Другую заметку написал Николай Задаенный — о Матвееве. «Старичок» — ему более сорока лет — воюет безупречно. Ивана Васильевича мучает язва желудка, но, что поделаешь, идет война.
19 января. Появились пленные. Идут с поднятыми руками, замотанные в одеяла. И о чем бы их ни спрашивали, отвечают одно: «Гитлер капут...»
Все эти дни живем под открытым небом. А мороз и ветер. Земля промерзла более чем на полтора метра, и не то что землянку, даже окопчик для укрытия трудно продолбить. Но ничего, выдержим! Все озабочены одним: сильнее бить врага.
В этих трудностях человек анализирует, так ли он жил раньше, все ли делал как следует. Вот орудийный номер Василий Воленко, сильный, с сутуловатыми плечами тракторист из Ростовской области. У него широкое лицо, улыбка с хитрецой. Медлительный и в движениях, и в разговоре. Василий говорит: «Соскучился по жене Фросе. А ведь бывало и ругал ее ни за что, и обижал зря. Вспомню, больно становится. Если вернусь домой, Фрося, моя дорогая, и слова от меня плохого не услышишь!»
Но впереди еще бои и бои.
27 января. Сегодня получил письмо из Н-ского московского завода. Оказывается, моя зарисовка о славных боевых делах наших гвардейцев, которую я послал в «Комсомольскую правду», напечатана. Работница завода комсомолка Аня Вишнякова пишет, что перед сменой молодые рабочие читали мою зарисовку; рядом с фамилией автора стоял и номер полевой почты нашей части. Девушка в своем письме сообщает:
«Наше предприятие одно из передовых в Москве, оно награждено переходящим Красным знаменем Государственного Комитета Обороны. У нас нет рабочих, которые не выполняли бы сменных норм. Даже юноши и девушки, которым по шестнадцать лет, и те дают по полторы-две нормы. Многие из них, чтобы больше выпустить продукции, даже домой не ездят, ночуют на ящиках, прямо в цехах. Москвичи живут одной мечтой: все для фронта, все для победы над врагом!
В газете Вы рассказываете о лучших гвардейцах части. А я хочу рассказать о лучших гвардейцах тыла, о тех, кто кует оружие для фронта. Братья Бугаевы, Коля и Петя. Близнецы, им по шестнадцать лет. Оба комсомольцы, работают очень хорошо, имеют благодарности и премии. Федя Коротенков, тоже комсомолец, пришел из ФЗО, все делает так, что любо посмотреть. И девушки не отстают от ребят. Это можно сказать о Рае Удолинкиной, Анне Черпаковой, Люсе Степичевой и о многих других. По соседству с нами живет инвалид Гудалов. Во время налета немцев на Москву летом прошлого года ему осколком бомбы оторвало ногу. Человек имел средства на покупку инвалидной коляски, но отказался от нее и все деньги, которые у него были, сдал в Фонд Красной Армии. Ходит после лечения на костылях и снова работает на заводе слесарем».
28 января. Наш полк сосредоточился в районе Городища; поддерживая стрелковую дивизию, он участвует в боях по уничтожению северной группировки противника. В эти дни все наши гвардейцы стали своеобразными летчиками, живут в больших транспортных самолетах, оставленных фашистами на аэродроме, — теперь здесь огневая позиция нашего дивизиона. Установили «буржуйки», для дымоходов сделали в самолетах отверстия и греемся в свое удовольствие.
Из нашей батареи только двое дежурят в кабине боевой машины — командир и водитель. Остальные наслаждаются отдыхом в тепле. Оглядываю своих друзей. Костя Нетунаев, мастер на все руки. До войны он работал слесарем на заводе в Свердловской области, а теперь — орудийный мастер. Читает письмо и радостно улыбается. Люблю наблюдать, как солдаты читают письма. Вот человек нахмурился, печальными стали глаза; а то улыбнется или засмеется — видать, развеселили известия земляков. Да, очень мы, фронтовики, соскучились по родному дому...
31 января. Интересный случай: несколько фашистских транспортных самолетов пытались пробиться к своим окруженным войскам. Наши зенитчики открыли огонь, самолеты развернулись обратно, но один из них сбросил груз в нашей зоне. Несколько мешков попало прямо в лагерь немцев-военнопленных. И что оказалось в этих мешках? Железные кресты недобитому воинству! Смеялись не только наши бойцы, но и пленные гитлеровцы. Правда, их смех был смехом сквозь слезы.
1 февраля. Едем на огневую позицию. Дороги занесло снегом, свернешь хоть чуть-чуть в сторону — забуксуешь... Впереди стоит машина, застрявшая в снегу. На прицепе тяжелое орудие. Бойцы дружно расчищают лопатами снег. Ветер рвет его прямо с лопат и уносит в открытую степь. В кабине машины, упершись головой в лобовое стекло, уже успел задремать младший лейтенант. В это время к машине подошел, прихрамывая, с палкой в руке, подполковник с эмблемой пехотинца. Закричал на бойцов, что они создали на дороге пробку. Увидев спящего в кабине, резким движением рванул дверку. Ну, думаю, сейчас получит младший лейтенант разнос. Пусть, как говорится, не спит на ходу.
— Ну-ка, вылезайте, я научу вас, как надо колонну вести!
И толкнул младшего лейтенанта в бок.
Тот, еще сонный, в одно мгновение выскочил из кабины.
— ...Саша?! Ты?!
У подполковника выпала из рук палка,
— Сынок!
Два сталинградца стояли, обняв друг друга.
— Да ты скоро отца догонишь!
Сын наклонился, подал ему палку.
— Ерунда! Касательное, ниже колена, — сказал подполковник.
Они сели в кабину. О чем-то оживленно говорили, смеялись. Глаза их светились счастьем. Их можно было понять: встретиться на войне отцу с сыном!
2 февраля. Ура! Вчера вечером дали последние залпы. Немцы капитулируют. Бойцы обнимали друг друга, целовались. Состоялся митинг. Говорили коротко. Да и что говорить? Ведь победа ковалась нашими руками. Прошли ад из огня и железного крошева. Но вынесли, и поставили врага на колени!
На митинге вспомнили славных своих командиров, начальника штаба дивизиона Дятлова, командиров батарей Соломко, Хомутова, Малеева, Долгих, многих младших командиров и бойцов, которым не пришлось дожить до нашего торжества.
...Оставлены огневые позиции. Прощай, родная волжская земля, так щедро смоченная кровью твоих сынов. Едем в хутор Вертячий, где находятся наши тылы. Пробиться трудно, почти невозможно. Все дороги забиты пленными, идут и идут без конца. Истощены до предела. Довоевались. Вот бы их фюрера сюда, посмотрел бы на своих завоевателей!
И. Н. Радченко. Во имя жизни на земле
И. Н. Радченко, полковник в отставке
Два года моей фронтовой биографии были связаны с 4-м гвардейским минометным полком, сформированным в августе 1941 года под Москвой.
Возглавлял полк майор А. И. Нестеренко — требовательный к себе и к подчиненным командир, уже познавший всю тяжесть войны, заслуживший не одну боевую награду. В то же время ему были свойственны скромность и даже застенчивость. Мы стали друзьями. Я был комиссаром полка.
Боевая история нашего полка началась на Украине, под Полтавой, куда полк прибыл из Москвы своим ходом, совершив почти тысячекилометровый форсированный марш. 38-я армия, которой придавался полк, с кровопролитными боями выходила из окружения, занимая новые оборонительные рубежи.
22 сентября 1941 года мы вышли в район Диканьки поддерживать измотанную в боях 14-ю кавалерийскую дивизию, которой командовал генерал В. Д. Крюченкин. Дивизионы заняли боевые порядки. Командиры с разведчиками и связистами находились на наблюдательных пунктах.
На переднем крае обороны врага скапливались танковые, кавалерийские и пехотные части. Наши командиры и разведчики засекли сосредоточение фашистов в урочище Переруб и на хуторах западнее леса. Противник не маскировался. Мы видели, как солдаты режут селянский скот и птицу, трапезничают. До нашего слуха доносились рев моторов и музыка.
Утром 25 сентября вражеский лагерь зашевелился, как пчелиный улей.
Командир полка отдал приказ о боевой готовности и запросил у начальника опергруппы разрешение открыть огонь.
Противник уже заканчивал подготовку к атаке. Позвонили из штаба фронта и потребовали не предпринимать ничего, ждать приезда командующего, маршала С. К. Тимошенко. А над нами уже появилась «рама». Значит, скоро фашисты начнут огневой налет.
Я взволнованно сказал Нестеренко:
— Алексей Иванович, надо наносить упреждающий удар! Звони генералу Крюченкину и подавай команду на открытие огня.
Но не успел телефонист вызвать к проводу комдива, как с восточной окраины Диканьки полыхнул огонь дивизиона капитана Худяка. Он увидел, что фашисты лавиной двинулись на наши позиции, и, не дождавшись разрешения, скомандовал: «Огонь!» За ним открыли огонь и другие дивизионы полка.
Сотрясалась земля, огневые позиции дивизионов окутались дымом. Когда ветер рассеял дым, мы увидели с НП, что сотворил наш огневой налет. Враг уже не помышлял об атаке.
Долго еще слышались взрывы горящих боеприпасов и горючего. Горели лес, машины, строения... А мы с Алексеем Ивановичем переживали тяжелые минуты, досадуя на самовольный залп.
В конце дня приехал маршал С. К. Тимошенко, его сопровождали члены Военного совета ГМЧ фронта. Результаты залпов произвели такое впечатление, что командование фронта не вспомнило о нашем проступке.
Ночью дивизион капитана Василевича произвел огневой налет по врагу в районе селения Стасевка. Залп наблюдал маршал Тимошенко. Ночная стрельба наших боевых машин была еще более эффектной.
На второй день, 26 сентября, кавалеристы начали наступление. Большого сопротивления противник не оказывал. Он спешно организовал оборону под Полтавой. Отдельные кавалерийские части за день прошли до 20 километров, взяли пленных и трофеи.
Гвардейцы гордились мощью своего оружия и не сомневались в успехе боя. Однако воевать было нелегко: не было боевого опыта, не существовало подробных наставлений и отработанных правил стрельбы. Наши командиры не имели права самостоятельно открывать огонь. Иногда приходилось, рискуя быть наказанным, нарушать инструкцию. И это оправдывалось обстоятельствами. Бывало и по-другому...