— Разумеется, нет, — положила женщина руки на стол. — Я знаю, что случилось на площади. И я скорблю.
— Благодарю, — кивнул циркач, — я признателен. Но?
— Мне нужна помощь, Йорж-актер. В деле, которое касается и меня, и тебя. Ты же не забыл, как это — убивать.
— Некоторые вещи забыть невозможно. — Йорж оскалился. — К тому же, я всегда могу сыграть убийцу. Этакого Ловчего с тысячью смертей! Предлагаешь месть?
— Разумеется, — кивнула Русалка. — Что я еще могу предложить?
— Многое, — ухмыльнулся циркач. — Но сегодня и этого достаточно.
Лукас то и дело оглядывался на крепостную стену. С каждым шагом она становилась все ниже. И комок льда в груди потихоньку таял. Зато снова начало грохотать сердце — тело прочувствовало спуск окончательно, и начало переживать вероятную возможность разбиться. Очень немалую вероятность!
Во рту пересохло, как с хорошего похмелья. Но с водой в их маленькой компании дела обстояли печально. Со всеми другими полезными в пути вещами, тоже было плохо. Сиречь — никак. Ни воды, ни еды, ни запасной обувки. Даже пустого мешка, и того не хватало.
И всего оружия — его маленький ножик-складничок, к крохотным, всего в полторы ладони, клинком. Хреновая снаряженность для долгого пути!
— А куда мы, собственно, идем? — решил задать он вопрос Марселин. Та шла с уверенностью человека, у которого есть выверенный до мелочей план.
— Не «куда», а «откуда»! — ответила девушка на ходу. — Именно сейчас, это ключевое. Идем мы из Сиверы. На первое время — просто подальше от островных. А дальше… А дальше будет видно. Не забивай голову, студент!
— Отличный горизонт планирования! — пробурчал Изморозь. — Необъятный просто!
— У тебя есть предложения получше? — Лукас с трудом выдержал прищур Марселин.
— Знаешь, — проговорил он, шагая, высоко поднимая ноги — трава переплелись настоящими силками — Я бы предложил вернуться. Но не рискну. Не хочу оставаться в меньшинстве с предложением, которое окружающие считают дуростью.
Марселин хмыкнула совершенно по-мужски.
— В ином случае я бы тебя поддержала. Переться в неизвестность, пешком, с двумя женщинами, без малейших запасов… Тут и у профессора куча вопросов появится, не говоря о студенте-недоучке. Мейви, как тебе мысль вернуться?
Циркачка остановилась, обхватила себя руками за плечи, затрясла головой.
— Нет! Нет! Никогда я туда не вернусь!
— Видишь? Я ее подход разделяю. Отойдем на несколько лиг, затаимся. Глянем, что в городе происходит, а там, может, и вернемся. Не такие уж Острова кровожадные, как могло показаться.
Лукас видел, что звучит всего лишь часть правды. Маленькая. Сомнительно, что Марселин хочет вернуться. Кроме чудесных сисек и крепкой задницы, у нее еще пребольшая хитрость…
— И где же предлагаешь отсидеться?
— Пока не придумала, — призналась воительница. — Но ты не бойся. У меня решительности на троих хватит.
— А на четверых хватит решительности, но не возможностей!
Мейви захихикала, прикрывая рот ладошкой. Марселин хлопнула недоуменно ресницами, улыбнулась.
— Вот тут ты прав! Наши возможности с желаниями редко совпадают. Четверо… Эх!
— Тут и одного толкового хрен найдешь! — глядя сквозь Лукаса, проговорила Мейви. — Одни трусы-обссыканцы!
— А как найдешь, так он на тебя и не смотрит, — печально вздохнул Изморозь.
— Грусть, печаль, тоска, огорчение! — подвела мрачный итог Марселин. — Идем, господа, идем!
Отойдя от городских окраин, беглецы долго продирались сквозь заросшие пустыри и безлюдные — урожай-то убран! — сады и огороды.
Наконец, пройдя по примерному расчету Лукаса, лиги полторы, компания выбралась к тракту. Последние ярды по насыпи пришлось преодолевать на четвереньках, хватаясь за пучки сухостоя — склон очень уж крут и скользок.
— Ох ты, бля… — выругался Лукас, встав на потертые гранитные плиты.
— От войны бегут, — согласилась Марселин, разогнувшись. Тут же стала оттираться от грязи. Изморозь последовал ее примеру, стараясь не смотреть на дорогу. Расщелкнув нож, начал обухом очищать подошвы. Сапоги с каждым движением легчали на фунт!
Обочины были завалены всяческим хламом. От горшков с несчастными цветами, до битой посуды и тряпья.
Лукаса пробила дрожь.
Когда за окнами слышны непонятные, но радостные крики на чужом языке, по потолку ползут жирные змеи дыма, а под запертую и подпертую дверь затекает кровь того, кто защищал ее с той стороны… Хватают не самое ценное. Хватают — если вообще доходит до такого — то, что под руку попадется.
Через пол-лиги, кувшин становится неподъемным, а тюк с платьями совершенно не нужным. И все летит прочь!
Изморозь очень давно и очень далеко отсюда, как-то брел среди множества других беглецов. А за пазухой сидел пушистый друг — лисенок Франчи. Они плакали от голода и страха вместе со зверенышем…
— Ага! — радостно завопила Мейви, выдернув Лукаса из воспоминаний. Изморозь вздохнул, почти всхлипнул. И пошел к девушке, пляшущей над мешком.
Что ж! Иногда излишняя тяжесть для одного, становится спасениям для других! Особенно, когда выбрасываются столь полезные вещи!
В заплечном мешке, аккуратно лежащим под кустом можжевельника, неизвестный благодетель оставил почти свежий каравай, по куску сала и сыра, завернутые в чистые тряпицы, согнутую пополам безголовую копченую кефаль, десяток вялых яблок и четыре кувшинчика черного пива. Одним Лукас тут же завладел. Поддел ножом крышечку, фыркнул от пены радостно…
— Мне кажется? — он так и застыл с пустой посудиной в руках.
— Что? — тут же насторожилась Марселин.
— Мне тоже слышится, — протянула Мейви, спешно дохрустев откушенный кусок яблока. — Ребенок плачет.
Через дорогу, к насыпи подходила речка, чьи пологие берега заросли одеялом рогоза. Оттуда ветер и приносил звуки, очень похожие на плач.
Компания переглянулась. Лукас швырнул кувшинчик под ноги.
— Вы как хотите, а я туда! — и, не оглядываясь, полез в шуршащие заросли.
Ноги тут же промокли. Полуболото мягко пружинило. Но Лукас упрямо шел на плач. Желтая стена из стеблей и острых листьев, усыпанных крошечными колючками, кончилась внезапно. Изморозь чуть не свалился в мутную воду — чудом успел ухватиться за корявое деревцо, неведомо как, укоренившееся.
В локте от него, лицом вниз, лежал человек, со стрелой в боку — торчало обломанное древко. Судя по одежде — небогатый дворянин. На затылке у трупа сидела водяная крыса, смотрела неодобрительно, приглаживала длинные усы. Рядом с убитым торчала из воды, наполовину погруженная клетка, из толстых дубовых прутьев.
А в клетке сидел мяур. Когда-то очень пушистый, но сейчас мокрый насквозь, весь в иле. И насмерть перепуганный.
Тут кривая ветка хрустнула, и Лукас обрушился в реку, свалившись на дворянина. Крыса бесследно пропала, улепетнув в ужасе. Клетку захлестнуло поднятой волной. Изморозь, не вставая, метнулся водяной змеей, прошлепав ладонями и коленями по трупу. Выдернул тяжеленное сооружение из присосавшегося ила.
Сама клетка весила немало. Да еще мяур и налипшая грязь! Левой рукой Изморозь с трудом сдвинул разбухшую защелку, открыл дверцу, подставив раскрытую ладонь. Мяур как по мостику перебрался на плечо к человеку.
Лукас с облегчением уронил тяжеленную клетку, не уворачиваясь от брызг — бесполезно, вода даже в исподнем плещется…
Когда грязный и мокрый Изморозь выбрался на дорогу с таким же точно мяуром на плече, девушки переглянулись.
— Студент, а у тебя, как погляжу, просто талант находить спутников!
Мяур радостно мурлыкнул, потерся о щеку спасителя.
— И да, на твоем месте, сладкая, я бы начинала ревновать!
Глава 16Чумная дорога
— Возвращаемся? — спросил Рош, когда Хото с Бригом вернулись к телеге. — По рожам вижу, ничего хорошего там не нашлось.
— Смотря с какой стороны, — прикинул Высота. — Была бы сейчас зима и лютый голод, может и нашли бы чего. Но здесь и сейчас, да — полнейшая хрень
Хото принюхался. Ветер дул со стороны Ревено. И что-то этакое сквозило в воздусях. Заставляя тревожную струну, звенеть все с той же тревожностью.
— Разве что до перекрестка вернуться.
— Можно и так, так-то! Сам же говорил, что нас в Ревено никто с раскинутыми ляжками не ждет.
— Нас, дорогой мой Рош, с такой-то радостью нигде не ждут.
— Тогда поехали дальше! — свесился с телеги Бьярн. Из растрепанной седой бороды торчала солома и прилипшие чешуйки. — Что, ссыкуны, жопами-то задергали от одного дохляка⁈ Да я по таким пешком ходил! Крыс пинками сшибал!
— Глядите, — ткнул Бригг пальцам в сторону рыцаря, — он снова за свое!
— Старый конь борозды не испортит! — глумливо затряс бородой рыцарь.
Хото задумался, уперевшись взглядом в низкие тучи.
— В крайнем случае, если там, действительно, бродят рогатые демоны с огромными хуищами, план действий у нас имеется! Едем вперед, а там видно будет.
Телега осторожно объехала куль — колеса рвали цепкие стебли придорожной травы.
Разумеется, никаких чудовищ им не встретилось. Страшил, вообще, к сожалению, в мире осталось немного — в том числе, и трудами самого Хото. Оттого, наверное, и настали предпоследние времена — люди восполняли образовавшуюся пустоту в Универсуме своей тупостью и жестокостью.
Где-то через пол лиги с мелочью дорогу перекрывал кордон. Все как Высота и предсказывал: рогатки, замусоленные палатки, командирский заплатанный шатер, на флагштоке, над знаменем местного барона — черное полотнище, изгрызенное молью и небрежным хранением в далеком подвале — пятна плесени так и сияли. Чаны с укусом, и до головокружения воняющие костры, в которые, то и дело летели связки трав и ветвей.
Меж всего этого великолепия сновало под дюжину народу — все больше с рожами обычнейших городских стражников, да парочка стрелков в толстых набивных жилетах.
Картину, то ли дополняли, то ли украшали, двое повешенных и слегка закопченных — болтались себе под порывами ветра на будке, ярдах в тридцати от кордона. На плече одного из покойников сидела ворона и увлеченно долбила измазанным в серое клювом в проломленный висок.