Майор Шмелев приказал старшему лейтенанту продолжать наблюдение и докладывать. Попросил успокоить пехотинцев. Фашисты будут уничтожены залпом дивизиона.
Гвардейцы выводили свои боевые машины на огневые позиции. Командир дивизиона Шмелев сам готовил исходные данные для стрельбы. Передал Новикову координаты рубежа огня. Все делалось быстро, но мне казалось, что время застыло на месте. Росла тревога: каждую минуту может начаться налет авиации на боевые машины.
Радист передал сообщение Новикова о приближении танков к условному рубежу. А с огневой позиции все еще не было доклада о готовности.
Командир дивизиона успокаивал: огневики успеют изготовиться к стрельбе. «Старший на огневой позиции Емельянов не подведет!» И в самом деле, старший лейтенант Н. П. Емельянов вскоре доложил о готовности дивизиона.
Огневой налет был удачен. Многие танки загорелись, другие остановились, а несколько больших танков... разлетелось в щепки в буквальном смысле этого слова. Дело в том, что фашисты под Сталинградом часто придумывали устрашающие эффекты — то пустые бочки, то плуги, то бороны бросали со свистом и воем с самолетов. На сей раз они понаделали фанерных танков большого размера и волокли их на буксире или везли как надстройку на машинах. Не помогло!
Подтянув свежие силы, фашисты еще много раз бросались в атаки с рубежа Абганерово — Плодовитое. Однако к 10 августа 1942 года нашим войскам удалось разгромить большую вражескую группировку и восстановить оборону 64-й армии на участках 157-й, 126-й, 38-й и других стрелковых дивизий.
В ночь на 20 августа полк совершил форсированный марш в полосу обороны 62-й армии и участвовал в тяжелых боях на рубеже Песковатка — Вертячий. Штаб полка разместился севернее селения Карповка, а боевой порядок развернулся на возвышенностях между Песковаткой и Вертячим. Разведка немедленно начала изучение противника, была установлена связь с ближайшими обороняющимися стрелковыми частями. Они уже давно вели непрерывные изнурительные бои и сильно измотались. Обстановка создалась крайне напряженная. Авиация и артиллерия противника бомбили и обстреливали наши войска, а местность лежала открытая, и единственным спасением были окопы, быстро вырытые гвардейцами в балках.
Выжидательные позиции боевых машин всех трех дивизионов и транспортных машин, подвозивших боеприпасы, пришлось расположить в одном небольшом районе, чтобы его мог прикрыть зенитный дивизион полка. Орудийная батарея старшего лейтенанта Кувшинова, батарея счетверенных пулеметов старшего лейтенанта Горобца и взводы ПВО дивизионов неустанно вели огонь по атакующим «юнкерсам» и «мессершмиттам». Нагревались докрасна стволы орудий и пулеметных установок. Минометчики и зенитчики несли потери, но огонь не прекращался.
Помогали и противотанковые ружья. Самые отважные стрелки ставили сошки ПТР на бруствер окопа или на борт машины и стреляли по пикирующим самолетам. За пять дней гвардейцы полка сбили девять вражеских самолетов.
Наши разведчики непрерывно наблюдали переправу в районе Песковатки и Вертячего, скопления танков, бронемашин и мотопехоты как в балках на правом берегу Дона, так и переправившихся на левый берег, определяли координаты целей, вызывали огонь батарей. В эти дни дивизионы вели огонь на полную мощь.
22 августа разведывательный самолет противника навел на наше расположение большую группу «юнкерсов». Налет был отбит, но некоторым стервятникам удалось сбросить бомбы. В электропроводку одной из боевых машин попал осколок и замкнул электроцепь, от этого с направляющей сошла ракета и, ударившись взрывателем о бруствер окопа, взорвалась. Сдетонировали другие 15 ракет. Разнесло боевую машину, убило ее командира старшего сержанта Мельникова и заряжающего рядового Медянина.
Памятен день 23 августа 1942 года, когда гитлеровцам удалось выйти к Волге севернее Сталинграда... Ранним утром на нашу оборону посыпались мины и снаряды. 30 минут взрывы сотрясали оборонительные сооружения. Вражеская авиация закрыла небо. Восходящее солнце потонуло в клубах дыма и пыли. Но мы продолжали следить за противником. После артналета и бомбежки показались танки.
Вражеская авиация волна за волной бомбила все без разбора в восьмикилометровом «коридоре», по которому затем двигались большие колонны танков, машин с пехотой, артиллерия. Нам удалось наладить разведку южнее этого «коридора». Целей было много, и наш полк вел интенсивный огонь по колоннам противника. Транспортные машины не успевали подвозить боеприпасы.
Горели танки, броневики, машины врага, гибла пехота. Но фашисты рвались к Волге.
В этот день сложилась весьма своеобразная ситуация. Противник сосредоточил все свое внимание на узком «коридоре» и совсем не трогал наших машин. Мы непрерывно маневрировали, над нами пролетали вражеские самолеты и не бомбили. Пользуясь этим обстоятельством, мы били фашистов почти безнаказанно.
Стоят перед глазами многие другие, очень тяжелые эпизоды в героической обороне Сталинграда. Гвардейцы 4-го ГМП поддерживали бои отрядов ополчения, спешно сформированных и направленных на север от Сталинграда на танках, отремонтированных самими сталинградцами. Они тушили пожары, помогали эвакуировать детей, женщин и стариков из горящего города. На поле боя нашему полку было вручено знамя города Сталинграда.
В октябре мы почувствовали, наконец, заметное облегчение. Опергруппа гвардейских минометных частей фронта получила пополнение, вооруженное более мощными реактивными снарядами.
Произошли изменения в руководстве полка. Подполковника Н. В. Воробьева назначили командиром гвардейской тяжелой минометной бригады М-30, а меня — командиром 4-го ГМП; комиссаром полка был утвержден майор М. В. Пентюхин.
В суровые дни боевых испытаний под Сталинградом многие гвардейцы вступали в партию. Полк стал на 90 процентов партийно-комсомольским.
Гвардейцев воодушевляло прибытие под Сталинград свежих войск. По всему чувствовалось: настает пора гнать фашистов с нашей земли, и гвардейцы с полной ответственностью готовились к этой великой миссии.
За три дня до генерального наступления наших войск под Сталинградом мы доложили начальнику опергруппы ГМЧ фронта генералу А. Д. Зубанову о необходимости вести по противнику ночной беспокоящий огонь отдель-
ными кочующими БМ. Командование фронта утвердило наш план. Эффект получился внушительный. С началом темноты и до рассвета отдельные боевые машины передвигались вдоль фронта 64-й и 57-й армий и через каждые полчаса производили залп по местам скопления фашистских войск, их штабам, складам, узлам связи.
Больших потерь от такого налета противник не нес, но морально изматывался до предела. В самом деле, представьте себе: на фронте в 50 километров всю ночь непрерывно то там, то тут взмываются огненные хвосты ракет, освещая своим заревом округу и сотрясая воздух взрывами. Создавалось впечатление, будто в обстреле участвует множество боевых машин. А фактически их было всего двенадцать.
В операции по окружению сталинградской группировки гитлеровцев наш полк участвовал в составе 57-й армии. 20 ноября 1942 года своим залпом он открыл артиллерийскую подготовку. Тысячи орудий и минометов, сотни БМ и самолетов около часа взламывали, разрушали оборонительные сооружения врага, уничтожали его солдат, оружие, боевую технику. Стонала земля, содрогался воздух, наполненный гарью, пылью и смрадом.
Как только 4-й механизированный корпус был введен в прорыв, наш полк получил задачу поддержать его боевые действия. Огневыми налетами гвардейцы подавляли узлы сопротивления врага в глубоком тылу. 22 ноября 1942 года наши части продвинулись на десятки километров вперед. Вражеские дивизии были смяты.
...На исходе дня я возвращался в штаб полка и заблудился. Местность открытая, ориентиров заметных нет. Уже начало темнеть, как мы заметили в большой балке какую-то войсковую часть. Я вел машину, шофер И. Г. Черкашин и адъютант А. К. Бодряшев стояли на подножках. В кузове находились разведчики. Я направил машину к балке.
— Товарищ подполковник, впереди румыны! — вдруг крикнул адъютант. Резко торможу машину, командую: «К бою!»
Соскочили, залегли, приготовили автоматы и пулемет к стрельбе. Заметил, что румыны смотрят на нас спокойно, без суеты, и приказал не стрелять. Тут же показался румынский офицер, подняв белый платок. Я пошел к румынам, предупредив гвардейцев быть начеку. Сошлись на полпути. Румынский офицер приложил два пальца к головному убору, стал что-то говорить. Потом он снял свое оружие и подал мне. Стало ясно, что они сдаются в плен.
Тут же выяснилось, что он немного говорит по-немецки, я тоже знал этот язык, хотя и не лучше его. Понял: офицер, командир артполка, желает сдать свой полк в плен. Советник, немецкий офицер, арестован.
В блокноте офицера я засвидетельствовал сдачу полка в плен и приказал с рассветом двигаться в направлении Сталинграда к деревне Ивановке. Прочертил на его карте маршрут, приказал сложить оружие в машины, колонне иметь белые флаги. Захватив с собой начальника штаба румынского полка и немецкого офицера, поздно ночью мы приехали в штаб.
4-м гвардейским минометным полком я командовал до мая 1943 года, а после освобождения Ростова был назначен заместителем начальника опергруппы ГМЧ Южного фронта. Всего два месяца довелось мне воевать под непосредственным начальством энергичного и талантливого генерал-майора артиллерии Александра Дмитриевича Зубанова. Он трагически погиб при рекогносцировке рубежа фронтовой операции на реке Миус. Я был ранен вместе с ним. Меня назначили исполнять обязанности начальника опергруппы ГМЧ фронта.
Полк я сдал майору А. Д. Шмелеву (он погиб в бою на реке Миус 20 июля 1943 г.). После него полком командовал гвардии майор А. А. Попов, затем подполковник М. В. Холошенко. На завершающем этапе войны полк водили в бой замечательные, мужественные гвардейцы полковник И. Ф. Диброва и его заместитель подполковник М. А. Гуськов.
Указами Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками полк был награжден орденом Красного Знамени; за героическую оборону Сталинграда — орденом Ленина. Приказом Верховного главнокомандующего № 136 от 25 мая 1944 года за освобождение Севастополя полку было присвоено наименование «Севастопольский».