтом отбыть в свой дивизион и получил согласие. Но в районе сосредоточения Белые Берега я своего дивизиона уже не застал. Распоряжением командующего Западным фронтом он был переброшен в район Кубинки и стал самостоятельной боевой единицей. Другие дивизионы полка в это время поддерживали войска 50-й армии.
В Кубинке нас с шофером встретили с великой радостью — мы уже считались погибшими. Начальник штаба старший лейтенант Г. Т. Фрич доложил обстановку, в которой действовал дивизион.
Между тем на Западном фронте обстановка все более осложнялась. Мотомеханизированные и танковые дивизии противника рвались к Москве. В направлении Дорохова развернулись ожесточенные бои. Мне было приказано связаться с командиром 50-й стрелковой дивизии и действовать совместно.
17 октября вместе с командиром 50-й дивизии мы прибыли в район боевых действий у Вереи. Первый залп мы дали здесь по скоплению танков и мотопехоты на Минском шоссе в районе Можайск — Верея. Разведчики докладывали: на стороне противника наблюдались взрывы боеприпасов и большой пожар.
В последующие дни мы вели огонь по скоплениям противника, наступавшего в районе Дорохова. Огонь дивизиона был очень эффективен. Залпом под Дороховом было уничтожено два танка и несколько транспортных машин, а главное — противник понес большие потери в живой силе и приостановил свое наступление.
26 октября 2-й дивизион поступил в распоряжение 16-й армии. Командующий армией генерал К. К. Рокоссовский принял меня и ознакомил с обстановкой, сложившейся перед фронтом армии. Большое впечатление произвела его спокойная манера разговора с подчиненными, даже в той тяжелой обстановке, в которой оказалась армия.
Дивизион получил задачу действовать в направлении Скирманова, поддерживая оборону 18-й стрелковой дивизии полковника П. Н. Чернышева. С наблюдательного пункта мы организовали тщательное наблюдение за противником и вели подвижную разведку, чтобы изучить расположение противника в Скирманове.
С разведчиком и радистом я решил до рассвета выйти на южную опушку леса. Не доходя до нее, мы увидели немецкие танки с группой солдат. Фашисты, обнаружив нас, открыли орудийный и пулеметный огонь из танков. Используя складки местности и отстреливаясь из автоматов, нам удалось оторваться метров на двести.
Быстро связался с огневой позицией по радио и передал команду открыть огонь по врагу. Цель накрыли очень удачно, было уничтожено несколько танков и десятки вражеских солдат.
Три дня дивизион вел усиленный огонь по району сосредоточения противника в Скирманове. Это село, расположенное в 80 километрах от Москвы на возвышенности, занимало выгодное тактическое положение. Враг плотно расположил свои огневые точки, подступы к позициям защищались танками и орудиями. В соседних деревнях располагались танки и пехота противника.
Обстановка перед фронтом 16-й армии с каждым днем осложнялась. Как известно, фашистское командование готовило сильные удары на флангах Западного фронта, в обход Москвы: на правом крыле — в направлении Клина и Дмитрова, а на левом — Тулы и Коломны. Можно было ожидать и фронтального удара в направлении Истры и Наро-Фоминска. Если бы противник, опираясь на Скирманово, вышел на Волоколамское шоссе, пути сообщения 16-й армии с тылами были бы отрезаны. В этих условиях командующий армией и принял решение нанести контрудар.
Контрудар на Скирманово наносили 50-я кавалерийская дивизия генерала И. А. Плиева, 18-я стрелковая дивизия полковника П. Н. Чернышева, 1-я гвардейская танковая бригада генерала М. Е. Катукова. Контрудар был назначен на 12 ноября.
Несколько дней перед операцией велась тщательная разведка расположения противника, его артиллерийских и минометных батарей, танков и пехоты. Поэтому мы имели точные данные о его основных огневых точках. Я находился в районе села Рождествено на НП вместе с командиром 18-й дивизии: 2-й дивизион поддерживал войска полковника Чернышева.
Утром 12 ноября предрассветную мглу пронзили стрелы РС; вслед за ними огонь открыла артиллерия. Море огня и тучи дыма покрыли вражеские позиции. Воодушевленные мощным огнем, пехота и танки стремительной атакой овладели Скирмановом.
Командующий армией генерал Рокоссовский в своем приказе особо отметил эффективность действия боевых установок РС. Их огнем в бою за Скирманово было уничтожено 17 танков, более 20 минометов, большое число автомашин. Потеряв Скирманово, враг лишился выгодного рубежа.
Но положение под Москвой оставалось очень тяжелым. Во второй половине ноября противник возобновил наступление на волоколамском направлении. Особенно ожесточенные бои шли на левом фланге 16-й армии. Наш дивизион получил задачу: с наступлением темноты выйти в район деревни Деньково и огнем батарей поддержать оборонявшуюся пехоту.
Прибыв сюда с начальником штаба, мы обнаружили, что участок фронта перед нами совсем не прикрыт. Враг беспрепятственно, в любое время, мог двигаться вперед. Личный состав дивизиона скрытно занял огневые позиции и, создав круговую оборону, двое суток отбивал атаки пехоты и танков противника, наступавших из района Давыдково — Гребеньки.
Затем дивизион получил приказ отойти в деревню Румянцево, где оборонялся 518-й стрелковый полк 18-й дивизии. Вместе с 978-м артиллерийским полком мы должны были поддерживать своим огнем наши части. Здесь за пять дней боев наши воины отразили 17 яростных атак противника.
...Враг продолжал рваться к Москве. Когда войска 16-й армии отошли на западный берег Истринского водохранилища, моему дивизиону было приказано занять оборону в районе Истры.
Наблюдательный пункт я расположил на колокольне Ново-Иерусалимского монастыря, а огневые позиции находились в четырех километрах восточнее Истры, на опушке леса. Мы должны были сдерживать наступавшего в этом направлении врага.