Командующий артиллерией дивизии ознакомил меня с обстановкой:
— Положение в полосе обороны дивизии напряженное, фашисты ведут разведку по всему фронту обороны, пробуют лед на реке, перегруппировываются и в любой момент могут попытаться переправиться через Донец.
Дав мне ряд указаний по выбору района огневых позиций и установлению связи, он закончил разговор:
— Действуй!
В дивизионе вместе с новым начальником штаба старшим лейтенантом Н. И. Котенковым мы приступили к разработке плана. Я был близко знаком с этим человеком, мы с ним начинали служить командирами батарей в одном дивизионе и хорошо понимали друг друга. После короткого обмена мнениями решили временно использовать принцип кочующих орудий.
Доложили свой план командиру полка и командующему артиллерией дивизии. Получили одобрение. Оставалось провести необходимые подготовительные работы, чем и занялся штаб дивизиона. Вскоре получили снаряды и горючее; их доставил в сложных условиях энергичный, пользовавшийся большим уважением в полку старший лейтенант В. Г. Ильин.
Огневые позиции в полосе дивизии были рассредоточены по фронту и в глубину. Отдельные из них были выбраны непосредственно вблизи берега — на случай, если возникнет необходимость стрельбы по более отдаленным целям.
Планшет покрылся сетью огневых позиций и целей. Одновременно устанавливалась проводная связь и связь по радио, велось круглосуточное наблюдение.
От наших залпов фашисты потеряли покой. Огневые налеты следовали один за другим и иногда сразу с двух или трех мест, по целям, обнаруженным с наблюдательного пункта.
Фашисты делали выводы о большом количестве реактивной артиллерии, и это отбивало у них охоту к активным действиям.
Наша огневая поддержка стрелковых частей делала свое дело. Безнаказанные действия врага прекратились, особенно на участке близ населенных пунктов Хатомля и Мартовая, где он раньше чувствовал себя весьма вольготно.
...Перед рассветом 12 марта меня срочно вызвал к телефону командующий артиллерией дивизии.
Оказалось, фашисты стянули в район Пятницкого крупные силы пехоты и танков. Это селение находилось примерно в восьми километрах от Донца, что соответствовало почти предельной дальности нашей стрельбы.
— Сможешь дать залп? — спросил командующий.
Я ответил, что, пользуясь предрассветным временем и низким туманом, выведу технику в район боевого охранения; оттуда смогу достать до цели. Командующий одобрил мои предложения.
— Примите все меры к скрытному выдвижению и сохранению техники‚ — сказал он.
Вот тут и пригодились наши огневые позиции, выбранные у реки, с которых мы еще не вели огонь. Одна за другой машины со снарядами на направляющих подошли к переднему краю. Еще на пути к огневым позициям наводчики и вторые номера на ходу поднимали фермы, устанавливали прицелы.
Предрассветную тишину потряс залп РС. Как бы обгоняя друг друга, ракеты понеслись к цели. А наводчики и вторые номера расчетов уже приводили свои установки в походное положение, боевые машины разворачивались и уходили с огневых позиций. Нужно было удалиться до того, как фашисты опомнятся и откроют огонь.
На этот раз нас чуть не постигла неудача. Отъехав метров на триста, передняя боевая машина угодила колесами в окоп. Пока ее вытаскивали, забрезжил рассвет, начал рассеиваться туман. Противник открыл шквальный огонь, но мы все же успели взять установку на буксир, на максимальной скорости проскочили полосу разрывов снарядов и добрались до основных огневых позиций.
Более двадцати дней боевые машины дивизиона действовали по принципу кочующих орудий. Общий урон, нанесенный нашим огнем, установить было трудно, но об эффективности можно было судить по изменению тактики фашистов. Их активные действия в полосе дивизии прекратились.
Тем временем из резерва подошли новые части. Началось создание глубоко эшелонированной обороны и накопление сил. Так продолжалось всю весну и начало лета 1943 года — до начала Курской битвы, в ходе которой полк вместе с частями 57-й армии форсировал Северский Донец и участвовал в освобождении Левобережной Украины.
С переходом наших войск к обороне на новых рубежах 303-й ГМП был передан 1-му Белорусскому фронту.
Д. И. Ермольчик. На Малой земле
Д. И. Ермольчик, генерал-майор
Мне довелось воевать здесь, командуя 3-м отдельным гвардейским горным минометным дивизионом.
В конце 1942 года положение на Северо-Кавказском фронте сложилось исключительно тяжелое. Враг захватил Таманский полуостров, Новороссийск, фашистские войска рвались в Закавказье. И самым благоприятным направлением для их наступления был путь вдоль берега моря, к Туапсе и Сочи. Здесь шли ожесточенные бои.
Удержав за собой восточный берег Цемесской бухты, советские войска не дали врагу возможности использовать Новороссийский порт. После яростных боев продвижение противника в предгорьях Кавказа было также остановлено. В начале февраля 1943 года Черноморская группа войск Северо-Кавказского фронта и Черноморский флот получили приказ — нанести совместный удар по врагу.
Предстояло перейти в наступление северо-восточнее Новороссийска. Согласно задуманному плану готовился морской десант. Подготовка этого десанта возлагалась в основном на 18-ю армию, в нем должны были участвовать 83-я и 255-я бригады морской пехоты, общевойсковые части и соединения, артиллерийские части и три вновь сформированных отдельных гвардейских минометных горных дивизиона.
4 февраля 1943 года небольшому десантному отряду под командованием майора Ц. Л. Куникова удалось закрепиться на побережье в районе Станички, на окраине Новороссийска. Вслед за ним и моряками 83-й бригады морской пехоты ночью 11 февраля вместе со стрелковыми подразделениями погрузился в Геленджике на транспорты «Земляк» и «Тракторист» наш 3-й дивизион.
В море вышли в сопровождении торпедных катеров. Но высадиться на Малую землю в ту ночь не удалось. Противник обнаружил нас и потопил «Тракториста». На нем погибли боевые товарищи, в том числе комиссар дивизиона капитан Федор Новосад.
Второй транспорт — «Земляк», на котором находились две батареи, наткнулся на подводную скалу, получил повреждение и вынужден был вернуться в Геленджик.
За сутки дивизион был доукомплектован, и в ночь на 12 февраля в Геленджикской бухте отряд кораблей вновь принял десантные части. В море они взяли курс на Цемесскую бухту. Миновали Кабардинку. Шли вдоль высокого берега, который укрывал от огня фашистской артиллерии.
Огонь противника с каждой минутой становился все плотнее. Район высадки непрерывно освещали ракеты. Авиация, шестиствольные немецкие минометы и артиллерия обстреливали наши мотоботы с бойцами и техникой. С западной окраины села Федотовка и скатов горы Мысхако били заранее пристрелявшиеся вражеские батареи. А выдвинутые противником в район поселка Лагерный крупнокалиберные пулеметы не давали высадившимся десантникам поднять голову.
В 6 часов утра по условному сигналу бросились в атаку все десантные части, действовавшие на Мысхако в районе Станички. Вступил в бой и наш горный дивизион.
Вскоре мы услышали взрывы ручных гранат, автоматные очереди и мощное «ура» — моряки 83-й бригады ворвались в траншею противника. Несмотря на ожесточенное сопротивление, наши десантники выбили его из поселка Лагерный и Алексино и продолжали продвигаться в глубину вражеской обороны — на возвышенность, где находились аэродром и поселок Мысхако.
Появление горных «катюш» в боевых порядках стрелковых подразделений, внезапные залпы реактивных установок наносили врагу большой урон, воодушевляли наших бойцов. Чтобы сохранить свои батареи и с наибольшим эффектом использовать их, мы, изучив особенности рельефа местности, вопреки установившимся правилам, выбирали огневые позиции вблизи переднего края обороны, поскольку эта полоса противником почти не просматривалась и меньше подвергалась артиллерийскому и минометному обстрелу.
Незаметно для противника, по траншеям, ходам сообщения малогабаритные установки переносились и устанавливались в 300 — 400 метрах от переднего края. Таким же путем доставлялись боеприпасы.
...Семь месяцев самоотверженно дрались с превосходящим по силе врагом защитники Мысхако. Были дни, когда фашисты делали по 700 — 800 самолето-вылетов на наш плацдарм площадью 30 квадратных километров. Непрерывно обстреливала артиллерия, атаковали танки.
Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, вспоминая о своем пребывании в 18-й десантной армии, писал: «Всех нас тогда беспокоил один вопрос, выдержат ли советские воины испытания, выпавшие на их долю в неравной борьбе с врагом, который день и ночь наносил воздушные удары и вел артиллерийский обстрел по защитникам этого плацдарма».
Боевой дух десантников был исключительно высок. В воспитании их железной стойкости большую роль сыграла партийно-политическая работа, которую проводили в войсках командиры и политработники всех рангов, партийные и комсомольские организации.
На Малой земле мы часто видели Леонида Ильича Брежнева. Первый раз мне довелось с ним встретиться в исключительно сложной обстановке в двадцатых числах апреля на командном пункте одного из батальонов 83-й морской бригады. Проходя по окопам, он то с деловой озабоченностью, то с юмором беседовал с бойцами. Десантники видели, что с ними говорит внимательный к солдатским нуждам и заботливый военачальник.
На КП батальона Леонид Ильич провел совещание с командирами и политработниками, призвал продержаться еще немного, сообщил нам, что в штаб 18-й армии прибыли Г. К. Жуков и Н. Н. Воронов.
Нам стало ясно, что прибытие представителей Ставки Верховного Главнокомандования связано с подготовкой прорыва. Впечатление оказалось верным. Первое, что мы все вскоре ощутили, — превосходство в воздухе наших истребителей, бомбардировщиков, штурмовиков.
При всей опасности, которая каждодневно угрожала тогда малоземельцам, мы твердо верили — сбросить себя в море не дадим! Помню, как Л. И. Брежнев вручал мне правительственные награды. Он крепко пожал руку и сказал, что в штабе и политотделе армии известно о бо