Пока я бежала к нему, у меня возникло странное ощущение, что сейчас я обнаружу в тележке не своего, а какого-то чужого ребенка. Разумеется, это была глупость: Джош был все в том же детском комбинезоне из белой хлопчатобумажной материи.
– Вот я и вернулась, – сказала я, разворачивая тележку и бросая в нее упаковку куриных бедер и укропа.
Мальчик в тележке взглянул на меня. Это был Джош. Конечно, это был Джош. Но он сжимал в руке большую шоколадку «Тоблерон» – одну из тех огромных плиток, которые можно купить в магазинах дьюти-фри. При этом шоколад был размазан по его лицу – по щекам, по подбородку. Джош ухмыльнулся, глядя на меня. Зубы у него были коричневые – один кусок он еще не успел прожевать.
– Где ты это взял? – спросила я.
– Это мое.
Я попыталась выхватить у него шоколадку. Он сорвал с нее только верхнюю обертку, а фольга осталась на месте. Она тоже была выпачкана в шоколаде. На ней были видны следы зубов. Джош отдернул руку.
Я огляделась. За мясной витриной стоял продавец, молодой человек в сером колпаке и переднике – он разрубал бараний бок мясницким топором.
– Дай мне это! – потребовала я и снова попыталась вырвать шоколадку из руки сына, разжав ему пальцы. Джош поднял крик.
Мясник посмотрел в нашу сторону. Женщина, катившая мимо тележку, окинула нас взглядом – и сочувственно улыбнулась.
– Это не твое, – спокойно сказала я. – Где ты это взял?
К этому моменту я уже завладела шоколадкой. Джош заплакал.
– Я не брал, – протянул он, всхлипывая. – Мне это дал один дядя.
– Какой еще дядя? – спросила я, оглядывая покупателей, сновавших с тележками и корзинами между мясной витриной и рыбным прилавком, за которым продавец взвешивал большую треску, держа ее за хвост.
– Так какой дядя? – повторила я свой вопрос.
– Это подарок. Это мое.
Джош заерзал в тележке, стараясь дотянуться до шоколадки, и я сделала шаг назад. За мясным прилавком стояла мусорная корзина. По моей просьбе мясник взял у меня шоколадку и выбросил ее туда.
Оглядываясь назад, скажу, что это был лишь первый такой случай. Произошло нечто необъяснимое, но, по всей вероятности, в этом не было ничего особенного. И все же этот инцидент каким-то образом повлиял и на меня, и на Джоша. Конечно, вряд ли стоило придавать случаю в магазине какое-то серьезное значение, да и обсуждать его с кем-то было бы, пожалуй, странно – история этого не заслуживала. Но какое-то тягостное чувство у нас от нее осталось.
– Ты уверена, что он не взял шоколадку с полки?
– Да. Мы были чуть ли не в нескольких милях от кондитерского отдела и вообще в него не заходили. Но даже если мы там и были, там на полках такого «Тоблерона» не бывает. Я проверила это первым делом.
– Может, он взял последнюю?
– Нет. Такие плитки они не закупают. Я нашла ассистента продавца и спросила. В этом магазине продают только маленькие плитки, больших там не бывает.
Маркус откинулся на спинку стула.
– Ты не спрашивала его – может, шоколадку ему кто-то дал в детском саду, и он таскал ее с собой с тех пор?
– Я бы заметила. Я же говорю, плитка была здоровенная.
– Но ты его спрашивала?
– Да, конечно, спрашивала. Но он только плакал и ничего не отвечал. Не устраивать же ему допрос с пристрастием. Ему только три года.
– Значит, кто-то дал ее в супермаркете.
– Именно. А кто и зачем мог это сделать? Кто мог сунуть ребенку огромную плитку швейцарского шоколада?
– Ну, люди постоянно дарят детям шоколад…
– Да, но не так. Ты должен признать, что все это очень странно.
– Да. Это странно. Значит, ты на какое-то время оставила его без присмотра?
У меня больно заколотилось сердце.
– Ненадолго, Маркус. Всего на несколько минут.
Муж, нахмурив брови, устремил на меня тяжелый, подозрительный взгляд. У меня тут же возникло желание оправдаться.
– Послушай, я думаю, что отойти от ребенка на несколько минут в супермаркете – это совсем не то, что заснуть на пляже у моря, вместо того чтобы присматривать за сыном, – бросила я.
Маркус взялся за узел галстука и ослабил его, дергая из стороны в сторону, словно он его душил.
– Что ж, по крайней мере, с ним ничего не случилось. – Муж взял нож и вилку, но тут же снова отложил их. – Будем считать это одной из странных вещей, которые время от времени случаются.
Маркус покончил с зеленой фасолью, но оставил на тарелке фенхель и большую часть цыпленка.
– Что-то ты почти ничего не съел.
– Я не очень голоден. Извини. Но вообще-то было вкусно. Просто замечательно. Восхитительно. Спасибо.
Каждый комплимент вонзался мне в душу, словно кинжал.
Я оттолкнула свою тарелку.
– Все получилось сухое, разве не так? Похоже, я все передержала в духовке.
– Да нет, все просто чудно.
– Да какое там чудно. – Мне хотелось, чтобы муж был честен, и было бы намного проще, если бы он не восторгался все время моей готовкой. Это было что-то вроде игры, которую начала я и в которую Маркус когда-то включился.
– Нет, правда, все отлично. Просто у меня был очень обильный ланч. К нам приезжали русские. Они были настроены праздновать, так что мы пошли в «Уолсли».
Муж чувствовал себя виноватым – я ясно это видела по тому, как он встряхивал головой, и почему-то захотела усугубить это его состояние.
– Ты ведь не стесняешься показываться в их обществе на улице? – спросила я.
– Знаешь, они вообще-то не какие-нибудь дикари. Да, я понимаю, ты считаешь их бандитами, но Олег учился в Даремском университете, а Дмитрий – в Лондонской школе экономики.
Маркус встал, отнес обе наши тарелки в раковину, подержал их под струей воды и поставил в сушилку. При этом он сделал небольшую паузу, чтобы переставить тарелку и чашку Джоша, которые я оставила в раковине раньше. Движения его были точными и экономными, как и его речь. Теперь я поняла, в чем дело, что именно стояло за его слишком активной мимикой и какова причина того, что его голос кажется чуть странным – он все еще был слегка пьян.
Зазвонил его мобильный телефон, и он бросился через всю комнату, чтобы достать его из кармана пиджака.
– А, Мэри! – сказал он в трубку, склонив голову и потирал свободной рукой лоб.
Я домыла посуду и направилась в сад, чтобы снять сушившиеся после стирки белье.
На улице было еще тепло. Оранжевые солнечные лучи проникали в сад через большое окно чердака соседнего дома. Я ощутила синтетический запах дыма от барбекю, которое кто-то жарил неподалеку, услышала в соседнем саду цоканье пластмассового мячика по столу для настольного тенниса, и подумала, что, когда Джош станет старше, мы обязательно купим стол для пинг-понга. И батут (разумеется, с сеткой для обеспечения безопасности). Так делали все люди нашего круга. Эти предметы были атрибутами счастливой семьи.
В тени с жужжанием роились крохотные мошки. Установив поливальную установку так, чтобы она доставала до цветочной клумбы рядом с вишневым деревом, я обратила внимание на то, как неподалеку от меня двое черных дроздов порхали над землей, время от времени садясь и выклевывая что-то в траве. Они двигали головами вверх-вниз, как заводные игрушки – вроде той, которая когда-то была у Джоша: чтобы заставить птицу дернуть головкой, нужно было потянуть за веревочку.
Как богаты мы были. Мне никогда не приходило в голову, что у меня будет столько всего.
Я этого не заслуживала.
– А что, действие сертификатов приостановлено? – Маркус, все еще продолжая говорить по телефону, встал в проеме кухонной двери.
Я смотрела на него.
В первый раз я увидела его во время работы с фокус-группой. Я только-только закончила работать бухгалтером, а он был новым ассистентом, более возрастным, чем большинство предыдущих. Он добивался внесения каких-то изменений в законодательство, но затем отказался от этой затеи. Мне понравилось его лицо, мягкие, растрепанные волосы, манера мять пальцами горло, чтобы помочь себе прокашляться. Но больше всего меня впечатлило его умение видеть главное. В нашем бизнесе много всякой чуши и ерунды, но Маркус обладал способностью сразу же выделить основное.
«У вас в принципе неправильный подход, – заявил он одному из клиентов с таким видом, как будто ему было не все равно, что тот думает. – Кому охота пить растаявшее мороженое?»
Клиент, по-видимому, человек болезненно стеснительный, смущенно рассмеялся.
– А что «Юнилевер»? – произнес в трубку Маркус, рассеянно ковыряя стену ногтем. – Они высказали свою позицию?
Я собрала в корзину белье, которые успело высохнуть и теперь пахло свежестью, и прошла мимо мужа в дом. Сложив вещи в корзину для глажки, я убрала кубики «Лего», которые разбросал Джош, раньше до этого у меня просто не доходили руки – слишком уж я была занята цыпленком и араком. Потом я налила себе бокал розового вина. Сделав глоток, я почувствовала, как напряжение отпускает мои плечи: я выдержала еще один день.
Маркус, наконец, закончил говорить, сжал в ладони телефон и стал всматриваться в сад, забыв, по-видимому, что я оттуда уже ушла.
Он снова уткнулся в телефон, большим пальцем набрал на клавиатуре текст смс или электронного письма, а затем, обернувшись, увидел меня.
– О боже. Это так выматывает. Такая скука.
– Запомни, не для меня.
– Да, конечно. – Он вдохнул через нос, а затем выдохнул воздух короткими равномерными толчками сквозь зубы. – Мы занимаемся кризисом Тилли Элсусорси – пальмовое масло, Гринпис, орангутанги. Ей придется уезжать из Индонезии и искать альтернативные источники сырья.
– А что, если заглянуть в ее корпоративную программу ответственности? Там должно быть что-то, что…
– Послушай, я сыт всем этим по горло, – отрезал Маркус. – Может, посмотрю прямо в кровати сериал. У меня был ужасно тяжелый день.
Муж вышел из комнаты, а я постояла на месте еще какое-то время, а потом закрыла и заперла заднюю дверь и погасила свет, прежде чем последовать за Маркусом наверх. Он уже сидел в кровати, прислонившись спиной к изголовью, в трусах-боксерах и белой футболке, раскрыв на коленях компьютер и надев очки.