— Так, подожди, — Керф поднял обе ладони, — объясняю. Мы на байдарах не ходили в жизни. Мы по океану не ходили, мы…
— Южане вы, — фыркнул Уд, — хули тут еще говорить? Друг Керф, я на придурка похож?
— Нет, — мотнул головой мечник. И тут же поправился. — Не особо.
— Ну а зачем ты обо мне думаешь так плохо, а? От вас надо будет на веслах помочь, когда ветра нет, да на берегу как надо сработать. Вы ж потонете сразу! Меня ж потом мастер Бурхард на клочки порвет! Не, друг Керф, я с виду только дурак, а так — умный!
Керф опустил голову, развел руками — ну что тут скажешь, неправ был!
— Ничего, бывает! Я сам из Мильвесса, так-то. Южней тебя, а ничо, прижился! С вами Людоед пойдет, да еще трое толковых ребят. Справитесь. Разве что зверье свое не берите. Каланов увидит, начнет шуметь — лови потом по островкам тех упырей! Унак с вами, опять же, пойдет. И дорогу подскажет, и вообще.
— Погоди, еще вопрос. Ты откуда знаешь, что унак правду сказал?
Уд посмотрел на небо, потом Керфу за плечо.
— Если бы он сразу ко мне пришел, я бы нехорошее мог заподозрить. Он к Диего эль Руису пришел. А тот уже мне доложил по форме, как полагается.
— Это кто такой? Диего, в смысле?
— Священник наш. Но точно тебе говорю, унаки Руиса не обманывают. Им боги запретили.
Сувойка не зря столь цены высокой! Древесина у нее — как камень. Рубишь, рубишь… Только пыль к небу летит, да звук! На лигу кругом слышно, как сувойку добывают! А если еще и погода тихая, да роща у берега… Каждый слышит, каждый знает — сувойку рубят! Щепки летят! Каждая щепка — медячок, каждое поленце — золотой, каждый ствол — туго набитый кошель! Тут любой в раж войдет! Только успевай топоры точить!
Компания, усиленная четырьмя местными, залегла на гребне, за кустами.
Браконьеры, увлекшиеся добычей, об охране не позаботились. Вернее, выставили одного, у вельботов. Но «рыцарские» пришли с другой стороны острова — Нюнкин провел сквозь густые заросли хитрыми тропками.
Лукас то и дело оглядывался на унака-проводника — в скоротечной драке в тумане было не до разглядываний. Во вчерашней перегрузке тоже по сторонам глазеть не вышло — тюки с мешками так и мелькали.
В общем, человек как человек. Разве что ростом невысок — да и то, с Удом ровня. С другой стороны, раз его «Маленьким» зовут, остальные повыше будут — тех, даже, доспешных громил вспомнить! Кожа темнее, глаза и волосы черные, лицо плосковатое, но не прям «сковородка» обещанная… В общем, в той же Сивере прошел бы мимо без малейшей мысли, что другой народ.
Одет иначе, это да! И куртка цельная, и обувка с мягкой подошвой… Зато на копье стальной кованый наконечник явно материковой работы. Хоть и запрещено с унаками менятся оружием. Ну то в замке у рыцаря одно, а на деле, оно всегда чуть иначе… И шапка чудная, ох и чудная! Но красиво.
— Глухие, — ткнул пальцем в работающих унак, оскалился, погладил пальцем деревянную фигурку утки на макушке.
— Будем брать? — уточнил Керф у Людоеда, как у знатока. — Или подождем, пока намашутся?
— Я ж говорил Кролищу, что не тупые вы, просто не привыкли еще! — кивнул Людоед. — Ждем, робяты, ждем! Кусты колючие, далеко. Сюда даже поссать не пойдут. До вечера спокойненько полежим, потом дело сделаем.
И первым лег на мокрые листья. Остальные тоже повалились. Переход с непривычки вышел тяжелым — под конец весла из рук так и валились. А заснувшему Флеру веретеном по зубам прилетело, разбив губы в две лепешки — его, впрочем, оставили на охране, вместе с Канардом, из местных…
Браконьеры стучались стаей сумасшедших дятлов, не прекращая. Каждый стремился заработать себе, детям и внукам. А то и правнукам, чем унакский уньршк* не шутит! У кого сил в руках не оставалось, впрягался в сбрую — оттаскивал маленькие, но тяжелые стволы к лодкам…
— Они как вывозить будут-то? — спросил Лукас, глядя, как один ствол кантуют втроем, а то и вчетвером. — Корабль придет?
— Не… — зевнул Корбей, черный, будто унак, уроженец небольшого городка Онлир, откуда-то из центра Империи. — Они загрузят, сколько войдет. Остальное, что увезти не смогут, притопят в приметном месте. Место Кряке продадут или Кастору. Те придут парой хольков, что найдут, достанут. Этим обговоренную долю выплатят.
— Погоди, а не проще вырубить не под корень, а так, чтобы и на следующий год осталось? Выгоднее же самим каждый год продавать!
— Выгоднее, — согласился Корбей, — только если на песке считаешь. А в жизни, что ты не вырубил, найдя, то другие до земли сгрызут. Еще и за спиной тебя придурком звать будут. Ну и сувойка до товарного вида долго растет. А за десять лет десять раз помрешь, не дождешься.
— Сложно у вас тут!
— Везде сложно. От простой жизни на край света не заберешься.
Наконец стук начал прекращаться — устали. А значит, пришло время дело делать! Солнце уйдет, крыс ловить труднее станет!
Залп из двух арбалетов и трех луков, а потом — в копья и мечи.
Атаковали без криков и воплей — так страшнее! Только Нюнкин верещал что-то на своем языке.
Бой вышел коротким и победным. Впрочем, и боем не назвать. Бойня!
Заметавшимся на свежей вырубке браконьерам, часть которых упала, получив стрелу-две, было не до сопротивления — сбежать бы! Но везучих среди них не нашлось, никто не ушел! Один рванулся к берегу, заскочил в воду… В него даже стрелять не стали — вода шла со льдом. Доплывет — значит, Пантократору нужен! Не доплыл, разумеется — голова, поныряв меж волн, нырнула и больше не всплыла. Водяные духи выполнили свою часть работы.
Дрались до конца двое — размахивали топорами, выкрикивали угрозы. Обещали кары небесные и лично от Кастора.
— Нам пленные нужны-то? — спросил Керф у Людоеда, ласково глядя на негодяев.
— На кой они нам? — пожал плечами тот. — Жратвы полно, а визг их слушать…
Керф закинул на плечо свой меч, так кровью и не обагренный — не дали! Молодежь на ходу подметки рвет и вражин режет! Подошел к топорникам, улыбнулся им еще ласковее. Те, словно по команде, разом сорвались с места, и кинулись на него.
Первому Креф смахнул голову клинком, второму проломил череп «яблоком», отмахнувшись походя. Только хрустнуло.
Мертвецы свалились на вытоптанную траву, засыпанную щепками практически одновременно.
Нюнкин, вытирая копье о куртку заколотого им лысого бородача со шрамом через лоб, прицокнул языком, что-то проговорил уважительное.
— Чего это он? — подозрительно уточнил Изморозь у Корбея. Местный так от него и не отлипал весь бой — похоже, что имел указание подстраховать. Ну или просто, по своему желанию.
— Говорит, что унакам с Круглого, в головы пьяным тюленем насрано, раз хотели с такими честно драться. Это не человек, это пал нивхгу в человечьем виду. Пал нивгху, это горный дух. А Круглый — это остров такой, от нас с дюжину лиг будет…
Подошел Керф, вытер тряпочкой клинок, протер забрызганную рукоять…
— А хорошо вышло! И кстати, господа местные, кто такой этот Кастор, которым меня так упоенно те покойнички пугали?
* злой дух
Про унака, шамана ненастоящих и глупого уньршк
Островов, где унаки живут много! Дюжина дюжин и еще немного. Разные те острова. Одни большие, другие маленькие. На одних только кусты растут, на других — сосны облака царапают. Где-то горы, где-то ровное все, как океан в безветрие…
На одном острове ненастоящие поселились. Приплыли летом на большой байдаре, под красным парусом. Забор поставили, дома поставили. Жить стали.
Унаки к ненастоящим пришли. «Уходите!» сказали. Ненастоящие на унаков посмотрели. Много слов сказали. Унаки не поняли, но за копья взялись. И ненастоящие за копья. Долго дрались! Много хороших людей умерло. И настоящих, и тех, что из бырнабааев вылепленные. Но хорошо подрались.
Унаки смотрят, и понять не могут — и не победили, и не проиграли. А байдара под красным парусом снова приплыла. Еще ненастоящих привезла. Подумали унаки — надо байдару топить — а то столько привезет, что остров от тяжести утонет!
Сели в три байдары, поплыли топить.
Только ненастоящие отбились. Многих унаков сами потопили.
Вернулись унаки, сидят, думают. Драться — плохо получается. Не победить никак! Одного убьешь — двоих привезут. Дружить надо!
Пришли к ненастощим дружить. Лису принесли, соболя, сивуча… Оленей пригнали. Ненастоящие в свою деревню не пустили, у стен менялись. Ножи унакам подарили, котлы. Молоком бешеной козы угостили. Страшное то молоко! Вечером вкусно и весело, утром плохо. И в рот будто калан нагадил.
Поменялись и ушли дальше жить. Потом снова пришли меняться. Хорошо менялись! Ненастоящие — хорошие мастера. И полезного у них много, чего унаки делать не умели.
Раз пришли, а у ненастоящих новый появился. Высокий, худой, будто больной. Батька Дийга Руис зовут. В платье ходит, волосы состриг. Оказалось — шаман ненастоящих.
Унаки боялись сперва — у них хорошего шамана не было — старого милки в Авдах увели, в горящий камень сбросили, молодой еще не умеет ничего. Но Батька Руис хороший оказался. Маленьких лечил, взамен ничего не брал. Языку ненастоящих учил, подарки ученикам дарил. Хороший шаман, добрый!
Один унак смотрел на Батьку, решил — такой же стать хочу! Кухлянку в черное выкрасил, ожерелье из клювов топорков на шею повесил — глянь издалека, Батька! Из дерева бога ненастоящих вырезал, начал ему губы салом мазать. Бог помогать стал — то найдет что хорошее, то не потеряет. Хороший у ненастоящих бог — сильный!
Тот унак решил тонких грибов съесть, с богом Батьки поговорить. Вдруг что не так делает? Сразу спросить надо!
Съел. К нему уньршк ненастоящих пришел. Шерсть черная, лохматая, как у медведя. Копыта как у оленя, рога как у косули. И говорит: «Пока Батька живой — не будет с тобой бог ненастоящих говорить! Убей его, голову отрежь, закопти. Придет бог, говорить будет! Много подарков подарит!»
Унак ему в рожу плюнул. Уньршк от боли зарычал, на унака кинулся. И тут молния как ударила! Только искры полетели. С неба Ворон Кутх прилетел, крыльями пепел развеял. От уньршка и следа не осталось.