Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью.
Все знают это стихотворение Пастернака. Вспоминаю, как один (и даже не один) мой знакомый поэт удивлялся, как такое может быть: женщина в платье через мгновение оказываются одетой в халат? Я не сделаю открытие, если напомню, что слово ПЛАТЬЕ раньше имело еще одно значение – ОДЕЖДА, как женская, так и мужская. Я впервые столкнулась с этим значением в раннем школьном возрасте, читая “Робинзона Крузо” в пересказе для детей Корнея Чуковского. Там Робинзон все время называет свою одежду платьем. Да уж, Робинзона никак не назовёшь трансвеститом. Впрочем, о трансвеститах я узнала гораздо в более зрелом возрасте.
Перечитывала К. М. Фофанова, наткнулась на знакомый ритм:
Потуши свечу, занавесь окно,
По постелям все разбрелись давно,
Только мы не спим, самовар погас,
За стеной часы бьют четвертый час!
Сразу вспомнила Цветаеву, из цикла “Бессонница”:
Вот опять окно,
Где опять не спят…
А я-то думала, что Цветаева просто не в первый раз в жизни такое окно видела…, оказывается, вот где первое-то окно в русской поэзии загорелось… По крайней мере, в таком стихотворном ритме.
Старость – хорошее время жизни,
а раньше – так далеко казалась:
ведь жизнь такая большая…
Не верилось, что старость – хорошее время жизни.
Теперь я знаю:
можно видеть, закрыв глаза,
путешествовать, не уезжая,
любить, не касаясь…
Теперь – только свистни —
прибегут, поспешая,
подмосковная станция, сосны, лето,
прогулки с отцом,
разговоры с мамой о Диккенсе;
бабушка в очках и косынке
жарит грибы с картошкой на керосинке.
Вечереет. Все живы. Всё в порядке.
Яблони в саду, подсолнухи и морковь на грядке,
розовые флоксы, белый с лиловым вьюнок
обвил террасу…
Сквозь лопухи пробирается соседский кот
по имени Вася.
Схватить его, прижать к себе, замерев от счастья,
и на короткий миг он тоже замрет.
Вокруг лесная, полевая, пыльно дорожная местность.
Переверну бинокль, наведу на резкость.
«Настя! Где ты?» – крик огласит окрестность.
Анастасия – ведь это значит «воскреснуть»?
Как много Анастасий, как много вокруг бессмертья!
Старость – хорошее время, чтоб жить на свете.
Анастасия с двенадцатиструнной гитарой,
восточными скулами, диковатыми глазами, —
хорошая выросла, боевая…
Зайчонок, как хорошо становиться старой,
по капле жизнь свою в тебя переливая!
Пусть звучат все двенадцать струн на твои слова,
детскими пальчиками прижатые к ладам.
Жестом моим откинув прядку со лба,
голосом моим, только молодым,
спой мне про то, что больше не надо искать себя,
что я уже тут.
А не там.
Не там.
Перед зимой
Ноябрь, а такая теплынь, что кажется, будто апрель.
Воздух туманный слегка и, как молоко, парной.
Солнце, прищурясь, смотрит прямо в лицо,
с рассеянной̆ нежностью покачивая колыбель.
Иду, словно плыву, сквозь нечеткий простор земной.
Кажется, это не я, и все это не со мной, —
и эти облака, и птицы – высоко, далеко…
Иду, словно лечу, сквозь блаженный простор земной,
словно это не ноги мои меня несут,
а сквозь тихий воздух прохожу подобно лучу,
не нарушая гармонии золотой…
бесплотной пушинкой, медлящей на весу…
Одна только мысль: не мое, не я, не со мной…
Не помню уже ничего и ничего не хочу, —
иду, словно сплю наяву, сквозь неясный простор земной,
где так часто хотелось прижаться к чьему-то плечу
и заплакать, как в детском саду: когда же придут за мной?
Иду, словно плыву, сквозь бесплотный простор земной,
ничего не чувствуя, ничего не чу…
Грета Чесновицкая / Россия /
Поэт. Автор 10 поэтических сборников, Лауреат Renaissance française (Франция). Заслуженный учитель России, Кавалер Ордена Академической Пальмовой Ветви
«Мне приснился Париж…»
Мне приснился Париж
В кружевном ожерелье
Из летящих мостов
И изящных ночных площадей,
Нам парижский кораблик
Подмигнул, проплывая по Сене,
А мелодия вальса
Вспорхнула из открытых дверей.
Строгий профиль домов
И симфония дальних событий,
Нежный шепот дождя
И сияние чуда вдали
Нам с тобой подарили
Ожиданье прекрасных открытий,
И, как птицы, взлетели
Над городом вечной любви.
И парижские тайны
Закружились цветной каруселью,
Белым жемчугом вспыхнули
Нитки парижских огней,
И июль закачался
Огромной ночной колыбелью,
Удивляясь молчанию
Гулких надменных церквей.
«Это осень, милый…»
Это осень, милый,
Это осень
Закружила и заколдовала,
Подарила желтых листьев горсти,
Серый дождик за окном нарисовала.
Это осень,
Осень размышлений,
Осень спелых яблок, многоточий,
Жарких поцелуев и сомнений,
Разговоров до глубокой ночи.
Это осень,
Осень тихой грусти,
Осень одинокого молчания,
Голубой туман приходит в гости,
И горят костры воспоминаний.
«Дождь застучал по крыше…»
Дождь застучал по крыше.
Дача. Мягкий свет.
Сад, наслаждение и чудо.
Стол на террасе.
В вазочке букет.
Посередине голубое блюдо.
Пирог с малиной.
Мы все за столом,
Болтаем, улыбаемся, смеемся.
Нам эта непогода нипочем,
И мы плохой погоде не сдаемся.
А дождь идет, и аромат листвы
Вселяет в душу новые надежды.
Война закончится.
И расцветут цветы.
На даче будет все опять, как прежде.
Терраса. Сад.
Мальчишки за столом.
Букет цветов, с пчелой посередине.
И мы все вместе,
Словно на картине,
Пьем чай и заедаем пирогом.
«Прощальное танго осень танцует…»
Прощальное танго осень танцует
Со скучным печальным осенним дождем
А ветер ревнивый ей руки целует,
И поджидает в кафе за углом.
Туманное небо, дождливая слякоть,
И хрупкая прелесть последней листвы
Ах, осень уходит и хочется плакать,
От ее нежности и красоты.
А тучи чернеют, и ветер скандалит,
Опавшие листья ведут хоровод,
Нам осень шлет письма и обещает
Опять возвратиться на будущий год.
«От ветра задрожали елки…»
От ветра задрожали елки,
Идет осенний хмурый дождь,
И тишина во всем поселке,
Лишь шум дождя и плач берез.
А я внезапно замечаю,
Как романтичен этот миг,
Зажечь свечу и выпить чаю
В компании любимых книг.
Мне хорошо сегодня. Странно,
Сама не зная почему,
Тоскуя о далеких странах,
Я выбираю тишину.
И в бесконечной карусели
Дел, что не отложишь на потом,
Так вкусно яблоки хрустели
Осенним соком с холодком.
«Нам с тобою повезло…»
Нам с тобою повезло,
Серый дождь стучал в окно,
Серый дождь пошел с утра,
Было грустно.
А над собором Нотр-Дам
Плыл задумчивый туман,
И на улицах Парижа
Было пусто.
Мы сидели за столом,
Говорили обо всем,
Говорили о любви,
Удивлялись.
А над собором Нотр-Дам
Плыл задумчивый туман,
И дождинки за окном
Обнимались.
Капли бились о стекло,
Залетали к нам в окно,
Дождь хозяйничал в Париже,
Как и прежде.
А над собором Нотр-Дам
Плыл задумчивый туман,
И сбывались все мечты
И надежды.
«Счастья много не бывает…»
Счастья много не бывает,
Счастье голову теряет,
Уплывает, убегает,
Иль на ниточке висит.
Счастье хрупкое, как птица,
Мало ли, что с ним случится,
Вдруг забуду в электричке,
Или в небо улетит.
А без счастья жизни нету,
Я ищу его по свету,
То налево, то направо,
Все смотрю по сторонам.
Вижу горы, вижу море,
И бескрайние просторы,
Только счастье потерялось,
То ли здесь, а то ли там.
«Зимняя ночь заглянула в лицо…»
Зимняя ночь заглянула в лицо.
Ветер замерз и продрог.
Кто-то заходит на наше крыльцо,
Сон? Или, может быть, Бог?
И под шарманку хмельная пурга,
Пляшет, шумит и поет,
Ей снисходительно светит Луна,