– Ты что, собираешься переходить в «Хэуик Николсон»?
Меня охватило острое чувство разочарования, которое, однако, быстро сменилось тревогой.
Я сделала глоток шампанского и сказала:
– Ну, ладно. Не заключай контракт с Маркусом. Не иди в партнеры к моему мужу! Иди ко мне!
– Я всегда этого хотел, – рассмеялся Ричард.
Я опрокинула остатки шампанского. Мне показалось, что меня обставили, обманули, и – может быть, от этого – меня слегка затошнило. На улице все еще было тепло, но небо затянули тучи, которые, суди по их цвету, были полны воды. Подул ветер, по террасе забарабанили дождевые капли. Женщина в окне дома, расположенного напротив, внимательно смотрела на нас. Ричард предложил, захватив напитки, перейти с террасы в квартиру. Я сказала ему, что мне пора идти. Мы сели на диван. Я откинулась на спинку, почувствовав под шеей мягкую подушку. Ричард легко коснулся пальцами пульта музыкального центра, и зазвучала незнакомая мелодия.
Я беспомощна. Беспомощна. Спасения нет.
Так можно было кратко выразить весь тот шторм из мыслей, который бушевал у меня в голове.
Что ж, пусть это произойдет еще один раз. Последний.
Ричард принялся меня целовать, одновременно стаскивая с меня одежду. В течение недолгого времени я позволяла ему это делать, увлеченная процессом. Но затем, опомнившись, принялась брыкаться, упираясь ладонью Ричарду в грудь. Несколько секунд он пытался делать вид, будто это – часть игры, и мы весьма неуклюже барахтались на диване. Он, захватив мои запястья, крепко удерживал меня, а его губы прижимались к моим с такой силой, что я даже почувствовала вкус крови. Затем, поняв, что я сопротивляюсь всерьез, Ричард со смешком откатился в сторону.
– Извини, я тебя неправильно понял.
В метро я ехала стоя, хотя в вагоне были свободные места. Закрыв глаза, я боролась с подкатывающей тошнотой. Одной рукой я держалась за кожаную петлю на поручне, и мое тело от толчков и колебаний поезда безвольно моталось во все стороны. Ремешок на одной из моих сандалий натер мне пятку так, что на ней образовалась мозоль. Я чувствовала, что заслужила все эти неприятные ощущения. Добравшись до Бэлхэма, я подумала, что мне, пожалуй, лучше не выходить, а доехать до самого конца ветки, а потом пересесть на поезд, идущий в обратном направлении, – и так ездить до бесконечности. Пусть бы Северная линия стала моим наказанием.
В голове моей без конца бродили мысли о моей матери в рубашке с глубоким вырезом и кисточками вдоль швов, со стертыми в кровь пятками и следами помады на оправе очков.
Свернув за угол, я увидела стоящую около нашего дома машину с включенными проблесковыми маячками. Остаток пути я преодолела бегом.
Рядом с открытой входной дверью стояла женщина в полицейской форме. Я почувствовала, как на плечи мне легла свинцовая тяжесть. Ощущение того, что случилось что-то страшное, какое-то время не давало мне возможности заговорить.
– Вы, вероятно, жена хозяина дома? – спросила женщина-полицейский.
– Да, – ответила я, чувствуя, как в ушах у меня тяжелыми толчками пульсирует кровь.
Женщина легонько прикоснулась к моей руке.
– Вам не о чем беспокоиться.
Однако мое воображение уже прокручивало в мозгу страшные картины. Мне мгновенно вспомнились пляж, ослепительно яркое солнце и плавающий в море надувной нарукавник Джоша. Я тут же подумала о своем недавнем сне.
– Где Джош? – хрипло спросила я.
– С ним все в порядке. Он смотрит телевизор.
Я положила ладонь на горло – мне казалось, что мое сердце вот-вот выпрыгнет через него наружу.
– А Маркус?
– С ним тоже все хорошо, не волнуйтесь. Кто-то совершил незаконное проникновение в ваш дом, только и всего. Все целы и невредимы и находятся в полной безопасности.
Я почувствовала, как волна паники, охватившая меня в первый момент, понемногу отступает.
– Ваш муж пытался связаться с вами, – сказала женщина в полицейской форме. – Он хотел сообщить вам о том, что произошло.
Глаза женщины скользнули по моему лицу, затем по моим обнаженным ногам и сандалиям.
– Мой телефон был отключен, – с трудом выдавила я.
– Ну, к счастью, теперь вы здесь. Как я уже сказала, все под контролем. Ваш муж уже заполняет бланк свидетельского заявления, но вообще-то очень хорошо, что вы подъехали. Я понимаю, что вы сейчас находитесь в состоянии потрясения, но ваше присутствие может оказаться очень полезным – благодаря вам мы сможем выполнить несколько важных процедур. Это избавит нас от необходимости приезжать к вам снова, и, кстати, я – полицейский констебль Арнольд.
В голове билась лишь одна мысль: никто не пострадал. А раз так, то я ни в чем не виновата.
Констебль Арнольд внимательно вгляделась в мое лицо, пытаясь понять, все ли со мной в порядке, и повела меня в дом. Пол в нашем с Маркусом жилище был ужасно грязным, затоптанным. Мне показалось, что в нем стоял запах алкоголя, протухшей еды и грязной одежды. Я обняла Джоша, а затем быстро переговорила с Маркусом, который сидел на кухне рядом с мужчиной-полицейским и читал какой-то документ.
– Да, со мной все в порядке, – коротко успокоил он меня и кивнул. – Не беспокойся.
Затем констебль Арнольд спросила, можем ли мы подняться вместе с ней в нашу спальню.
– Да, конечно, – ответила я, не вполне понимая, почему вопрос был задан вкрадчиво-осторожным тоном.
Остановившись в дверях спальни, я замерла, пораженная открывшейся картиной. Мое нижнее белье было вынуто из ящиков и разбросано по полу. Рядом с гардеробом громоздилась целая груда пластмассовых и деревянных плечиков для одежды, перемешанных с рубашками Маркуса и моими платьями, а также нашей обувью. Чувствовалось, что незваные гости хватали руками все, что попадалось им на глаза. От омерзения у меня поползли мурашки по коже – мне показалось, что ко мне самой кто-то прикасается грязными, липкими лапами.
Полицейский констебль Арнольд между тем вошла в комнату.
– Вы в порядке? – поинтересовалась она. – Такие вещи могут шокировать.
– Да, я в норме, – ответила я и шагнула через порог.
– Насколько я понимаю, это не вы оставили здесь все в таком виде.
Вероятно, в этих словах была ирония, но я не сразу это поняла, и мне на какой-то момент показалось обидным, что кто-то может так обо мне подумать.
– Нет. Конечно же нет.
– Я так и думала, – последовал ответ. – Особенно насчет вот этого.
Только тут я заметила, что дело не ограничивалось тем, что кто-то просто вывалил мое нижнее белье из ящика на пол. На кровати из подушек кто-то изобразил некое подобие человеческого тела. Подойдя ближе, я увидела мое лучшее белье, то, которое я специально надевала для Ричарда. Полупрозрачный черный лифчик словно бы прикрывал грудь чучела. Ниже лежал пояс с резинками, к которым были пристегнуты чулки – их уложили таким образом, что они покрывали валики из одеял, изображавшие ноги.
В ужасе я прикрыла рот рукой.
– Не правда ли, у людей много странностей? – подала голос констебль Арнольд. – Не перестаю этому удивляться.
– Это же просто какой-то кошмар. Можно я это уберу?
Женщина-полицейский кивнула.
– Прекрасно вас понимаю. Я вдруг подумала о следах от грязных пальцев этих типов.
– Да уж, – сказала я и, невольно поежившись, свернула всю постель в большой ком и сунула в корзину для грязного белья, стоявшую в ванной.
Пока констебль Арнольд спрашивала меня по поводу моих драгоценностей, я присела на кровать. По ее словам, мой муж сказал, что часть из них отсутствует, а раз так, то не могла бы я проверить содержимое шкатулки. Оказалось, что две самые ценные вещи – ожерелье, которое Маркус подарил мне, когда мы познакомились, и пластмассовый браслет, который в больнице надевали на запястье новорожденному Джошу, – были на месте. Но я заявила о пропаже пары серебряных цепочек и пяти пар сережек приблизительной стоимостью 150 фунтов.
Потом мы отправились обратно на кухню, и констебль Арнольд добавила описание похищенных ценностей в заявление о краже. Я прочла его – в нем рассказывалось главным образом о действиях Маркуса после того, как он обнаружил, что в дом проникли неизвестные. Муж описал общий план нашего дома, перечислил те предметы, исчезновение которых он обнаружил сам, а также указал кое-какие детали, на которые он обратил внимание: «Я заметил на полу в холле грязный отпечаток обуви, которого там не было до того, как я покинул дом. По рисунку подошвы я понял, что обувь принадлежит человеку, с которым я знаком. Я не приглашал этого человека сегодня в гости».
В конце заявления я увидела фразу: «Никто не получал разрешения на проникновение в мой дом и присвоение какого-либо моего имущества. Я полностью одобряю и поддерживаю действия полиции».
Маркус подписал заявление. После этого нам сказали, что в течение ближайших нескольких часов на место преступления прибудет эксперт-криминалист. Кроме того, в течение нескольких дней с нами должны были связаться по телефону представители службы поддержки жертв преступлений. Еще полицейские посоветовали нам усовершенствовать охранную систему нашего жилища. («Несовершеннолетние преступники зачастую легко обнаруживают недостатки систем безопасности и используют их».) Затем полицейские уселись в машину, то и дело отвечая на крякающие звуки, которые издавали их рации, – мысленно они, по всей видимости, уже проводили осмотр места какого-то другого преступления, – и уехали.
Подойдя к Маркусу, вышедшему в холл, я крепко обняла его, вдохнув знакомые запахи его кожи, волос, его дыхания. Закрыв глаза, я представила прикосновение его рук к моей спине под одеждой.
– Прости, что тебе первому пришлось столкнуться с этим кошмаром.
Тело Маркуса содрогнулось.
– Я бы, пожалуй, первым делом решил вопрос с дерьмом в ванной комнате, – пробормотал он. – Оказывается, подобные случаи – это не просто городские легенды.
– М-да. Это так ужасно. Сама мысль о том, что в наш дом проникли какие-то чужие, незнакомые люди, явно враждебно настроенные по отношению к нам, пугает.