– Что, прости?
– Я говорю, не стоит усматривать божий умысел там, где остается место для простой случайности. Эти слова принадлежат одному мудрецу. Он жил еще до Разлома и оставил после себя одну-единственную книгу, зато весьма занимательную.
– Маг?
– Нет, отнюдь. Он был богословом, собирал все случаи явления людям воли богов, изучал, пытался толковать. Не признавал авторитетов, зато очень внимательно относился к свидетельствам очевидцев, даже если они казались смехотворными. В каком-то смысле это тоже была насмешка судьбы. Погибли сокровища древней магии, но уцелела книга, которая посвящена тому, что все разглагольствования о воле богов, о судьбе и о предопределенности – это всего лишь желание людей оправдать свои нелогичные поступки, свою слабость и неуверенность в правильности принятых решений.
– Весьма опасные выводы.
– Да, любовью среди жрецов он наверняка не пользовался. Примерно лет сто назад за одно лишь владение подобной книгой отправляли на костер. Вместе с книгой, разумеется.
Сказанное Блайтом не слишком покоробило волшебницу. В конце концов в Инталии тоже не слишком редки были случаи, когда человека, подозреваемого в причастности к Тьме, отправляли на костер. Леди Рейвен не приходилось участвовать в подобном, но она признавала, что некий смысл в этих кострах был. По ауре, особенно по ауре ребенка, опытный маг может прочитать многое – и его способности, и его склонности. Склонности, которые невозможно изменить никаким воспитанием, которые рано или поздно проявятся. Ничего удивительного, что маги Ордена старались принять меры до того, как станет слишком поздно.
Она знала, что иногда так же поступали и маги Триумвирата. Тьма в ауре столь же опасна для гуранца, сколь и для инталийца. Потому что человек с черной аурой есть воплощенное зло. Зло, у которого нет ограничений и принципов. Но главное – злу плевать на границы, установленные политиками. Триумвирату всегда требовались новые служители – но не такой ценой.
А разговоры о том, что воля богов – лишь пустой звук, могут оказаться похлеще, чем деяния одного негодяя. Вера – вот что цементирует государство сильнее, чем правитель или его армия. Вера способна заставить людей собраться в один кулак, отринуть личное и суетное, отбросить собственные мысли и желания, полностью подчиниться единому для всех порыву, не думая, не рассуждая. И тот, кто сумеет получить власть над этим кулаком, сумеет направить его в нужном направлении, получит в свое распоряжение огромную силу. Люди шли в бой с именем Эмиала на устах, под шелест развевающихся знамен с изображением золотого светила. Другие люди – если подумать, то точно такие же, пусть и говорящие на ином языке, готовы были обагрить клинки кровью во славу своего бога. В этот момент обеим сторонам плевать было на то, где именно кроется правда. Каждый считал правым себя. И во имя этой правоты готов был на все…
И человек, пришедший к мысли об отсутствии власти богов над судьбой человека, был опасен для обеих противоборствующих сторон.
– И сколько было таких костров? – хмыкнула Таша.
– Немало. – Блайт медленно кивнул, то ли подтверждая ее мысли, то ли отвечая своим. – В первое время после катастрофы монахи копировали все книги, что уцелели. Не вдумываясь в содержание, просто переписывали все подряд, чтобы еще одна катастрофа не унесла остатки знаний. А уж то, что переписчикам нравилось… Этому старику надо бы отдать должное, он умел излагать мысли. А потому копий по Эммеру расползлось много, очень много. Все не выловили до сих пор.
– Как же ты не попал на костер?
– Если мне придется отправить человека на казнь, – холодно ответил Консул, – я должен точно знать, за что именно.
– Странно, что ты называешь богословом человека, который…
– Видите ли, леди, он искал бога в себе. Пытался доказать, что есть лишь то, что делает человека человеком. Честь. Долг. Совесть…
– А судьба?
– Судьбы не существует. Есть только то, что мы делаем сами.
– Блайт, а тебя эта книга изрядно зацепила, ведь так?
Он помолчал, затем кивнул.
– Я много раз обращался с просьбами к Эмнауру, леди. Но, как ни странно, он ни разу не пришел мне на помощь, даже когда это было жизненно необходимо. Я всего добился сам, а потому не верю в предопределение. Только в свои руки и в свой разум. Пожалуй, в первую очередь – в разум.
– В чем-то с тобой нельзя не согласиться, – протянула Таша. Блайт сохранял на лице каменно-равнодушное выражение, но ему очень хотелось рассмеяться. Хотя бы потому, что, когда человек так строит фразу, это означает, что соглашаться он не намерен ни при каком условии. – Но я все же верю, что все эти, как ты говоришь, совпадения произошли не зря. И я знаю, что завтра мы увидим Высокий замок. Может, мне удастся расплести заклинание альНоора. Может, случится чудо.
– Я не верю в волю богов, – покачал головой Блайт, а затем вдруг широко улыбнулся: – Зато я верю в вашу удачу, леди.
Глава 9
Я сидел у камина, лениво перелистывая страницы толстого и скучного фолианта. Пламя отбрасывало на стены кровавые блики, наполняло комнату сухим приятным теплом. И все же это был не настоящий огонь… Не пылали дрова, распространяя неповторимый, но почти забытый за долгие годы аромат смолы, не взлетали искры. Огонь был порождением магии – как и все в этих стенах. Как моя одежда, как еда, появляющаяся на столе по моему желанию. Быть может, часть книг, заполнявших полки, тоже не имели ничего общего с реальностью.
Кто-то скажет, что огонь – всегда огонь. И ошибется.
Послышался негромкий вскрик. Я обернулся – Леердел стоял у окна, прижавшись к стеклу.
И за окном не было привычной черно-серой мути.
– Что случилось, Санкрист? – Его голос заметно дрожал. Я молчал, зная, что мой будет дрожать ничуть не меньше. Или даже больше.
Замок впервые повел себя иначе, не так, как за последние две с половиной сотни моих лет. Он впервые вернулся в мир Эммера до того, как исчез призванный для меня собеседник.
– Не знаю, – говорить ровным тоном стоило мне немалых усилий.
Я нарочито медленно отложил книгу, встал и подошел к окну. И замер. Я знал это место… то самое место, где под моим руководством тридцать лет возводились проклятые стены замка. Хотя «под моим руководством» – это сильно сказано. К чему обманывать себя, уж я-то знал, кто на самом деле указывал единственно правильное место, куда следовало положить тот или иной камень.
Вечерело. Черные деревья отбрасывали длинные тени… в прошлом здесь не было леса. Вернее, был – но строители вырубили его подчистую. Не для замка – просто на дрова для костров. Тридцать лет – немыслимо долгий срок. Восемьсот лет – срок еще больший… лес успел вырасти заново.
В нескольких десятках шагов от дверей замка, возле неглубокой ниши в скале, горел костер. У огня сидели люди – двое взрослых и ребенок. Мне показалось, что взрослые – мужчина и женщина, но с такого расстояния говорить с уверенностью было невозможно. Там, за несокрушимыми стеклами окон, было холодно, и люди порядком закутались в меха. И смотрели в сторону замка, хотя и не бежали к нему, как того следовало бы ожидать. Может, замок ошибся и эта троица не намерена войти в двери?
А Леердела рядом уже не было – он мчался вниз по лестнице, каждое мгновение рискуя свернуть себе шею на слегка скользких ступенях. Я усмехнулся – он так и не поверил, что выхода из замка нет. И быть не может… Это проклятое Творение никогда не отпускало свои жертвы. Не отпустит и сейчас.
– Санкрист! – раздался снизу пронзительный вопль. – Двери открыты!
Я хотел было сказать что-нибудь ехидное, но вдруг… меня охватило странное ощущение. Что-то звало меня, тянуло наружу. И это странное чувство принесло с собой уверенность, что именно сегодня я сумею переступить порог. Даже не знаю, сколько времени я так и простоял у окна, вслушиваясь в непривычные, чуждые мне желания. Наверное, довольно долго.
Что-то загромыхало, разбилось, рассыпалось. Я оглянулся и удивленно уставился на Леердела. А тот не терял времени даром – уже натянул на себя свою старую одежду и теперь лихорадочно набивал объемистый мешок всем, до чего мог дотянуться. Золотые подсвечники, резные шкатулки, книги в украшенных самоцветами переплетах. Все, что представляло, по мнению торговца, наибольшую ценность, тут же отправлялось в его… нет, это, пожалуй, даже не мешок. Скорее вьюк. Как он намерен утащить такую тяжесть?
Только тут я понял…
– Ты меня грабишь? – В моем голосе скорее звучал смех, чем угроза.
– Именно, – буркнул он, старательно пытаясь найти место для еще одного ларца из резной кости. В нем лежали тщательно вырезанные из драгоценных камней фигурки воинов для игры, придуманной сумасшедшим Императором Унгартом Вторым. Очень дорогие фигурки, а если принять во внимание, что они были довольно старыми уже в мое время, сейчас их цену трудно было предсказать. – Я намерен бежать отсюда как можно быстрее, Санкрист. И не говори мне, что будешь жалеть об этих безделушках.
– Жалеть не буду, – усмехнулся я. – Но с чего ты решил, что сумеешь выйти?
– Я это уже сумел, – фыркнул он. – Дверь открыта… я вышел.
– И вернулся? – В первый момент я даже не осознал смысл его слов. Меня просто поразила невероятная жадность этого человека… Выйти из тюрьмы – и вернуться, рискуя остаться здесь навсегда? Ради золота и прочего добра?
– Санкрист, пойми, – он говорил торопливо, словно опасался, что ему заткнут рот, – я ухожу. Прикажешь все это бросить – брошу. Ты хозяин, а я все-таки гость, и законы гостеприимства нарушать не намерен. Если сумеешь выйти – половина этого мешка твоя. Не сумеешь… так неужели пожалеешь для меня несколько побрякушек?
Но я уже не слушал. Мне было безразлично, на что именно успел наложить руку торговец и что еще он намеревался прикарманить. Пусть его, вся эта золотая мишура и в самом деле была мне безразлична. Пусть заберет хоть все сразу, пусть даже завладеет замком – лишь бы я сумел выйти.