— А теперь, Искра, до встречи… — прошептала женщина с рубиновыми глазами.
Глава 12Поцелуи, фейерверки, кураж
Елена молча готовилась к операции и напряженно думала.
Конспирация и спешка были, в общем, понятны, так же как готовность пахана обратиться не к цеховому лекарю, а к неизвестной девке без ученичества и грамоты. В мире «ночных людей» нравы царили внешне сдержанные, а фактически — людоедские. Власть «покровителей» держалась на личном авторитете, который требовалось поддерживать и укреплять. А поддерживать и укреплять нужно было постоянно, ибо каждый отдельно взятый пахан знал, что в спину ему глядят десятки глаз, только и ждущих промаха, любого доказательства слабости. В таких условиях «позорная болезнь» могла сыграть только в минус и даже породить шуточки насчет содомского порока. Поэтому, чем раньше и незаметнее от нее избавиться, тем лучше.
Но все это не облегчало лекарскую задачу ни на соломинку. Опыт вскрытия всевозможных фурункулов у Елены накопился богатейший, это была самая распространенная хворь в тюрьме — от скудного питания и антисанитарии. Однако не в таком виде. То есть что делать было ясно. А вот как все это выполнить технически… И что если, скажем, игла попадет в кровеносный сосуд, которых вокруг кишечника должно быть немерено? Не пережать и не прижечь ведь.
Отзвонила середина полуночной стражи, когда все было собрано и готово к операции. Вода парила, настой сухой ромашки приятно пах, иглу притащили знатную, казалось, можно уколоться от одного взгляда. Елена обозрела инвентарь, проиграла в уме еще раз последовательность действий и спросила:
— Готов?
— Работай, — прошипел сквозь зубы пахан.
Бадас, вспомнила Елена. Точно его зовут Бадас, где-то когда-то проскальзывало в разговоре с карлицей. Забавно, почти как Badass. Впору было ухмыльнуться, но женщина поняла, что ей ни капельки не смешно.
— Будет тяжело, мешать эликсир от боли времени уже нет. Главное — не дернуться в момент укола, а то пропорю, — предупредила Елена.
Пахан ответил непереводимой фонемой, которая строилась вокруг предельно грубой формы «сжать булки и терпеть» и означало что-то вроде «не ссы, прорвемся». Сам сказал, сам же громко заржал, оценив тонкую иронию. В смехе, однако, звучала явная истерическая нотка, верный признак того, что пациент уже на грани.
— Ну, поехали, — шепнула сама себе лекарка и начала калить иглу на огоньке свечи
Как говорилось в старых книгах, опустим завесу милосердия над последующей сценой. Скажем лишь, что рука медика была опытна и тверда, пациент стоически терпел, а бог явно решил, что Бадас еще не выбрал полную меру своих грехов на земле. Все прошло нормально, без эксцессов. Насколько можно обозвать «нормальным» прокол гнойника в прямой кишке граненой иглой с помощью зеркала и волшебной лампы. И последующее промывание отваром ромашки. Достаточно сказать, что Елена так не выматывалась уже много месяцев, а одежда провоняла насквозь, хуже, чем на рыбном рынке к исходу летнего вечера. Да уж, нескучный выдался денек, тут и трупоразделывание, и экстремальная медпрактика.
— Ну, все, — Елена замотала повязку на груди подопечного и для верности мазнула поганой жижей из горшка.
Ранения в грудь, как правило, сильно сковывали подвижность, так что не возникнет вопросов — чего это пахан сидит столбом. Бадас выглядел очень бледно, но держался. Все-таки страдание уравнивает людей, на изможденной физиономии не осталось и следа бандитского форса, а в глазах вместо злой готовности плескалась боль, граничащая с отчаянной надеждой.
— Завтра вечером приду, посмотрим, как дальше все будет. Днем пить только воду, ничего не есть.
— Чего хочешь? — глядя в сторону, негромко спросил пахан.
Лекарка добросовестно подумала. Денег просить не стоило, если бы злодейская рожа имела их в виду, то дала бы сразу. Речь шла об услуге.
— Мне нужно попасть… — пришлось поломать голову, вспоминая адрес. — И поскорее, лучше до утра. Дай мне пару человек в сопровождение, чтобы проводили туда и затем в тюрьму.
— Повозку дам, — пробормотал бандит, ерзая на седалище, надежно замотанном пеленкой из чистых прокипяченных тряпок. — Нечего ноги бить. И чтоб завтра после заката.
— Как штык, — пообещала Елена и снова едва удержалась от улыбки, сообразив, что механически перевела с русского, использовав вместо «штыка» жаргонное определение рыцарского кинжала в виде граненого штыря. Подобные языковые казусы случались с ней все реже и реже, но временами таки происходили.
— Чего? — с подозрением спросил пахан.
— Буду, — серьезно пообещала Елена, прикидывая, какие осложнения могут начаться после такого вскрытия и как быстро сведут пациента в могилу. Следовало бы опасаться, однако женщина слишком устала. Смертельно хотелось спать, а подремать в таком раскладе получится только под утро в тюрьме и то при большой удаче. Вечером тренировка у Чертежника, а после еще этот калечный злодей.
Хотя Юг Мильвесса задирал нос, глядя с пренебрежением на северную часть, он все же не был солью земли Тысячи Колодцев. Сердцем Города и континента являлся небольшой (относительно, конечно) клочок суши на юго-западе, отделенный старой крепостной стеной. Здесь некогда обосновались первые жители, облюбовав и заселив большой мыс. Отсюда со временем потянулись дома, улицы и постройки дальше к востоку и северу.
Старый город пережил все, даже Катаклизм. Здесь по-прежнему обосновались дворцы и усадьбы приматоров, вся столичная бюрократия, Храм Шестидесяти Шести Атрибутов, большой ипподром, он же арена для Турнира Веры, а также императорский дворец. Он уменьшился по сравнению с прежними размерами на две трети, как собственно и власть новых императоров, лишенных магической силы. Но все-таки считался одним из чудес мира.
Здесь, рядом с полуразрушенной стеной, что некогда защищала юный Мильвесс, располагался дом неизвестной аристократки. Формально все же на стороне «попроще», к востоку от ограды, однако настолько близко к Старому городу, насколько это возможно без шестидесяти шести поколений благородных предков в родословной. Елена хотела даже присвистнуть, однако лишь качнула головой. Место «козырное», земля тут была поистине золотой, дома передавались из поколения в поколение. Построить здесь что-нибудь без согласия приматоров было невозможно, а снять — безумно дорого. Так что черная графиня оказалась побогаче иных особ королевских кровей. Точнее, семья графини, для матриарха она была слишком юна. И, кажется, сегодня девица отрывалась на всю катушку.
Пара сопровождавших от пахана осталась в тени, избегая частых в этой части города стражников, а Елена твердым шагом направилась к главным воротам.
Небольшая площадь перед домом была похожа на конский рынок и вербовочный лагерь одновременно. Лошади, роскошные носилки, даже пара карет, которыми могли пользоваться лишь особы с беспримесно благородной кровью. Слуги, охрана, выгребающие конский навоз метельщики, появившиеся как из-под земли торговцы «быстрым перекусом», продажные женщины, несколько городских стражей, которые пыжились и старались соответствовать на фоне богато разодетых воинов, еще какие-то люди, о чьей профессии Елена могла только догадываться. Все это разношерстное сборище двигалось, разговаривало, жрало и выпивало, грелось у переносных жаровен. Кто-то уже скрестил мечи поодаль, причем дрались серьезно, по меньшей мере до «упал — не встал»[23]. Ржали лошади, парок от дыхания множества глоток таял в ночном воздухе.
Роднили всех, пожалуй, две вещи — бросающийся в глаза достаток (и спесь), а также нарочитая приглушенность речей. Каждый из собравшихся на площади надувался, как мог, стараясь продемонстрировать достаток и величие, но притом старался делать это как можно тише, словно боялся оказаться услышанным за оградой из белого камня. Там, внутри, окна четырехэтажного дома переливались светом, звенела хрустально-медовыми нотами приятная музыка. Определенно, имел место прием с гулянием.
Неторопливо шагая меж группирующихся воинов и слуг, Елена быстро перебрала в уме скудные познания о местном высшем обществе. Каждый гость — это свита, хотя бы десяток человек, от личных слуг до телохранителей. Но десяток это минимум, потому что приличный граф-ишпан на праздник меньше чем с десятком бойцов не ездит. И это не понты, а суровая необходимость, ведь переход от «добрый день, как поживаете?» к «ультранасилие!!!» в позднефеодальном обществе происходил непредсказуемо и стремительно. Избавлены от этого были только приматоры, которые воспринимали себя как островок старого цивилизованного мира в океане посткатастрофичной дикости нравов. Так чувствовали бы себя римские сенаторы среди варварских королевств раннего средневековья.
Здесь, снаружи, пара сотен человек точно есть, но это, так сказать, низовой уровень, которому в господский дом хода нет. Еще сколько-то внутри, самые доверенные и преданные, а также вернейшие клиенты, миньоны, куртизанки и жиголо. Таким образом, получается, что условная графиня без имени собрала тусовку человек двадцать или даже больше равных себе. Очень круто. Елена почувствовала, как подкашиваются ноги, но взяла волю в кулак и постаралась шагать размашисто, уверенно. Ее провожали взглядами, однако задирать не пытались. Женщина прошла меж двух каменных чаш размером с хороший котел каждая, где пылал жаркий огонь. Дальше начиналась предвратная площадка.
Флесса пробудилась, и первой мыслью было, что под утро она все же основательно перебрала. Как правило, будущая герцогиня избегала алкогольных приключений, памятуя отеческий завет о здравом рассудке. Старик однажды поймал младшую дочь, которой тогда исполнилось десять, за дегустацией дорогого вина. Правитель сначала терпеливо дождался, пока хмель выветрится из юной головы, затем крепко поработал кнутом. А после, когда девчонка отрыдала свое, взял за руку и повел в семейный архив, где, разворачивая старый пергамент и драгоценный папирус, зачитал девочке подробную лекцию о жизни и смерти благородных родов. Очень серьезно, как взрослой, делая особый упор на смерти. Флесса не забыла унижения, за которое после жестоко поплатились не вовремя ставшие свидетелями наказания слуги. Но такж