принадлежать кому-нибудь. Тому, кто принял бы его со всеми особенностями и проблемами. Он хотел настоящей любви. Говоря конкретнее, он хотел настоящей любви с Терри.
— Это было замечательно!
Бастьен улыбнулся в ответ на восторженную улыбку Терри, любуясь ее покрасневшими от возбуждения щечками. Подумав, что ей должно было бы понравиться, он повел ее на «Призрак оперы»,[47] но понял, что и сам с удовольствие посмотрел мюзикл.
— Ты голодна?
— Безумно, — призналась она, смеясь. — От салата давно уже ничего не осталось. А ты?
— Да и я не против немного перекусить, — невнятно ответил Бастьен. На самом деле, он не хотел есть, но с нетерпением ждал, когда сядет за стол напротив Терри и будет наблюдать, как танцуют искорки в ее глазах, как меняется выражение ее лица в зависимости от того, что она говорит. — Ресторан находиться в квартале отсюда или около того. Сможешь добраться туда на своих высоких каблуках, или лучше заказать такси?
— Предпочитаю прогуляться, — заверила его девушка. — На работе я хожу в таких туфлях весь день.
— Ты смотришься потрясающе в них, — взгляд Бастьена прошелся от короткого, черного коктейльного платья к ее ногам, облаченным в сексуальные нейлоновых колготки того же цвета, что и туфли с ремешком на высоченном каблуке. Она выглядела прекрасно и как-то невероятно сексуально, несмотря на то, что платье, которое она надела, не было открытым. Оно было без рукавов и коротким, но не откровенным, длиной почти до колена. V-образный вырез был не слишком глубоким и не открывал больше, чем нужно.
Они поболтали о пьесе, которую видели в театре, обсуждая сценарий, костюмы и музыку. Разговор стал более сдержанным, когда они подошли к ресторану. Их сразу же подвели к столику и предложили меню. В меню Терри цен не было, в отличие от его, и он улыбнулся в ответ на ее раздосадованное лицо по поводу этой детали. Она ни за что не будет платить за этот ужин. Сегодня вечером ее гордость может отдыхать. Бастьен хотел отнестись к ней, как она того заслуживала: чтобы ей предлагали вино, изысканные блюда и выполняли все ее желания, как у принцессы.
Кухня была прекрасная, а обслуживание — выше всяческих похвал, но где-то в середине ужина Бастьен почувствовал, что хотел бы отвести Терри в менее формальное место. Приглушенные звуки, изысканная атмосфера несколько сдерживала, делая их менее разговорчивыми. Бастьен скучал по энтузиазму Терри и колокольчикам ее смеха. Сейчас у нее хорошо получалось подавлять эмоции.
Как только она закончила с ужином, он предложил пройтись чуть дальше по улице в другое место, которое славилось своими послеобеденными напитками. Рвение, с которым она согласилась, подсказало ему, что хоть Терри и понравился ресторан, она предпочла бы более раскрепощенную атмосферу для общения. Бастьен подозревал, что сдержанная манера поведения просто убивала ее.
Они прошли небольшой квартал, чтобы добраться до «Мейсона»,[48] бара-ресторана. Он знал, что обстановка заведения позволит им разговаривать более непринужденно. Патио[49] было открыто и заполнено людьми, наслаждающимися теплым ночным воздухом, нехарактерным для этого времени года. И Бастьен обрадовался, когда она предложила посидеть здесь, снаружи.
Их разговор вернулся к обсуждению пьесы. Удовольствие Терри было настолько очевидным, что Бастьен решил, что им следует посетить еще пару спектаклей, пока она в городе. Эта мысль напомнила ему, что, в конечном счете, она улетит домой, в Англию. Этот факт вызвал гримасу неудовольствия на его лице. Он наслаждался ее обществом и побегом от собственной жизни, которая до сего момента представлялась ему достаточно полноценной, но, оглядываясь назад, оказалась унылой и мрачной, и основным в ней был бизнес.
Как он мог так долго влачить жалкое существование, когда в жизни столько удовольствий?
Глава 8
Замолчав в середине рассказа о том, как они с Кейт были подростками, Терри посмотрела в сторону: один из посетителей спросил официантку, который час, — та ответила.
— Она только что сказала, что сейчас четыре часа двенадцать минут? — уточнила Терри, позабыв о своей истории.
— Разве? Вряд ли. Ты, должно быть, ослышалась. Этого не может быть!.. О! — удивленно воскликнул Бастьен, когда посмотрел на часы, потом поднял на свою спутницу ошеломленное лицо. Они некоторое время смотрели друг на друга, а потом расхохотались.
— Полагаю, мы потерялись во времени, — отсмеявшись, сказала Терри.
— Это точно, — согласился ее спутник. — Значит, мы очень этого хотели. Я имею в виду, общение. Мне нравится беседовать с тобой.
— Мне тоже, — призналась девушка, затем отвернулась, пытаясь отвлечься от потока нахлынувших чувств, которые стали переполнять ее. Внутренний дворик ресторана не был таким же заполненным, как раньше, но все же где-то с полдюжины столов были заняты. — Удивляюсь, почему они еще не закрылись. Я думала, что здесь бары работают до четырех утра.
— Не уверен, но… — начал говорить Бастьен. — О! Он круглосуточный, — и указал на надпись на тенте, когда Терри вопросительно повернулась к нему.
Она слегка улыбнулась и кивнула:
— Я не заметила.
— Я тоже.
Некоторое время они молчали. Терри поняла, что за прошедшие часы стало прохладнее. В воздухе чувствовалась легкая прохлада, но, несмотря на обнаженные руки, Терри это не беспокоило.
— Ты замерзла, — заметил Бастьен, когда она неосознанно потерла руки. — Думаю, пора домой.
— Да, — согласилась девушка, чувствуя себя расстроенной из-за того, что вечер подходил к концу. Не могла же она думать, что он будет длиться вечно.
Бастьен встал и отодвинул стул, чтобы помочь Терри подняться, потом снял свой пиджак и предложил ей.
— Вот. Надень. Сейчас на улицах пусто, поскольку уже слишком поздно. Придется пройти квартал или около того, чтобы найти такси. Сможешь идти на своих каблуках?
— Конечно, — заверила его Терри, когда мужчина помогал ей надеть пиждак.
Она просидела столько часов и много не пила, несмотря на все то время, которое они там находились. Никто из них даже не заметил этого, так они увлеклись разговором. Терри начала поправлять пиджак, но остановилась на полпути.
— А как же ты? Разве он тебе не нужен?
— Я в порядке, — заверил Бастьен, закутывая ее.
— Ммм… — Терри запахнулась поплотнее шелком и обняла себя, довольно улыбаясь. — Он теплый и приятный. И пахнет тобой.
— Правда? — спросил Бастьен с едва заметной улыбкой. — А это хорошо?
— Ммм… — Она подняла один лацкан,[50] повернула голову, чтобы зарыться носом в материал, и глубоко вдохнула. — Да, очень хорошо. Мне нравится твой одеколон, — призналась Терри, с удовольствием вдыхая его аромат снова и снова.
— Ты никогда не беспокоишься по поводу отговорок, правда?
— Отговорок? — Терри подняла голову и уставилась на своего спутника.
Официантка подошла к ним до того, как он успел ответить. Когда девушка взяла деньги, оставленные Бастьеном на столе, то поблагодарила его и пожелала им доброй ночи. Они ответили ей, затем Бастьен взял Терри под руку, чтобы подвести к открытым воротам, окружающих патио, вывел ее, все еще держа за локоть, и они направились вверх по улице.
Любезность была одной из характерных черт Бастьена, которая нравилась Терри. Например, он открывал перед ней двери, всегда пропуская вперед. Он беспокоился о ее комфорте и благополучии, переживал, не замерзла ли она, не жарко ли ей, или не устали ли у нее ноги. Ей даже нравилось, каким образом он спрашивал о ее предпочтениях, а потом заботился, чтобы они были исполнены.
Очень мало мужчин могли обходиться с учтивостью, которая была принята в прошлом, а большинство женщин могли воспринять это как оскорбление. Но только не Терри. Наоборот, это заставило ее почувствовать, что она особенная, что ее балуют, холят и лелеют. Она чувствовала, что о ней заботятся. Большая часть манер Бастьена способствовала таким ощущениям. Она могла бы и привыкнуть к такому обращению.
Обеспокоенная этими мыслями, Терри взглянула на здания, которые возвышались, как горы вокруг них, заслоняя небо.
— Здесь так прекрасно!
— Да, красиво, — удивленно сказал Бастьен, когда осмотрел окружающий их городской пейзаж. — Я бесчисленное количество раз приезжал сюда по делам, но никогда не обращал внимания.
Терри кивнула, нисколько не удивляясь. Большинство людей становились равнодушными к окружающему миру, независимо от того насколько восхитительным он был, и даже не задумывались об этом. — Что ты имел в виду, когда сказал, что я не беспокоюсь об отговорках?
Пока они шли, Бастьен некоторое время молчал, затем ответил:
— Многие женщины никогда бы не признались, что им нравится мой одеколон, не говоря уже о том, чтобы показывать такое удовольствие, вдыхая его запах. Они постоянно стараются сохранить хладнокровие и остаться безучастными к происходящему. Но ты сделана из другого теста. Ты не играешь в подобные игры.
— Игры для детей, — пробормотала она. Потом удивленно взглянула на него, когда он внезапно расхохотался: — Что?
— Кажется, тебя нисколько не заботит то, что в остальное время ты ведешь себя как ребенок. Я никогда не видел, чтобы кто-то реагировал в музее так, как ты, — объяснил он. Терри покраснела. Смеясь, Бастьен добавил: — А когда мы бродили по блошиным рынкам и уличным ярмаркам!..
— Извини, — машинально пробормотала Терри.
— Не надо. Это одна из особенностей, которая мне больше всего в тебе нравится.
— Это хорошо. Потому что на самом деле мне не жаль, — улыбаясь, призналась она.
Бастьен усмехнулся и повел ее переходить улицу.
— А это «Хилтон»,[51] - объяснил он, когда они шли вдоль здания, занимавшего большую часть улицы. — Здесь должен быть целый ряд такси. По крайней мере, так обычно бывает.