Там же хранилось письмо, полученное в том памятном году от отца Йоэля из Ньютонского аббатства. Тогда, сразу по получении, я перевел его и прикрепил на доску объявлений. Письмо пришло через несколько дней после похорон брата Мариноса.
Уважаемым братьям в городе W
во главе с аббатом Самуилом!
Да прославится Господь во всех делах Его!
Приветствую вас из Ньютона. Прежде всего я хотел бы выразить свою глубокую признательность за то, что вы разделили вместе с нами скорбь утраты и выразили свои сердечные соболезнования в связи со смертью нашего любимого брата Мариноса. Его уход был спокойным и скромным. Взгляд в прошлое показывает, что он заранее готовился в этот путь. Благодарю вас, братья, что вы почтили память покойного проведением заупокойной мессы. Похороны прошли хорошо. Господь подарил нам прекрасную осеннюю погоду, усыпая золотом листвы весь путь до кладбища.
Я был глубоко тронут и благодарен, получив сегодня радостную весть от аббата Самуила о том, что вы, братья, решили взять на свое попечение Ньютонский монастырь. Для всех нас было большим утешением узнать, что жизнь бенедиктинского ордена продолжится здесь и дальше. Мы искренне благодарим вашу братию из города W за то, что выполнили просьбу взять наш монастырь под свое крыло, дабы и он теперь стал вашим домом.
В прошлом году, когда нам нужно было принимать окончательное решение: закрыть ли монастырь или передать другой организации, казалось, всему пришел конец. Но сейчас мы полны надежд о продолжении жизни здесь в обновленном виде. Ваши слова, аббат Самуил, что пути Божии не всегда совпадают с нашими путями, оказались правдой. Я выражаю благодарность аббату Самуилу и церковному совету монастыря W. Я прекрасно понимаю, что это было непростое решение. И раз вы пришли к нему после долгих колебаний, значит, вам доступно и будущее долготерпение.
Напоследок я хотел бы еще раз поблагодарить братию вашего монастыря и пообещать с нашей стороны полнейшее сотрудничество. Брат Маринос по Божьей воле сыграл роль проводника меж нами. Никто ранее даже и предположить не мог, что именно в этом заключалась его истинная роль в нашей общине. Теперь я, кажется, понимаю, почему он прожил такую долгую жизнь.
Желаю вам мира до нашей следующей встречи.
Погруженный в воспоминания, я услышал звук «динь-дон», вернувший меня в реальность оповещением о приходе на электронную почту нового письма. Обычно почта, приходящая посреди ночи, была из-за границы. Я открыл папку с входящими. Письмо было от человека с ником «now regret»[24]. Я открыл послание. Это было письмо от Сохи Фултон.
Состоящее из односложных предложений оно было сдержанным, а местами – бессвязным. Похоже, таким образом выражались противоречивые и исступленные чувства отправителя. Мол, сто лет прошло с последней встречи, и она собирается в Корею, но не хочет причинить мне неудобство своим визитом, а потому пусть только Бог и Чон Йохан решат, быть этой встрече или нет.
Перемещая курсор по строчкам с множеством пробелов, я задержался на одном месте.
Вы помните тот день? В тот день… в день, когда мы вернулись с моря; в тот день, поставив на карту все, мы в конце концов сговорились осуществить наше бегство, крепко взявшись за руки; тот день, когда Вы вернулись в монастырь, а я – в отель в Тэгу. Теперь, наконец, хочу рассказать о том дне.
Хотя и закрадывается мысль, а стоит ли, все же надеюсь, Вы выслушаете жалобы женщины, у которой куча сожалений.
В тот день, вернувшись в отель и подойдя к стойке регистрации за ключом от номера, я узнала, что меня ожидает гость. Обернувшись, увидела в холле на диване своего дядю – аббата Самуила. Он сказал мне:
– Никто не должен чинить препятствия Божьей руке. И никому не дозволено отнимать у Создателя человека Божия. Я связался с твоей матерью, и она велела твоему жениху немедленно все бросить и поехать за тобой. Завтра прибудет обрученный с тобой мистер Фултон. И не думай воспринимать мои слова легкомысленно. Разве он не тот, кто полюбил Корею из-за тебя, вплоть до того, что ради тебя выучил язык?
Впервые я видела, чтобы мой дядя смотрел на меня так грозно. Тогда же я узнала, что лишь мы с Вами думали, будто наша любовь – секрет для всех. Той ночью я ужасно перепугалась. Быть может, знай я больше о Божьей любви, глядишь, и не поддалась бы на эти угрозы. Но для меня Бог был страшным существом, разжигающим адское пламя, и потому мне пришлось отказаться от Вас. Оглядываясь назад, хочу признаться, что, по-видимому, большая часть моей переменчивости и глупых поступков объясняется именно этим страхом… Вдруг это поможет хоть в какой-то степени оправдаться перед Вами?
Я знаю, Вы думали, что всему виной коварное сердце ветреной женщины. После мучительных раздумий я решила за нас обоих, что для Вас будет менее болезненно думать именно так…
Но за один день до отъезда я не выдержала. Я молилась этому страшному Богу. Что просто хочу увидеть вас в самый последний раз, всего лишь раз. Ранним утром я села на поезд и, прибыв на станцию W, позвонила, но Вас в кабинете не оказалось. Даже привратник, который пытался соединить нас по телефону, из сострадания ко мне предложил оставить тщетные попытки и вместо этого самой заглянуть в монастырь. Я же решила довериться Провидению, бросив вызов своей судьбе. Попросив передать, что буду на станции, я просто ждала.
Наконец я увидела Вас. Издалека Вы мчались со всех ног вдоль монастырской стены. И тут я услышала колокольный звон. Буквально на миг Вы приостановились и подняли глаза на колокольню. И тогда я поняла, что выбрала Фултона, своего мужа, не из-за боязни Бога или дяди, и даже не из-за давления матери. Просто я знала, насколько сильно Вы любите Бога и монашескую жизнь. Я осознала это, увидев, как, задыхаясь от бега, Вы замерли, бросив взгляд на этот колокол. Сев в поезд, я помолилась. Боже, сделай так, чтобы Йохан возненавидел меня изо всех сил. Так будет лучше для него. Ведь тогда этот добрейшей души человек будет меньше страдать.
Письмо на этом заканчивалось. Меня поразил факт, что аббат знал о наших с ней отношениях. И слова про то, что секрет нашей любви оставался тайной лишь для нас, тоже были для меня шокирующими. Однако что теперь? На пару секунд я закрыл глаза. В это время вновь раздался «динь-дон», оповестив о новом письме.
Йохан. Как же давно я хотела произнести это имя. Йохан, ты сожалел? Я сожалела. Что вот так покинула тебя. Нет, есть и то, о чем я не жалею. Что любила тебя и хотела ввериться в руки любви. Ведь однажды любовь настигла меня – уже свершенная и независимая от моих планов и моей воли, которую невозможно было предотвратить или избежать. Вот об этом я не жалею. Я благодарна.
Йохан… Если позволишь, я хотела бы сказать тебе еще раз: «я люблю тебя». Я люблю тебя так же, как и ту жизнь, которую когда-то хотела пройти бок о бок с твоей. У нас с тобой больше никогда не будет тех прекрасных дней. Однако любовь, что была у нас и взорвалась десять лет назад, растворившись в пыли мирозданья, пусть и далекая, но так и мерцает для нас до сих пор, как те звезды в ночном небе. Даже сейчас, блуждая разбросанными осколками по разным вселенным, мы все еще видим отсвет того, что когда-то давно было единой сущностью. Ты видишь, Йохан? Видишь?
В конце концов Сохи так и не сказала мне о своем предчувствии смерти.
Густой туман клубился за окном. Свет церковной колокольни тускнел, постепенно исчезая из виду. Я какое-то время сидел неподвижно, явственно и живо ощущая боль Сохи, словно ее тело было угасающей звездой, взрывающейся на мириады осколков. Где-то там, невидимый моему взору, на кресте висел человек. Его грехом была любовь. Я сказал Ему:
– У каждого есть время, когда приходится ждать. Когда нужно просто замереть в оцепенении, сложа руки, и неподвижно ожидать. Это время созревания плодов там, где отцвели цветы; время борьбы с болезнью для больного; и время для взросления и становления дитя. Что касается терпения, то десять лет назад, в пору незрелой юности, Ты взрастил меня, выкармливая грудным молоком страданий. Отче, у меня были прекрасные дни. Поля были зелены, вдалеке громыхали громы, а мы наслаждались ароматным вином, выбегали навстречу проливному дождю и в обнимку любили под мостом из радуги. Нам было наплевать на чужие взгляды, и мы не нуждались ни в чьей благосклонности. Просто потому, что нам хватало присутствия друг друга, и это упоение переполняло нас бешеной энергией, сравнимой с громом, молнией, ливнем или разрушением. И вот та пора ушла в прошлое вместе с ними, а я остался здесь один. О Господи, прими меня! И тогда буду жить!
Утром я позвонил брату-распорядителю и запросил отпускные. После утренней мессы сообщил аббату, что уезжаю в отпуск, и попросил его благословения. Вчера вечером он сказал, что положится на мой выбор, но, когда речь зашла об отпуске, похоже, сильно озадачился. Я представил себе картину, как он, будучи на десять лет моложе, чем сейчас, проделал весь путь аж до Тэгу, чтобы встретиться с Сохи. Он сказал ей, что люди не должны мешать руке Бога. Но в результате не он ли, человек, вмешался в сферу Небес – любовь? Теперь уже было бессмысленно вспоминать прошлое.
– Я вернусь примерно через неделю.
С каменным лицом аббат дал мне свое благословение. Было ли это благословением? Скорее всего, да. Я вернулся к себе в келью и собрал вещи. Зазвонил телефон. Высветился номер сестры-монахини из «Дома Жизни» в Тэгу.
– Отец Чон Йохан, у нашего Йохана в воскресный день на следующей неделе будет первая Евхаристия. Хотела сообщить вам.
Для меня и сегодня голос монахини, что была мне как бабушка, звучал щебетанием маленькой пташки. Сам