Зеркало
Мир – подневольное зеркало —
горькие лица.
Что-то не так и со стрелками —
им не стоится.
Время менять декорации
цвета потери.
Мне бы понять, разобраться бы —
лязгают двери
немилосердно, по пальцам и
сыплются боем.
Нам удалось переправиться,
жаль, не обоим.
Стрелки споткнулись на имени,
встали бескрыло.
Я – амальгама безвинная
горького мира.
Не помни
Всё меньше тех, кто в небе различает
прощальное свечение кометы.
Забвения извечная примета —
их голоса слабее и случайней.
Блуждая по неведомым орбитам,
не помни никого – тебе не важен
уже никто. Но, слышишь ли, однажды
подай мне знак, что я не позабыта.
Не помни нам отмеренной печали.
Придёт моя пора лететь, я верю,
увидимся в условленное время
как в первый день, смеясь, пообещали.
«То ли снег, то ли слива роняет цвет…»
То ли снег, то ли слива роняет цвет.
Посмотри в окошко! Ответа нет.
За безвременьем звёзд, за одним штрихом,
угасает имени звук… О чём
в тишине задумался твой телефон?
По теплу ладоней скучает он
или видео сливы цветущей в нём,
или наше селфи, ещё вдвоём.
Посвящения Д. К
Счёт
«То ли чай пойти выпить, то ли повеситься.»
Кружочки, загогулинки, хвостики и лакунки… Точки, звёздочки, скобки, на экране, черные на белом – песок в глазу… Это цифры и буквы, аккуратные строчки телефонного счета, того, из марта. Сухая выжимка дней – влага неуёмно проступает, собирается в капли и течёт по щекам прямо на клаву, на уже мокрые пальцы.
Это вот мобильный германский – всего шесть центов, три минуты с кем-то неважным, отговорился, отключил и забыл.
Это со мной, семнадцать звонков за день, коротких, по полминуты, как протянутая рука. Я здесь, здесь, с тобой. Я всегда с тобой. Все утро, когда после ночной битвы ты затихаешь и мирно дышишь, утопая в уютных подушках. Весь день, хлопотный, мелочный – накапать капель, поменять пакет на миске, унести таблетные очистки, долить свежей воды, подоткнуть одеяло, пониже спину, повыше спину, переставить икону, подать книгу и очки, забрать книгу, включить общий свет, подать костыли, нет, не надо, я так, курагу не хочу, и что, что мёду нельзя, хочу и буду, неси капли побыстрей и морфия, морфия, морфия…
Весь вечер, когда мы основательно устраиваемся в нашем миникинотеатре и долго выбираем фильм, благодушную сказку на сон грядущий. И всю ночь, которая никак не грядёт, а глядит и глядит на нас бессонным оком луны, на мои руки, торопливо раздирающие упаковку ампулы, на дежурную миску с рвотным пакетом, на кроткую жалобу твоих бровей.
А вот московский домаший – да, номер мне очень знаком, последняя из соломинок, доктор Блескин. Борис Иваныч, далекий московский доктор, так и оставшийся в памяти без лица, одним голосом в динамике, властным и усталым. Он был согласен говорить только с самим пациентом, никак не с супругой. Откуда ему знать, что пациент, давно в полупрострации от болеутоляющих, не запомнит ничего из советов и наказов умудрённого профессора, если только заботливая вездесущая супруга не подставит тайное ухо и не запишет по пунктам сказочно простую и несказанно безнадёжную программу оздоровления.
Говорил, конечно, говорил он потом и со мной, по полчаса и больше, и не раз. Счет не врёт, всё расписано по дням и неделям. Я металась между телефоном с докторскими директивами, магазинами, продающими ядрёные средства по блескинскому списку, интернетом, дающим хоть какое-то представление о панацеях, и врачами, которые согласятся выписать нужный препарат без очевидности проблемы. Клекотала, скакала, хлопала крыльями – большая хохлатка в клети-маломерке.
А это что же? Италия… Два раза почти по часу, что это, кто, телефонные пиявки?.. Мне-то есть, с кем поговорить в Италии, а пациенту моему с кем же? Аххх! Да! Это некто Наташа в Милане, спасибо её рекомендациям, я сразу прониклась к доктору Блескину нерушимым доверием. Когда врачи уже отказали наташиной матери в дальнейшем лечении, за телефонное дело взялся добрый доктор. Я приведу здесь все его наставления, практически подтверждённые и Наташей. Может быть, моя памятка поможет кому-то удержаться на скользком порожке телесной жизни. Ну, или нет.
# сода: 0,5 ч.л. погасить кипятком, долить чистой водой до чашки, пить натощак, час не есть;
# ванна: пачка соды на тёплую ванну, часто;
# уголь активированный: 10 таблеток в день;
# горечи: дуб, лавр. лист, полынь, ромашка. Отвар 0,5 стакана в день, охладить, хранится сутки;
# все каши на воде, картошка паровая, яйцо сырое с солью;
# минимум лекарств;
# клизмы
# Сиофор 1000 (Siofor) + Плаквенил 200 (Plaquenil) + Аспирин 0,5
таб. браузе => натощак;
# витамин С: 1.000–2.000 мг в день;
# льняное масло с творогом (мюсли Будвиг);
# мясо нельзя!
# cахар нельзя!
# соки с водой;
# детское питание можно;
# зелёный чай;
# вода чистая – очень много!
# cвечу в доме ставить;
# верить в очищение!
Сиофор с плаквенилом и аспирином дают:
# тепло по телу;
# сонное состояние;
# ожидать всех симптомов очистки: понос, рвота, пот, сопли, мокрый кашель;
# боли уходят;
# силы приходят;
# давление приходит в норму, но сердце молотит вдвойне;
# если будут отеки – не сгонять! а просто больше двигаться!
Мама миланской Наташи умерла, через полгода самолечения тихо умерла – но, как гласит её легенда, не от рака, а от сердечной недостаточности – ни опухоли, ни метастазов при вскрытии не нашли. Умер и ты.
Мне всё кажется, начни мы раньше, еще в декабре, возьми я общение с Блескиным сразу на себя, не разреши я сеанс облучения в один день с инъекцией химии, настои я на искусственном питании, прогони я эту всезнайку-медсестру с её последней подмётной капельницей мидазолама, ты был бы сейчас со мной – я могла бы целовать тебя в маковку, разглаживать брови и держать за мизинец…
Был бы, могла бы, если бы… Клетка опала, а я всё машу и машу крыльями.
Чаю, конечно, чаю. И оплатить счёт.
17.06.2021
Мартовский дождь 2022
В Европе март – провисло небо,
тяжёлых капель тьма густая.
Газета врёт, в журнале небыль —
агит и проп. Но неустанно
стучит по стёклам дождь-свидетель,
на спины бременем ложится —
по просвещённым нашим лицам
течёт славянской брани пепел.
Откуда родом тучи эти
ты не заметил, тот не понял.
Вражда изменчива, как ветер.
Но не отмыть уже ладоней.
Времена
Что за грома́ сотрясают и почву, и дом?
Кем он запущен – последних времён метроном?
Прут за прутом золочёную клетку куют?
Не пожалеть бы, как пращурам в Божьем раю.
Время – испуганных и бессловесных, когда
до горизонта не сыщешь свободного рта,
Редкого зрячего гонят слепые толпой —
Время разлома небес между мной и тобой.
Прахом основы, незыблемый камень начал,
истина множится кривдами лживых зеркал.
Смертная кучка безумцев возводит мирок —
кто им сказал, что управятся лучше, чем Бог?
Время – за чипсами зрелищ реальной войны.
Планов на десятилетья, а дни сочтены.
Время сбываться сакральным пророчествам книг.
Рокот грядущего – испепеляющий рык.
Семь нот для семи перекрестков Космоса
Однажды Марии Савкиной предложили сочинить по стихотворению для новых обложек известнейшего международного литературного-художественного журнала «Крещатик/Перекресток», который, к сожалению, прекратил выходить на 25-м году своего существования. Семь обложек, семь стихотворений, семь нот для перекрестков Космоса. Как раз в это время Мария Савкина активно разрабатывала тему Космоса совместно с единомышленниками по своему проекту «Планета VЭ». Первые шаги были сделаны с аранжировщиком Алексеем Пяткиным: «Я называю его художником по звуку, он рисует звуками картины, причём совершенно космические. За 6 лет с нами поработали совершенно разные петербургские музыканты, их было немало» (из интервью газете «Восточно-Сибирская правда» 4 ноября 2014 // Мария Савкина: Меня было уже не остановить. Затребовала скрипку!»)
Эти семь стихотворений, семь космических нот, как первый опыт синестезии, личного пресуществления видов искусства явились важной вехой в творческом становлении Марии Савкиной.
Татьяна Реброва, одна из лучших современных поэтов, выходившая в 1960-е годы на сцену Политехнического Музея вместе с А. Вознесенским, Е. Евтушенко, Р. Рождественским, так сказала о стихах Марии: «Если бы меня спросили, что такое стихи Марии Савкиной, я бы ответила: Мария Савкина – это Пикассо в поэзии, та же органичная изломанность линий, та же обнаженность эмоций, та же симфоничность и музыкальность».
Игорь Савкин
savkina@vk.com
Соль/Океан
Когда-то давно
Был Океан.
И я жила там.
Теперь его нет,
Испарился, иссох,
Нет шума волн —