— Наберите снега, мы вскипятим немного воды. Надо выпить чего-нибудь горячего. А я пойду посмотрю, что там с Пибоди.
Из-за низкого давления снег таял медленно, и вода из него получилась лишь тепловатой. Родэ бросил в нее бульонный кубик.
— Пейте.
Форестер, захлебываясь, выпил, затем опять наполнил банку снегом. Следующая порция была для ожившего Пибоди, и Форестер приготовил воду в третий раз.
— Как там перевал? — спросил он у Родэ, открывавшего банку с фруктами.
— Ничего хорошего, — ответил Родэ. — Там ледник, большие трещины. — Он помолчал. — Но я, собственно, об этом знал.
Он протянул банку Форестеру, и тот начал есть. Фрукты оказались отличной едой: пожалуй, с момента крушения самолета он не ел ничего лучшего и вскоре почувствовал прилив сил. Он опять посмотрел вниз. Рудник уже скрылся из глаз, зато теперь далеко-далеко было видно речное ущелье. Мост был где-то в стороне.
Он встал и прошел вперед к краю обрыва, чтобы взглянуть на перевал. Тут его взору предстал ледник — нагромождение ледяных глыб, лабиринт трещин. Он заканчивался тремя тысячами футов ниже в голубых водах горного озера. В этот момент раздался резкий, словно удар громадного кнута, звук, затем словно далекие раскаты грома, и над озером поднялся фонтан белого цвета.
Подошедший сзади Родэ сказал:
— Это лагуна. Такие озера всегда бывают между ледником и мореной. Мы должны идти туда. — Он показал рукой через ледник и наверх.
Над долиной, где находился перевал, вдруг появился столб белого дыма, и спустя секунд десять раздалось грозное ворчание.
— Горы всегда наполнены движением, — сказал Родэ. — Движется лед, движется снег, сходят лавины.
— Сколько нам еще подниматься? — спросил Форестер.
— Около пятисот метров — но сначала мы немного спустимся, чтобы пересечь ледник.
— Да, обойти его, видимо, не удастся, — предположил Форестер.
Родэ показал на озеро.
— Если мы пойдем в обход, мы потеряем слишком много времени, и нам придется провести еще одну ночь в горах. Две ночи здесь убьют нас.
Форестер разглядывал ледник с неудовольствием. То, что он увидел, ему совсем не понравилось, и в первый раз с начала их перехода он почувствовал где-то в низу живота холодный комок страха. До сих пор все, что они делали, было тяжелой работой в непривычных условиях. Но то что им предстояло, было воплощением опасности — опасности попасть под неустойчиво лежащую глыбу льда или провалиться в припорошенную снегом трещину. Даже за то время, что он наблюдал за ледником, картина изменилась — постоянно шли какие-то подвижки, и время от времени оттуда доносился глухой рокот.
— Надо идти, — сказал Родэ.
Они вернулись к своей поклаже. Пибоди сидел, безразлично глядя на свои сложенные на животе руки.
— Пошли, человече, надевайте рюкзак, — сказал ему Форестер.
Пибоди не двигался. Форестер вздохнул и толкнул его ногой в бок — не слишком сильно. Физическое воздействие было единственным, на что Пибоди еще реагировал. Он покорно встал, забросил на спину свой мешок, застегнул лямки. Родэ вновь обвязал его веревкой и тщательно проверил крепления. И они пошли дальше.
Спуск к леднику — около двухсот футов — обернулся для Форестера кошмаром, хотя для Родэ в нем не было ничего особенного. Что касается Пибоди, то он был погружен в себя и об опасности просто не задумывался. Здесь были голые скалы, облизанные ветром, дувшим со стороны перевала, и покрытые тонкой коркой льда. Любое передвижение по ним было опасно. «Это какое-то безумие, — думал Форестер, — здесь же нельзя идти без кошек!» При каждом скольжении сердце его замирало, и он ругался про себя.
Спуск к леднику занял час времени. Последние сорок футов были отвесной стеной, и Родэ показал, что нужно делать. Он вбил в трещины скалы самодельные крючья, пропустил через них веревку и велел, держась за нее, спускаться. Теперь они пошли обратным порядком — Форестер был впереди. Родэ страховал его сверху. Он сделал петлю, в которой можно было как бы сидеть, и посоветовал Форестеру не торопиться.
— Держитесь все время лицом к скале, — сказал он. — Ногами отталкивайтесь от нее и не допускайте вращения…
Форестер был вне себя от радости, когда он вновь почувствовал под ногами землю — альпинизм явно не доставлял ему удовольствия. Ему пришла в голову мысль, что если он доживет до следующего отпуска, то проведет его так далеко от гор, как только возможно, и предпочтительнее где-нибудь в центре Канзаса.
Спустился Пибоди, механически следуя инструкциям Родэ. На его лице не было страха — на нем вообще ничего не было, так же, как и в его мозгу. Страх улетучился из него вместе со всеми человеческими чувствами. Он стал роботом, который подчинялся приказам, правда, лишь в том случае, когда ему давали тумаков.
Последним спустился Родэ. Его никто не страховал, и последние десять футов он почти пролетел, так как крючья вылетели из расщелины, и он тяжело упал вместе со свившейся в кольца веревкой. Форестер помог ему встать.
— Все в порядке?
Родэ, шатаясь из стороны в сторону, проговорил задыхаясь:
— Крючья, где крючья? Найдите их.
Форестер пошарил в снегу и нашел три. Четвертый куда-то запропастился. Родэ угрюмо улыбнулся:
— Хорошо, что я упал, а то пришлось бы крючья оставить в скале, а они могут нам еще пригодиться. Но вообще надо держаться подальше от скал — они покрыты ледяной коркой, без кошек нам по ним не пройти.
Форестер до глубины души был с этим согласен, по вслух ничего не сказал. Он подобрал веревку, закрепил один конец на поясе, затем посмотрел на ледник.
Зрелище было фантастическим, словно лунный пейзаж, и столь же лишенное жизни и далекое от человека. Глыбы льда были вздыблены громадным давлением снизу и, подвергшись воздействию солнца и ветра, приняли самые гротескные формы. Там были скалы из льда с опасно нависшими карнизами наверху, колонны с подточенным солнцем основанием, готовые в любой момент рухнуть, какие-то взгорбления и повсюду были трещины, частью открытые, а частью — Форестер это хорошо знал — предательски замаскированные снегом. И вот через этот лабиринт они должны были проложить свой путь. Он спросил:
— Какова ширина ледника?
Родэ подумал.
— Три четверти вашей американской мили. — Он перехватил получше ледоруб. — Давайте двигаться, время дорого.
Он шел впереди, прощупывая путь ледорубом. Форестер обратил внимание на то, что он сократил интервалы в их связке и удвоил веревку, и это не предвещало ничего хорошего. Теперь они шли на довольно близком расстоянии друг от друга, и Родэ часто подгонял Пибоди, так как тот постоянно отставал, и веревка то и дело натягивалась. Форестер на ходу нагнулся и зачерпнул рукой немного снега. Он был сухим, как порошок, и не годился для снежка, но все равно, всякий раз, когда Пибоди отставал, Форестер осыпал его снежной пылью.
Путь был извилистым, и они часто заходили в тупик, образованный либо ледяной стеной, либо внушительной трещиной. Приходилось возвращаться и искать места, по которым можно было бы пройти. Однажды, когда они очутились просто-таки в ледяном лабиринте, Форестер совершенно потерял ориентировку и с отчаянием подумал, что им уже никогда не выбраться из этого ледяного ада.
Ноги его занемели, пальцев на них он уже не чувствовал. Сказал об этом Родэ. Тот медленно остановился.
— Садитесь, — сказал он, — снимайте ботинки.
Форестер размотал обмотки и попытался негнущимися пальцами развязать шнурки. Это простое дело заняло у него около пятнадцати минут. Пальцы застыли, шнурки обледенели, а мозг плохо контролировал действия рук. Наконец ему удалось снять ботинки и две пары носков, которые на нем были.
Родэ внимательно осмотрел его ноги.
— Начало обморожения, — сказал он. — Растирайте свою левую ногу, а я буду растирать правую.
Форестер энергично набросился на свою ногу. Первый палец совершенно потерял чувствительность и был белым, как кость. Родэ был совершенно безжалостен — он бешено тер его ногу и не обращал внимания на мольбы и вопли, вырывавшиеся у него от страшной боли. Наконец нормальная циркуляция крови возобновилась, нога была словно в огне. Родэ строго сказал:
— Не допускайте этого впредь. Все время работайте пальцами — представьте, что вы играете на рояле ногами. Дайте-ка мне посмотреть ваши руки.
Форестер протянул ему руки.
— Хорошо, — заключил Родэ. — Но следите за пальцами рук и ног, за кончиками ушей и носом. Трите их все время. — Он повернулся к Пибоди, сидевшему на снегу, как мешок. — А с этим что?
С трудом Форестер всунул ноги в замерзшие ботинки, завязал шнурки и обмотки. Затем он поднялся и помог Родэ снять ботинки с Пибоди. Это было все равно, что обхаживать чучело, — он не мешал и не помогал им, позволяя делать с собой все, что угодно.
Пальцы его ног были сильно обморожены, и они начали их массировать. Через десять минут он вдруг застонал, и Форестер увидел, как в его глазах промелькнула искра сознания.
— Дьявол! — запротестовал Пибоди. — Вы делаете мне больно.
Они продолжали работать, не обращая на него никакого внимания. Внезапно Пибоди вскрикнул и стал вырываться, но Форестер крепко держал его.
— Будьте благоразумны, — прокричал он ему в ухо, — иначе потеряете ноги!
Ему удалось утихомирить Пибоди, и Родэ еще некоторое время тер ему ноги, пока не счел, что опасность миновала.
— Двигайте все время пальцами, — посоветовал он то же, что и Форестеру.
Пибоди стонал от боли, но эта боль, кажется, вывела его из летаргического состояния. Он смог сам надеть носки, ботинки, завязать обмотки. Пока он все это проделывал, с его уст срывался монотонный поток проклятий и ругательств, направленных в адрес гор, Родэ, Форестера и судьбы, которая затянула его в эту переделку.
Форестер переглянулся с Родэ, который слегка улыбнулся и, беря ледоруб, сказал:
— Все. Пошли. Надо выйти отсюда.
Где-то на середине ледника, после нескольких бесплодных попыток пройти дальше, Родэ подвел их к трещине и объявил: