События конца сентября — начала октября 1941 года, несмотря на давность, живы и сейчас в моей памяти. Стояли прекрасные солнечные дни. Пахло высохшими травами. В деревнях безлюдно, только кое-где встречались старики, не пожелавшие покинуть свой домашний очаг.
С наблюдательных пунктов я изучал систему обороны и цели противника. Надо сказать, что тогда фашисты не очень маскировались. Что ж, тем лучше! Вместе с начальником артиллерии группы полковником П. Г. Кудрявцевым мы наметили районы и объекты залпового огня для дивизионов полка. День прошел в подготовке и рекогносцировке огневых позиций, проверке материальной части и транспортных средств. А вечером неожиданно пошел сильный дождь, которому, казалось, не будет конца. Дороги взбухли от грязи. Приняли меры: на протекторы задних колес боевых машин надели специальные цепи. Всю ночь гвардейцы делали из прутьев кустарника и очерета фашины, маты, заготавливали доски и колья. Все это в дальнейшем очень пригодилось.
В 2 часа ночи 30 сентября 1-й и 3-й дивизионы вышли на позиции, зарядили установки и были готовы к огневому удару. Штаб полка поддерживал радиосвязь со штабом группы, начальником артиллерии и командиром стрелковой дивизии, в полосе которой располагались огневые позиции полка. Прошел час, со стороны переднего края донесся очень сильный пулеметный и минометный огонь. Стрельба все усиливалась. Штаб стрелковой дивизии сообщил, что противник без артиллерийской подготовки перешел в наступление. Попытки связаться в этот момент по радио с группой были безуспешными. Тогда я решил, поговорив по телефону с командиром дивизии, открыть огонь по запланированным объектам.
Залпы дивизионов легли точно по целям. Тут же началась артиллерийская дуэль, и атака противника заметно ослабла. Но через два часа пошли танки противника. К этому времени радиосвязь с группой была установлена, и начальник артиллерии приказал отвести дивизионы из-под возможного удара.
Уже трое суток гвардейцы были без отдыха. Заснули тут же, у своих машин. В 5 часов утра меня разбудил лейтенант, возглавлявший разведывательный дозор, и сообщил: легкие танки противника двигаются по дороге Эсмань — Севск и примерно через час подойдут к роще, где мы находимся. Обстановка диктовала решение: немедленно поднять полк, выйти за Севск, развернуть его и быть готовым открыть огонь по прорвавшемуся врагу.
Подъезжая к Севску, я заметил на пригорке у дороги несколько легковых машин и начальника артиллерии Дмитриев-Льговской группы полковника П. Г. Кудрявцева. Мы очень обрадовались встрече: в 1925 году мы оба служили в артиллерии 15-й стрелковой Сивашской дивизии. Докладываю о своих намерениях: развернуть полк севернее Севска и огнем нанести поражение танкам противника. Но полковник ответил, что командование фронта требует немедленно сосредоточить полк во фронтовом районе Белые Берега.
Полк в составе 1-го и 3-го дивизионов прибыл в этот район. Там уже находился штаб полка. Здесь я узнал о подвиге лейтенанта Скородумова, того самого, на которого обратил внимание генерал Воронов, проверявший полк под Москвой. Во время марша батарея лейтенанта отстала от дивизиона. В это время внезапно из-за опушки леса вышли танки противника и устремились к стоявшей на дороге батарее. Лейтенант Скородумов приказал развернуть боевые машины и открыть огонь. Два из четырех танков загорелись. Была повреждена боевая машина, несколько человек ранено, в том числе командир батареи. Но он продолжал руководить огнем, пока не был сражен осколком снаряда. Два других танка противника, повернув с дороги, скрылись в лесу.
В полку это был первый случай единоборства боевых машин с танками противника. Я тут же собрал командиров и обсудил с ними, что должны делать расчеты боевых машин, ведя огонь по танкам при самообороне. Как известно, такой огонь с открытых позиций позднее применялся не раз.
Начальник штаба полка доложил, что штаб фронта переместился, куда — он не знал. Район прежнего КП фронта был занят фашистами. Танки Гудериана находились под Орлом. В этих условиях можно было отвести полк в район города Белева и разыскать штаб артиллерии фронта. Но это означало покинуть полосу обороны Брянского фронта, на что мы не имели права.
Скоро выяснилось, что в Карачеве находятся некоторые отделы штаба фронта во главе с начальником тыла генералом Рейтером. Не медля, я установил с ним связь и просил доложить командующему фронтом, что 1-й гвардейский минометный полк готов выполнять огневые задачи, имеет три залпа боеприпасов. Приказ командующего пришел на следующий день. Полк передавали в оперативное подчинение 50-й армии, которая в это время героически сдерживала натиск немецко-фашистских войск.
Этой армией командовал генерал М. Н. Петров, а начальником артиллерии был полковник К. Н. Леселидзе. Они поставили полку боевую задачу — нанести удар по скоплению вражеской пехоты и танков западнее г. Дятьково. Полк, как я уже сказал, имел три залпа. Парковая батарея находилась северо-западнее Орла и в данной обстановке не могла подвезти боеприпасы.
Начались осенние затяжные дожди, грунтовые дороги размыло, боевые машины не могли свободно маневрировать. А напор врага усиливался. Армия с кровопролитными боями медленно отходила с одного рубежа на другой. 11 октября, когда в полку оставалось боеприпасов только на один залп, мы получили приказ выйти в резерв армии. Указанный полку район сосредоточения — восточнее Карачева — ничего хорошего, однако, не сулил. Я предлагал район Крапивны, северо-восточнее Карачева, за правым флангом 50-й армии, что, на мой взгляд, больше отвечало оперативной обстановке, но командарм повторил свой приказ.
12 октября мы должны были, совершив марш с правого фланга армии, форсировать небольшую, но довольно глубокую речку Жиздру у полустанка Рессета. Высланная разведка донесла, что мост очень плохой и возле него большие скопления артиллерии, пехоты, обозов. Когда мы подъехали к речке, взору предстала невеселая картина. У переправы сгрудилось множество боевой техники, транспортных и штабных машин. Пришлось принять решение: дивизионы к переправе не подводить, а развернуть их на огневых позициях и быть готовым к ведению огня; начать переправу, только разведав противоположный берег. Скоро стало ясно, что без боя перейти на ту сторону реки невозможно, но это была единственная возможность вырваться из тисков окружающего нас противника.
К вечеру 12 октября стали появляться разведывательные самолеты противника («рамы»), а утром следующего дня начался артиллерийский обстрел переправы. Складывалась критическая обстановка. На переправу прибыл командарм генерал Петров. Командиры артиллерийских частей, в том числе и я, обратились к нему с просьбой срочно направить саперов для ремонта моста — артиллерия и наши боевые машины не смогут пройти по мосту. Кроме того, мы просили командарма выделить один-два батальона, чтобы захватить на том берегу плацдарм и после ремонта моста обеспечить переправу. Противник за рекой был малочисленный, к переправе не подходил, укрываясь в лесу, и мы могли прорвать его заслоны. Командующий обещал выполнить нашу просьбу. В беседе со мной он тут же, на переправе, высказал опасение по поводу полка, вооруженного совершенно секретными боевыми машинами.
Прибыли саперы, но скоро, не закончив восстановления моста, были переброшены в другое место. Посоветовавшись с командирами дивизионов, мы попытались окончить ремонт моста своими силами. Однако попытка не увенчалась успехом. Настил расходился, два грузовика провалились. Было ясно, что боевые машины полка, орудия других артиллерийских частей по мосту не пройдут. Дивизионы оставались на огневых позициях. Напряжение достигло высшего предела.
Утром 15 октября на переправу снова прибыл командующий армией. Я доложил об огневых задачах, которые выполняли дивизионы полка в полосе армии. Командарм спросил, есть ли в дивизионах боеприпасы. Я ответил, что есть один залп и что в создавшейся обстановке надежд на подвоз боеприпасов из района Орла нет. (Я тогда не знал, что член Военного совета ГМЧ генерал П. А. Дегтярев ведет мне целую колонну машин с боеприпасами, но было уже поздно, Орел попал в руки противника, и по распоряжению Генерального штаба эти боеприпасы под Тулой были переданы командиру 9-го гвардейского минометного полка майору И. А. Шамшину.) После этого командарм вынул из планшетки карту, предложил мне сделать то же самое и поставил полку задачу. Помолчал и негромко сказал: «После выполнения огневой задачи боевые установки 1-го и 3-го дивизионов должны быть уничтожены».
Я был ошеломлен. Еще теплилась надежда спасти боевые машины. Взволнованно доложил командующему, что боевая техника будет уничтожена только после моей гибели. «Я понимаю ваше состояние, командир полка, но Военный совет армии берет на себя всю полноту ответственности за отданный приказ».
Последние залпы двух дивизионов нанесли большие потери противнику. В течение всего дня его напор заметно ослабел. Я собрал командиров и комиссаров дивизионов, командиров батарей и сообщил им о полученном приказе. Надо было видеть состояние моих боевых товарищей, когда я дрожащим голосом сказал им: полк вел бой до последнего снаряда, он выполнил свой долг перед Родиной, а сейчас обстановка требует уничтожения всех боевых машин, ибо возникла реальная угроза захвата их противником; верные своему воинскому знамени, мы должны выполнить приказ командования.
Под руководством командиров и комиссаров дивизионов боевые машины были уничтожены. Не могу не упомянуть здесь о подвиге пиротехника одной из батарей лейтенанта П. А. Сидорова. Увидев, что запал взрывчатки в последней боевой машине не сработал, он бросился к ней, устранил неисправность и под пулеметным огнем противника побежал в укрытие, но через какое-то мгновение, раненный, упал. В тот же миг раздался взрыв.
Полк остался без машин и боеприпасов, но, вооруженный пулеметами и автоматами, был способен вести боевые действия.
День подходил к концу. На противоположном берегу слышалась беспрерывная пулеметная и минометная стрельба. Мы знали, что без боя нам не удастся перейти мост. Автоматы и пулеметы еще раз были тщательно осмотрены, диски подзаряжены. Уже в темноте начали переправу. К этому времени один из стрелковых батальонов овладел небольшим плацдармом на противоположном берегу и прочно его удерживал. К переправе примыкал большой лес, и бойцы, перешедшие мост, скрывались в нем. Началась беспорядочная стрельба минометов противника. Разрывы освещали лес. Появились раненые и убитые. Мы отвечали огнем автоматов и пулеметов.