«Вот ведь Большаков, скотина, — внезапная ярость плеснула в мозг, выжигая огненную дорожку. — Я же русским языком сказал, с сегодняшнего дня профессиональную охрану нанять. Увижу завтра, в рыло дам. Не понимают по-другому».
Даже не пытаясь соблюдать тишину, он зашел в здание конторы, включил везде свет и прошел в свой кабинет, громко топая и хлопая дверями. Он поступал так не из страха, а из вредности. Ему было интересно, когда сторожа, которые, судя по всему, успели хорошенько принять на грудь, поймут, что в порту кто-то есть.
В кабинете ноутбука тоже не оказалось. Иван проверил все, даже под стол залез, в принципе, понимая, что выглядит глупо. Сцепив зубы, он включил стоящий на столе стационарный компьютер, загрузил видеотеку с записями с камер и не поверил собственным глазам. Вчерашней записи в архиве не было. Предыдущие были на месте, и сегодняшняя тоже, а вот вчерашней нет.
Уже понимая, что случилось непоправимое, он зачем-то прошел в кабинет Селезнева, включил его компьютер и зашел на сервер уже оттуда. Результат тот же. Запись за вчерашний день исчезла.
Иван растер лицо, вернулся в свой кабинет и задумался. Решение, что делать дальше, было очевидным. Он пощелкал мышкой и включил видео за сегодня. Отмотал на то место, где было видно, как он сам идет к воротам, закидывает ноутбук в машину, садится за руль и уезжает. Затем остановил ускоренный просмотр и начал вглядываться внимательно. На записи не происходило ничего необычного. Спустя примерно с полчаса после его отъезда вышел из конторы, сел в машину и уехал красный измученный Большаков. Корсаков хотел было ругнуться из-за невыполненного поручения, но вспомнил, что сам отпустил главного инженера домой. Тот выглядел совсем больным. Рабочий день в черно-белом варианте и без звука шел своим чередом. Досмотрев до того места, где он полчаса назад приехал к воротам порта, Иван выключил запись и компьютер и задумчиво уставился в окно. За весь день в контору не входил никто чужой. Даже рабочие, знавшие, что ни начальника, ни главного инженера нет на месте, туда почти не заходили. А это значит, что проникнуть в его кабинет и стереть запись с сервера могли человек десять, от силы пятнадцать. И все они были СВОИ.
Глава одиннадцатаяВизит ночного гостя
Не жертвуйте собой, когда не просят.
Находиться одной в темной квартире было страшно. Минут через десять Лида уже жалела, что не воспользовалась приглашением соседа и не осталась у него на ночь. Правда, она все равно не представляла, как бы это получилось. В его квартире был только один диван, совсем не широкий, а потому совместный ночлег превратился бы в неразрешимую проблему.
То есть Лида, конечно, понимала, что проблема имела решение. Чисто мужское решение. Мужчины же просто относятся к таким вещам. Вот только она к такому повороту событий была не готова. В ее жизни был всего один мужчина — привычный, с юности любимый муж Славик, внезапно оказавшийся подлецом. Лида отдавала себе отчет, что с таким минимальным опытом в мужчинах совсем не разбирается. Это была «чужая земля», терра инкогнита, на которую лучше не ступать, чтобы избежать ненужных разочарований.
Что может дать ночь с соседом? Опыт? Так для чего он нужен? Надежду на будущее? Глупо в тридцать лет питать какие-то надежды. Чай не девочка. Сиюминутное удовольствие? Так до них Лида была не охоча. В общем, правильно она сделала, что ушла ночевать к себе. Вот только если бы еще не было так страшно одной в темной квартире.
Не включая света, она щелкнула чайником и неторопливо заварила себе чаю. С горячей чашкой, исходящей ароматным шоколадным паром (в супермаркете она поддалась искушению и купила английский чай с шоколадом, невесть как занесенный судьбой на полки захудалого магазина. Он оказался вкусным, а пах просто умопомрачительно), Лида подошла к окну и аккуратно выглянула наружу, стараясь особо не высовываться из-за занавески.
Неправильной формы многоугольник двора белел внизу. Картина была непривычной, такого вида из своего окна Лида еще не знала.
«Да ведь снег пошел, — поняла она. — Впервые за эту зиму. До Нового года всего ничего, так что снег воспринимается как новогоднее чудо».
Клумбы с пожухлой почерневшей травой и высохшими остовами цветов теперь были надежно укрыты белой пеленой. Тротуар еще не затянулся полностью, поэтому сверху смотрелся как изысканное причудливое кружево, то ли бельгийское, то ли вологодское.
Кружево плела бабушка ее подруги. Лида как-то провела вместе с маленькой Лизой две недели в деревне вместе с Васькой. Дочка тогда так наела щеки на козьем молоке, что они у нее, трехлетней, смешно торчали из-за ушей, если сзади смотреть. У нее осталось в памяти смешное Лизино заявление, которое она сделала спустя десять минут после приезда. Сидела на деревянной лавке у входа в дом, смешно болтала ногами и думала о чем-то детском, а потом вдруг сказала, обращаясь к кому-то невидимому:
— Лети отсюда, комар противный. Тут деревня, а ты деревню портишь.
Вот кроме «противного комара» память еще почему-то сохранила и туго набитую подушечку на деревянных ножках, утыканную булавками. На подушечке располагались сколки — схема будущего кружева, а баба Маруся ловко перебирала тоненькими пальчиками длинные деревянные коклюшки, звонко стукающиеся друг о друга. Щелканье их сопровождало Лиду все две недели деревенской жизни. И почему они больше никогда с Лизой туда не ездили? Славик был против, когда она надолго уезжала куда-то без него. Тогда ее это умиляло, потому что казалось, что это от большой любви к ней и дочке. Это сейчас понятно, что от эгоизма. Все-таки самое удивительное и непредсказуемое кружево плетет судьба. Куда там снегу на тротуаре.
Внезапно она поняла, отчего еще двор выглядит непривычно. Внизу не было корсаковской машины. Большая и надежная, она всегда стояла на одном и том же месте — на клумбе, совсем не предназначенной для парковок. Но больше приткнуть большого зверя в их дворе было некуда. Сейчас темный, еще не засыпанный снегом квадрат влажной земли пустовал, четко выделяясь на общем белом фоне. Куда уехал сосед, который приглашал ее остаться у него на ночь? Почему он не прислал ей ни одной эсэмэски, хотя обещал? Что-то случилось или он просто избавился от нее и занялся своими делами? Почему-то Лиде вдруг показалось очень важным получить ответ на эти вопросы.
Тяжело вздохнув — получилось совсем по-старушечьи, — она аккуратно отступила в глубь кухни, бросив прощальный взгляд в окно. На секунду ей показалось, что у соседнего подъезда шевельнулась какая-то тень, но думать про это было лень. В подъездах постоянно собирались подростки, которые курили, лузгали семечки, заплевывая шелухой лестничные пролеты, пили пиво и, кажется, даже что-то нюхали. Их дом в этом плане был благополучнее остальных городских домов, но и здесь в подъездах периодически собирались компании или обнимались парочки. Холодно, не на улице же мерзнуть.
Лида почувствовала, что у нее заледенели ноги. Нечего было стоять босиком на линолеуме. Она прошлепала обратно в комнату, оставив дверь в коридор открытой. Так ей было менее страшно. Укрывшись одеялом с головой, Лида проверила сотовый телефон, в котором по-прежнему не было никаких новых сообщений, глянула на часы, показывающие начало одиннадцатого, с тоской подумала о том, что вряд ли заснет, и, похлопав рукой по тумбочке, нащупала книжку.
Несмотря на хитросплетения детективного сюжета, читать не хотелось. Чужая история интересовала ее гораздо меньше, чем своя. Захлопнув книжку и обхватив ее двумя руками, Лида напряженно думала над тем, почему информацию о ее отъезде нужно было распространить именно в больнице. Похоже, и сосед, и майор Сергей из ФСБ были уверены в том, что преступник именно оттуда. Но с чего они это взяли?
В этой квартире до нее жил старый доктор. Именно при нем в антресоли оказался таллий. Все в больнице знали, что доктор был одинок и жил замкнуто. Кто имел в его квартиру свободный доступ? Скорее всего, коллега. Это логично.
Где, кроме работы, бывала сама Лида? Да нигде. Ее жизнь в этом городе описывалась двумя словами: «работа — дом», не считая плохого самочувствия, конечно. То есть опять же получается, что никто, кроме сослуживцев, не мог знать о ее передвижениях. Преступник не спешил забирать таллий, потому что был уверен, что сможет сделать это в любой момент, когда Лида будет на ночном дежурстве. Она действительно дежурила очень часто, и узнать, по каким дням, не составляло никакого труда. Получается, что действительно этот человек либо работает в больнице, либо имеет там хороших знакомых, которые снабжают его информацией, скорее всего, сами того не ведая.
Лида вдруг почувствовала, что очень устала. Строить логические цепочки из собственных умозаключений оказалось крайне утомительным делом. Зато время пролетело незаметно. Она снова посмотрела на экран телефона. Было начало двенадцатого, а сосед по-прежнему ничего ей не писал. Внезапно она почувствовала острую обиду и даже посмеялась тихонько над собой, потому что не могло быть ничего глупее, чем обижаться на незнакомого человека, который тебе ничего не должен.
Уже засыпая, Лида думала о том, что, пожалуй, завтра действительно уедет к родителям. В конце концов, ее же отпустили с работы, и почему она должна здесь маяться от страха в ожидании, пока в ее квартиру проникнет преступник, если можно провести время с дочкой, сходить в театр, отмокнуть в горячей ванне, полной душистой пены. В ее здешней квартире ванна тоже была, но такая облезлая и ржавая, что лежать в ней Лида брезговала.
Решено. Завтра она сядет на рейсовый автобус и уедет к маме с папой. Конечно, у них тесно, но на пару ночей ей будут рады. А потом она встретит Новый год, заберет Лизу и вернется сюда, чтобы начать новую жизнь. Она уже попробовала, и у нее почти получилось. Остается только надеяться, что история с таллием за это время закончится.