— Витьке? — глупо спросил Иван, как будто они оба могли знать какого-то другого Полетаева.
— Ага. Не все пазлы у меня без него сходятся, а он, думаю, нам с тобой поможет. Кажись, догадался я, кто всю эту заваруху затеял.
Ивану вдруг стало страшно. Так страшно, что даже затылок взмок. Ему почему-то показалось, что пока он едет обратно к городку, куда его забросила судьба, неизвестный злоумышленник, вычисленный Селезневым, убьет Владимира Сергеевича.
— Вы запритесь, пожалуйста, — глухо сказал он в трубку. — Закройтесь изнутри, а потом уже звоните Витьке. Владимир Сергеевич, этот человек уже убил двоих, мне аккурат перед самым Новым годом еще ваш труп не нужен. Ей-богу, я этого не переживу.
— Да ты что, Иван? — Голос Селезнева теперь звучал насмешливо. — Ты за меня, что ли, испугался? Мил человек, ты бы видал, из каких передряг я целым и невредимым выходил… Да наш преступник — сопля против меня. Тем более что ему страшно, очень страшно, он двух человек убил. Так что пусть он боится. А мне бояться нечего. Давай, езжай сюда, думаю, что к твоему приезду я уже вообще все знать буду.
— Я еще за Лидой заеду, — сказал Иван. — Пять минут ничего не решат, а она заслуживает все услышать из первых уст.
— Точно. Смелая барышня. — Судя по голосу, Селезнев улыбался. — В самое пекло лезет и не боится ни бога ни черта. Давай, жду…
Обратный путь Иван проделал, как под наркозом. Встречные машины шарахались от него, потому что он, выворачивая руль, бросал свой автомобиль на встречку, подрезал, перестраивался, нарушал правила, делал все, чтобы объехать пробки и как можно раньше вернуться домой. Лиде он позвонил, когда выехал на трассу. Она уже закончила прием и согласилась подождать его.
Посадив ее в машину, Корсаков вдруг почувствовал, что ему стало легче дышать. В этой рыжеволосой женщине с разноцветными глазами теперь крылся смысл его жизни. Рядом с ней ему было не так страшно встретиться лицом к лицу с врагом, которым наверняка окажется кто-то из своих. Все портовые уже стали Ивану своими. И грубоватый Большаков, и рафинированный Беляев, и стрекозистая Ниночка, и степенная, одышливая главная бухгалтерша Раиса Семеновна, и все рабочие, которых он не уволил, а заставил взяться за ум. Они перестали приходить с похмелья и принялись работать. И кто-то из них убийца. И хорошо бы, чтобы Селезнев уже сказал, кто именно, чтобы не мучиться от неопределенности, подозревая всех и каждого. Хотя Ниночку с Раисой Семеновной все же можно исключить. И Большакова с давлением и мечтой уйти на пенсию — тоже.
— Вань, ты не мучайся так, — тихонько попросила сидящая рядом Лида, погладив его по руке, которую давеча так неожиданно поцеловала. У Ивана даже ладонь зачесалась в том месте, куда утром прижимались Лидины губы. — Владимир Сергеевич скоро все нам объяснит. Есть плохие люди, которые замыслили недоброе. Так бывает, Вань. Но хороших все равно больше. И они-то при тебе останутся.
Корсаков благодарно посмотрел в ее разноцветные глаза и ударил по газам. В конце концов, ужасный конец лучше ужаса без конца. Поэтому пусть уже откроется правда.
Селезнев, целый и невредимый, ждал их в своем кабинете.
— Пойдем к тебе, — велел он. — У тебя места больше и кресла мягче. И селектор под рукой, чтобы нужных сотрудников на ковер вызывать.
— Пойдем, — согласился Иван. — А кресла и селектор я и тебе поставлю, если хочешь. Вот после Нового года выйдешь на работу, и сразу поставлю.
— Угу, — согласился Селезнев. — С Нового года в новую жизнь.
Гуськом они прошли по коридору, вошли в приемную, которую Корсаков делил с Большаковым, Лида приветливо поздоровалась с секретаршей, смотревшей на нее с изрядной долей ревности, а Селезнев, не глядя по сторонам, прошел в кабинет Ивана.
— Иван Михайлович, ты б смету посмотрел на запчасти. — В дверях своего кабинета появился главный инженер, утирая лысину. — Два рабочих дня осталось, обсохнем же.
— Подпишу, Николай Петрович, — клятвенно пообещал Иван, даже руку к сердцу приложил для убедительности. — Вот сейчас с Селезневым переговорю и сразу все документы подпишу. Домой не уйду, пока папку не разберу, честное слово.
— Ну гляди, я жду тогда, — буркнул Большаков.
Иван извиняющимся взглядом посмотрел в его красное, нездоровое, отечное лицо, отрицательно помотал головой на вопрос секретарши, не надо ли подать чаю, пропустил Лиду вперед себя и плотно притворил дверь. Селезнев стоял у окна и задумчиво смотрел на широкий заснеженный двор.
— Ваня, я уже знаю правду, — тихо сказал он. — Но мне бы хотелось, чтобы ты сделал выводы сам. Потому что иначе ты мне не поверишь. Или поверишь, но не до конца. Я просто расскажу тебе все, что знаю. И задам те вопросы, которые задал себе. Хорошо?
— Ты знаешь убийцу, Владимир Сергеевич?
— Ты тоже его знаешь, Иван. — Он покосился на взволнованную Лиду. — Мы все его знаем. Вопрос первый: ты знаешь, почему твой главный инженер вдруг засобирался на пенсию?
— А чего тут знать? — удивился Иван. — Возраст у него пенсионный, здоровье ни к черту, давление высоченное, а в последний год в порту такая нервотрепка, что и здоровый-то не выдержит. Он и из-за продажи порта напереживался немало, да и последние события ему здоровья не прибавили, вон какой красный, того и гляди кондратий хватит. Вот и решил на покой уйти. Сказал, что хочет домик за городом купить и деньги скопил. Я ж тебе рассказывал.
— Да я помню, помню, — согласно кивнул Селезнев. — Только ты, Иван, любой рассказ на веру принимаешь. А для меня это лишь повод новые вопросы задать. Вот я и задал, и узнал любопытную историю. То, что твой Николай Петрович много лет деньги собирал, каждую копейку откладывал, во всем себе отказывал, чтобы землю купить и домик построить, — это чистая правда. Мечтал он о таком же коттедже, как у Матвеева, это все знали. Но директор и собственник порта — это одно, а главный инженер — другое. Доходы у них разные. Поэтому денежки копились не так быстро, как хотелось бы. И тогда решил их Большаков вложить в финансовую пирамиду.
— Куда? — не поверил своим ушам Иван.
— В финансовую пирамиду. У нас в области где-то два года назад начали действовать два так называемых фонда взаимопомощи, «Платон» и «Сатурн». Презентовали их с помпой. То ли власть они умаслили, то ли просто в доверие втерлись, но презентация «Сатурна» у нас в городе вообще на территории районной администрации проходила. В общем, клюнуло на них народу немало. Денежки потекли широкой рекой. Вклады оформлялись под 240 процентов годовых.
— Да вы что, — не выдержала Лида. — Да после «МММ» любому понятно, что это за пирамида.
— Ну, тебе, девонька, понятно, а другим не очень. Даже самые умные люди разум теряют, когда речь заходит о легкой наживе. В общем, как бы то ни было, но в начале прошлого года Николай Петрович Большаков вложил в «Сатурн» три миллиона рублей.
— Сколько?
— Три миллиона. Все, что у него было. На загородный дом, как у Матвеева, не хватало, но в общем сумма немаленькая. К этому новому году должен был Николай Петрович получить обратно более десяти миллионов рублей. И эта сумма для его целей была уже вполне подходящей.
— Но это же бред. — Иван потер лоб. — За год заработать семь миллионов, просто вложив куда-то деньги? Лида права. Это чистая схема «МММ». Большаков что, про Леню Голубкова не помнит?
— Помнит, не помнит, это ты можешь его спросить. — Селезнев недовольно поморщился. — Ребята работали широко, с задором, с изюминкой. Вся эта инопланетная тематика была выбрана не случайно. Запутывала она людей с самого начала. Хранители фонда всех новоприбывших посвящали в советники, а те, в свою очередь, должны были привести туда новых членов, таких же доверчивых, чьими счетами можно было распоряжаться по собственному усмотрению. В фонде работали опытные юристы и опытные психологи, они дурили людям голову, объясняя что-то про возможность не платить налоги с процедуры дарения и прочую лабутень.
Новых адептов привлекали не только через презентации фонда, но и через социальные сети. Средства были банальны, но эффективны — хранители фонда выкладывали на своих страницах в социальных сетях фотографии знаменитостей, сопровождаемые текстами о счастье и смысле жизни. Там, на фотографиях, были изображены радостные люди со светящимися лицами. Они отдыхали на дорогих курортах, покупали роскошные машины, приобретали виллы и загородные дома. Типичный «сатурнианец» начинал рассказ о себе со слов: «отдыхаю и счастлив», и измученные непосильной работой люди начинали мечтать о том, что тоже могут жить так — беззаботно и богато. Здесь же на страницах обязательно выкладывались скриншоты банковских счетов «хранителей», которые показывали, что полученные ими проценты составляли десятки тысяч рублей в день.
Все было хорошо, пока в начале лета не накрылся «Сатурн» с огромным грохотом. Статьи в прессе, штурм здания кинутыми вкладчиками, полиция, уголовные дела, все как положено. Хранители попроще валом повалили давать показания, хранители побогаче затаились на своих купленных на Кипре виллах. То есть счастье и процветание для них действительно наступили, а вот для таких, как Большаков, — нет.
С таким трудом накопленные им три миллиона рублей канули в Лету. Николай Петрович так из-за этого переживал, что даже попал в больницу. Увезли его с рабочего места в предынсультном состоянии. Во как переживал мужик. Ты, понятное дело, про это не знаешь. Ты здесь в августе появился. А люди-то помнят. Кто-то Большакову сочувствовал, потому что работал он всегда честно и потерянные деньги были трудовыми. Кто-то злорадствовал, мол, нечего за легкой наживой гнаться было. В общем, говорили про это все. И лишь продажа порта заставила переключиться на обсуждение новой темы.
— Но если деньги пропали, то на какие шиши сейчас Большаков собрался дом строить? — задумчиво спросил Иван. — Получается, нет у него никаких денег, а он мне сказал, что есть. Наврал? Зачем?
— Во-от. Молодец. Первый правильный вопрос ты уже задал, — удовлетворенно сказал Селезнев. — То есть деньги Большакова летом пропали, а сейчас они у него откуда-то появились. Чуешь?