Но взять и уйти? Просто так? Нет. Нельзя. Да и не получится. Слишком многое вложено в «Русалку». И силы, и время, и даже именем поделилась!
Ди провела ладонью по гладкой стене. Прости, моя хорошая, прости! Но иначе никак. Иначе — снова в грязь. Снова в то болото, из которого так сложно выбираться, и так легко вернуться.
Никому и никогда она не позволит себя оскорблять! Никому и никогда! И ничего не сделать с ценой принципов. Чаще всего, они оказываются слишком дороги.
Коридор привел в ее же комнату. Йорж скользнул следом, притворил дверь. Ди подошла к комоду, выдвинула проскрипевший ящик. Вынула оттуда тяжелые портняжные ножницы, протянула циркачу.
— Обрежь волосы. Мне.
— Все? — изумился непризнанный поэт. За последний день он ни разу не принялся декламировать что-то из своих ужасных стихов. Это даже несколько пугало — не заболел ли, не подменили коварные островные парня?
— Примерно по плечи. Получится выше — не страшно. — Ди провела большим пальцем воображаемую линию, на некотором расстоянии от волос. — Как-то так. Понял?
— Разумеется! — Йорж прищелкнул ножницами вхолостую, примеряясь.
— Рука дрогнет, не страшно. Голову только не отстриги.
Йорж на мрачную шутку не ответил. Спохватившись, Ди уточнила:
— Не касайся только! А если заденешь, то не облизывай пальцы. Потом смоем крепким!
— О, бедный Юрг! — вдруг фальшиво-сочувственно взвыл Йорж, — я знал его!
Впрочем, на этом циркач закончил, и продолжать не стал. Благоразумный поступок!
Йорж покачал головой, и молча раскрыл ножницы…
Лезвия срезали волосы с неприятным хрустом. Словно кто-то вел тупой бритвой по коже, и она лопалась…
Ди передернуло.
Циркач тут же отдернул руку.
— Все хорошо? Не задел?
— Нет, все в порядке. Прости. Задумалась… Продолжай, пожалуйста!
— Как скажешь…
Йорж закончил, оглядел свою работу с сомнением.
Ди посмотрела на себя в зеркало. Девчонка с криво обстриженной головой и перепуганными глазами.
— Прости… — Циркач щелкнул ножницами. — Первый раз таким занимался. Веришь, даже овец не стриг ни разу.
— Верю, — кивнула Русалка. — После овец хоть какой-то опыт с женщинами появляется. Но не расстраивайся, — погладила она осунувшегося акробата по плечу, — я верю, что ты старался. Дай их мне, пожалуйста, — протянула она руку. Йорж вложил ножницы в ладонь.
Русалка, взяв за кольца тремя пальцами, ударила лезвием в зеркало, словно стилетом. Осколки брызнули, разлетелись, утонули в высоком ворсе пушистого ковра. Перехватив за лезвия, ударила с размаху, добивая уцелевшие куски по краям.
— Не хочу ее видеть. Она слишком боится саму себя, и того, что ждет впереди, — швырнула импровизированное оружие на кровать, отвернулась.
— Не увидишь, — пообещал Йорж. — Я буду идти перед тобой и бить все зеркала, что попадутся. И все лужи баламутить! Ну пока не привыкнешь, конечно. Или не перестанешь бояться.
Ди внимательно посмотрела на циркача.
Тот ответил взглядом с неприкрытым вызовом.
— Ну и дурак, — покачала головой Русалка. — И надо оно тебе?
— Здесь и сейчас, кажется что надо, — пожал плечами Йорж. — Что будет завтра, то будет завтра.
— Удивительное благоразумие в наше время.
— Стараюсь задавить порывы к верхоглядству…
— Помоги вынести вещи, давитель!
Багажа оказалось удивительно немного — как раз равномерно набить оба вьюка на смирной каурой лошадки, выбранной за тихий нрав и общую неприметность. Ди, хоть и умела ездить верхом, все же предпочитала передвигаться на колесах, ибо искусной наездницей никогда не была.
У циркача с собой вещей и вовсе не оказалось. Все ценное и нужное, тряслось где-то в кибитке, далеко по тракту. Впрочем, Йорж предпочел об этом забыть. Начиналась очередная новая жизнь
Стоило лишь съехать с тракта, и продвигаться к цели (хоть туманной и неизвестной, но все же цели!) стало куда сложнее! Высокая, удивительно колючая трава, скрывающая кочки и камни. Непролазные кусты, которые приходилось обходить по широкой дуге — полезешь напрямую, и штаны порвет, и от задницы лохмотья полетят! А еще — внезапные ручьи, превращающие все вокруг в одно, тоже весьма внезапное болото — оступился, и по колено мокрый и грязный. И невидимые лягушки квакают с явной издевкой в голосе! Хоть пиявок нет, и то хорошо.
Первое время ругались все. Потом, когда перестало хватать дыхания, один лишь Бьярн продолжил сотрясать воздух громоздкими словесными конструкциями. Как ни странно, но рыцарь до сих пор ни разу не сверзился с седла! Хотя, судя по общей бледности и запавшим глазам, путешествие не доставляло ему ни малейшего удовольствия.
С другой стороны, а кому нравилось-то⁉ Когда выглянувшее ненадолго солнце сменяется завесой черных от злости туч⁈ А с неба то сыпется мелкий холодный дождь, то мокрый снег⁈ В такое время нужно сидеть дома, у очага, с доброй бутылью хорошего кальвадоса или, по крайней мере, с ящиком пива. И за дверь даже носа не казать!
Направление, назначенное дорогой, привело компанию к высокому длинному холму. Этакая гряда водораздела, меж двумя полузатопленными ложбинами.
Бьярн, которому было тяжело слезать без помощи, остался в «седле». Остальные же, оставив на попечение рыцаря вторую лошадь, груженную их жалкими припасами, полезли на холм. Обсушиться, обогреться, а заодно, и осмотреться. Изредка мелькающее солнце ориентироваться позволяло. Но расстояние-то, не узнаешь, сколь на него не пялься!
Выбравшись на верх, со стоном попадали, давая роздых одеревеневшим от усталости ногам — не одну лигу отмахали, и это если по прямой считать, без учета местной земельной кривости!
Отлежавшись — недолго это было, народ все же привычный к хождению, начали шевелиться — не хватало еще замерзнуть насмерть — то-то Бьярн посмеется, узнав!
Рош подобрал валяющуюся толстую ветку с блестящей черно-красной корой — и как сюда вишня-то добралась? Ножом начал снимать слой за слоем мокрую древесину. Бригг, тем временем, резал траву, расчищая небольшой участок под будущий костерок. Добравшись до сухой сердцевины, стражник настрогал невесомых коричневых «паутинок» с ветки, сложил их шалашиком, сунул внутрь кусок разлохмаченного трута, начал чиркать по огниву…
Глядя на огонек, жадно кусающий стружку, Хото пошевелил пальцами в сапогах. До боли в зубах захотелось разуться, развесить на просушку мокрые портянки на рогульки у костра. А после, завернуться в оделяло, да и задрыхнуть до утра. Желательно, без снов.
Но стоит лишь расслабиться, себя уже не собрать. Расползешься медузой.
Соратники, разобравшись с огнем, начали потрошить мешки, выкладывать на обрывок полотенца остатки снеди… Если не добраться до людей в течение завтрашнего дня, то все, останется только лягушек жрать. Которых нужно еще суметь наловить! Желудок от мысли о прыгающее-скачущих, сам заквакал, весьма протестующее.
Высота перекатился на ноги, чувствуя, как жалобно скрипят суставы. Неуклюже залез на высокий камень, вытянутым плоским кирпичом торчащий из земли — то ли древнее надгробье, то ли ветер так прихотливо обтесал, он умеет!
За спиной — захваченная Островами Сивера. Впереди, за россыпью холмов — Ревено. Тоже во власти захватчиков, но куда более страшных! Невидимая зараза безжалостна и неистребима, сколько ведер уксусу не потрать, и хоть весь можжевельник в округе спали.
Соваться туда — чистейшее безумие. Кордоны не зря стоят. Нет, Ревено отменяется безоговорочно.
Хото обратил свой начальственный взор на запад. Где-то там, за Ревено, далеко за горизонтом Таилис. Город с изрядной ежемесячной ярмаркой и множеством высоких домов! Четыре года назад довелось там чудесно поработать. И за основную работу платили без задержек, и побочной много выплыло — за отдельные деньги, разумеется. А уж какие наливки там! В шестипинтовых кувшинах!
Высота прицокнул языком, переступил, стараясь не соскользнуть. Золотые времена были! Даже развод казался чем-то несерьезным и вообще, делом пустяшным! Так оно, в итоге и получилось, но времени на самоедство ушло невообразимо много. И на кой хер, спрашивается?
Стенолаз выругался вслух, снова переступил затекшими ногами — очень уж узкая площадка на вершинке — обычный человек давно бы уже свалился.
Соратники оглянулись, но спрашивать не стали. Привыкли уже, что командир если и ругается, то сугубо по делу. Ну или Бьярна подъебывает.
Так что, вести компанию в Таилис?.. Иных вариантов-то, и не видно…
Стоять! А это что там у нас такое происходит?
Сильный ветер не давал пробиться ни звукам, ни запахам, оттого Хото и не разглядел происходящее практически под носом — рукой дотянуться можно! Его самого чудом не заметили — от усталости по сторонам не таращились, уткнув взоры в спину впередиедущего.
Высота спиной назад спрыгнул с «надгробья». Стукнулся больной рукой, да еще под локоть попал острый камень…. Неловко кувыркнулся, полудохлой змеей скользнул к жующим стражникам.
— Туши, нахер! Быстро!
Бригг, не спрашивая лишнего, накрыл костерок мешком, на котором сидел. Огонь обиженно зашипел и потух. Разнесся легкий аромат тлеющей мешковины и жареной рыбы.
— Сидите тихо, не высовываясь. Ясно?
Стражники молча кивнули, переглянулись.
— Что там? — прошептал Бригг, оглянувшись.
— Там наш пиздец, если вдруг спалимся, — выдохнул стенолаз. И повторил приказ, — тихо сидите! Вдруг пронесет!
Хото, на четвереньках проскочил чуть дальше, к склону. Начал корчить рожи Бьярну, надеясь, что старик не решит громко уточнять, что происходит
Бьярн, на удивление, оказался догадлив — всегда бы так! Закивал, не проронив ни звука, подогнал пятками лошадку поближе.
— Рассказывай, — произнес, склонившись к гриве.
— Рыцарюги там, — сказал, как сплюнул Высота. — Рыл пятнадцать где-то. С грабежа едут. Сумы набитые, туши через седла висят.
— Пьяные… — мечтательно протянул Бьярн, закатив глаза. Седая борода встопорщилась, усы вытянулись стилетами.