Это для лакея нет героя, лакейской душе сложно осознать, что этот вот, разбитый болезнями бывший каторжанин – величайший человек своей эпохи. Нечем мелкой душе это понять, не виновата она, что мелка… Или виновата? Сейчас не об этом. Анна Григорьевна вошла в дом к Писателю и только потом увидела в нём Мужчину. Вышла замуж, конечно, за Мужчину. Но прожила в своем счастливейшем, по ее собственным словам, браке – с Писателем, при этом считая себя женщиной обыкновенной. А разве обыкновенная женщина не пожелала бы иногда подумать и о самой себе? Разве не сохранила бы своё наследство, тем более, что Фёдор Михайлович так настойчиво просил не тратить последние средства даже ради их совместной поездки за границу? Разве обыкновенная женщина могла бы совмещать в себе одной переписчицу, редактора, корректора, издателя, агента по поиску типографий, менеджера по книгопродаже, бухгалтера, маркетолога и составителя рекламных объявлений плюс вести всю переписку с подписчиками? А ещё – вести хозяйство, растить детей и быть женой?
Нет ни одного дела, которое касалось бы имени Фёдора Михайловича Достоевского, которое бы его уникальная жена Анна Григорьевна не считала бы, в первую очередь, своим собственным делом. Его успех был её наивысшим интересом, его покой, его здоровье, рождение его детей – это всё было не просто на её женских плечах, так она принимала всё это как великую честь и небывалое счастье! «Моя доля – одна из самых завидных. И была, и есть!» – эти слова Анна Григорьевна Достоевская написала уже будучи вдовой великого писателя. В них столько света, что сквозь века становится понятно – ничего случайного нет! Достоевский заслужил всей своей жизнью именно такую женщину, сумел её разглядеть, удержать и сохранить её любовь к себе даже после своей смерти.
Перечитывая произведения Достоевского, мы проникаемся внутренним миром каждого из героев и кажется, что мы уже и сами становимся чуть-чуть ими. Но каким же даром перевоплощения нужно обладать, чтобы до такой степени ярко и реалистично уметь создавать эту эмоциональную картину глубочайших внутренних переживаний героя, размышлений, руководствуясь которыми каждый из героев и совершает свои особенные поступки. А ведь дар перевоплощения – это дар артистический. Неужели каждый писатель, в первую очередь – артист? Ведь нет же. Как можно представить на сцене всех писателей? Или всё-таки это разное?..
«Всё начинается сызнова…» – вдруг послышались в комнате слова… Неожиданно! Произнесенные мужским голосом… Это были слова из романа «Игрок», который я переслушиваю время от времени в аудиоварианте, каждый раз снова и снова пытаясь представить себе, как тогда, в октябре 1866 года в доме на углу Мещанской улицы и Столярного переулка, теперь это дом № 7 по Казначейской улице в Петербурге, шла работа: писатель диктует роман юной стенографистке, на ходу подбирая слова, с надеждой успеть к сроку за 26 дней… Голос чтеца заполнил комнату. Оказалось, что это кошка, пробегая куда-то по своим кошачьим делам, зацепила лежащий на столе смартфон и включила его. «Надо же… – подумала я. – Именно сегодня – 11 ноября! В день его рождения!» Октябрь 1866 года сквозь время и при помощи техники вошёл в нашу жизнь и живёт сейчас – в ноябре 2021-го!
С днём рождения, Фёдор Михайлович! Вы отдали себя всего, без остатка, не сожалея ни о чём и надеясь только на себя и свою титаническую работоспособность. Вы показали детально, как может быть страшен человек, одержимый ничтожной идеей обогащения. И как ничтожен безыдейный вроде Лебедева в романе «Идиот», который, уличённый в подлости, в ответ на недоумение князя Мышкина отвечает: «Низок… Низок…» Но сами Вы всей своей жизнью доказали, каким неисчерпаемым источником силы может обладать идея добра, созидания, просвещения! Возможно, именно в этом и состоит загадка необычайной мощи Вашего великого вклада в культуру всего человечества. Иного объяснения нет. Вы сумели аккумулировать в своей душе зыбкий луч света и взрастить его до непостижимых размеров, до такой степени, что ничто и никогда не могло сдвинуть Вас с пути к истине, к которой Вы ведёте и всех нас каждым своим произведением. Нужно цепляться за луч, а не за низость, от которой всё равно никуда не деться. Да, мы её видим повсюду! Но живителен только свет. Только он – вечен!
И Вы остались в Вечности! Ваш почти всегда столь спешный и неистовый труд не пропал, Ваши мысли не затерялись… А люди… Люди всё те же. Но перечитывая Вас они меняют что-то в себе. Они – это мы, которые тут живём после Вас и благодаря Вам сами себя начинаем иногда понимать, потому что мы нуждаемся в Вас так же, как Ваши близкие – нам не хватает своих собственных средств для жизни, мы не умеем их добывать… Может, из-за лени… Или другой какой беспомощности.
Мы иногда понимаем, что каждый день убиваем в себе Раскольникова, чтобы не расколоться пополам не только внутренне, но и – судьбою – внешне – от размышлений о степени собственного величия. Это мы, погружаясь в рассуждения о непротивлении злу, стремясь к свету, знаем, что с нами будет, если не противиться до конца. Непротивление внешнее – ничто в сравнении с непротивлением внутренним, когда, поглощённые горечью, мы остаёмся наедине с самими собой и, чтобы выжить, какой колоссальной мощи источник света нужно иметь в душе, чтобы она не затуманилась болью? «Удивительно, что может сделать луч солнца с душой человека!» Да! Может! Если он есть!
Сколько солнца было в душе Вашей, Фёдор Михайлович, если человечество согревается Вашим светом до сих пор! Всё начинается сызнова – снова и снова! В каждом из нас.
Артур Новиков /Украина /
По роду занятий – поэт, публицист, прозаик, сценарист и даже критик.
Родился в ноябре 1963 года в Киеве. Самые яркими воспоминаниями детства стали годы, проведенные с родителями в Алжире, отец преподавал в военном училище. Африка, муэдзины по утрам, французский язык и арабские сверстники, почти идеальное детство. Потом институт (Одесский Электротехнический Институт связи им. А. С. Попова) в Одессе. Далее работа в Киеве, стажировки в Питере, тогда в Ленинграде, и – Советская Армия. Лейтенант Новиков служил в белоцерковском гарнизоне. После армии работал в Институте кибернетики АН УССР, откуда уволился почти одновременно с Горбачевым, кибернетика разделила судьбу Союза. Затем долгое время жил в Одессе, занимаясь рекламой, веб-дизайном и постижением одесского образа жизни, в чем и преуспел, пока в биографию не вошла Алма-Ата и великая страна КЗ. Долгое время работал с Посольством Казахстана на Украине, МИДом РК и параллельно с алма-атинской епархией, написав первый сайт Кафедрального Свято-Вознесенского собора, который и администрировал почти 6 лет, до 2018 года. Первое стихотворение было написано 29 сентября 2011 года, и в жизнь окончательно вошла литература. Что и продолжается сегодня и вероятно останется навсегда.
Стихи и эссе публиковались в журнале «Крещатик» и в ежегодниках поэзии и прозы под редакцией Татьяны Ивлевой.
Дневник диссидента – (I)
“…беглец отличается от обычного человека всего-то
тремя:
скоростью перемещения, сумбуром мышления
и безразличием к окружающей среде…"
“…нет хуже домысла, чем реальность…”
Гимном происходившего на киевском вокзале в первые дни боевых действий могла стать одна единственная песня Джорджа Харрисона Bangladesh. Совпадала она минимум по двум причинам:
– Джордж написал ее в 1971 по сходным событиям
– по моим наблюдениям приблизительно 70–80 % прорывавшихся в вагоны были из тех мест, Бангладеш, Индия и представители Французской Африки. В отличии от большинства киевлян их инстинкты, выработанные не одним поколением, были безошибочны
– все, пора и быстрее. Посадка в поезд и то, что было в вагоне, тоже вполне индийский канон. Места захватывались силой слова, тамбур вповалку, двери в купе отчасти блокируются телами. Запомнилась одна малийская пышка (я их еще по институту различаю) со всей экспансией Черной Африки говорившей по айфону: alor! alor! ici en Ukraine tout va très mal! nous partone! (все плохо, валим отсюда!). Захотелось съязвить что-нибудь в ответ, но, во-первых, не помню французский, а во-вторых, о чем?
В туалет проще всего было ходить по индусам, они почти не реагировали, африканцам вежливо – ma pardon и они также с вежливой улыбкой сдвигались, насколько было возможно.
Rien! се fut inoubliable!
_pro-refren:
Старый Джо уж очень стар.
Старость настоящая и безвозвратная, которая в благословенные времена опекалась не лекарем, а сугубо духовником. Ведь что истинная старость? – не Альцгеймер, деменция или детское поведение патриархальных дедушек и бабушек из потерянной книжки.
Старость, прихожая склепа, начинается, когда человек начинает рассматривать себя не как часть жизни, а исключительно как эпитафию и надгробие под венки будущей нации; что государственному деятелю в период континентальных смещений мироустройства хуже забвения.
Теперь будущие главы монографий довлеют над его решениями и действиями. Дряхлеющий Бонапарт стал бы проклятием Империи, так что в известном смысле Ватерлоо и герцог Веллингтон явились даром небес для французской государственности.
Вернемся к Старому Джо.
В истории Америки он может стать первым президентом, ушедшим с поста по самой человечной причине, всем уготованной. Можно вспомнить Уоррена Гардинга, почившего на второй год президентства, по медицинским версиям – от инфаркта в 56 лет. Общественные слухи предполагали отравление, чуть ли не от рук первой леди. Но сами понимаете, общество стоит доверия еще меньше чем медики. Что касается прочих досрочно ушедших, то с ними как у Высоцкого, «…кто кончил жизнь трагически…»
Так что с манускриптами, Джо, какие вехи?
Ну первое, конечно, не оставить партию в сливе от сортира.