Флесса склонила голову, постаравшись принять как можно более покаянный вид. Она сделала большую промашку, показав ученость не к месту и не ко времени, да еще в свете презрения патриарха Вартенслебенов к классическому образованию. Но, кажется, обошлось.
— Ну да ладно, — старик дал понять, что время перейти от пустых слов к делам. — Итак?..
Флесса с готовностью шагнула к отцу, открывая папку новомодного стиля, что пришел из Города. Дощечки, столь тонкие, что сквозь них можно было различать свет и тьму, снаружи были обтянуты тисненой кожей, а внутри покрыты специальным составом, который не пачкал содержимое и одновременно позволял делать записи стилосом, как на обычной восковой цере.
— Излагай, — повелел герцог.
— Во исполнение вашей воли, чтимый отец, я проверила бухгалтерию купеческих сообществ за этот год. Кроме того я провела ревизию всех действующих фуэров и арветтов[3] подвластных земель. Вот их перечень.
На каменный пюпитр опустился большой, сложенный вдвое пергаментный лист, исписанный очень мелким почерком от края до края, почти без полей. Похоже, фуэров и арветтов оказалось немало.
— Надо сказать, дела наши весьма запутаны. Слишком много правил, которые вводились в разное время и бессистемно, по текущим надобностям. Поэтому… — Флесса набрала воздух, решаясь. — Я взяла на себя смелость предложить реорганизацию системы торговых пошлин…
Герцог приподнял седую бровь.
— … И решить вопрос постоянного обеспечения города провиантом. Перейти от побуждающих норм к запретительным и наказующим.
— Так… — протянул герцог, щелкнув ногтем по хрусталю перечницы. Благородный материал отозвался прозрачным, исчезающе-тонким звоном. — А вот этого я тебе не поручал.
— Таков мой долг, — Флесса скромно потупилась, изобразила неглубокий поклон. — Почтительный ребенок должен стремиться угождать родителям и находить себе занятие, избегая праздности, матери всех пороков.
— Красиво сказано, — кисло улыбнулся герцог и, после короткой паузы, смилостивился. — Что ж, давай посмотрим.
— Итак… — Флесса достала уже два пергаментных листа. — Я оценила все товары, которые проходят через нашу гавань… — она сбилась на едва заметную долю мгновения, поняв, что сказала глупость и это «нашу» может ей дорого обойтись. Но в любом случае исправлять было уже поздно.
— … а также рынки и ярмарки Малэрсида. Из них достойными упоминания следует считать сто пятьдесят девять. Все их я разделила на шесть частей. Первая — ремесленные товары готовые к употреблению. Вторая — сырье. Третья — положение между сырьем и готовым продуктом.
— Как это?
— Кожа, меха, ткани, пух. Все остальное, что уже подверглось обработке, но само по себе к использованию пока непригодно.
— Продолжай.
— Четвертый список — ремесленные товары, которые уже самоценны, но закупаются оптом для мануфактур. Обувные ремни, части упряжи и так далее. Пятое — орудия труда, точильные и гончарные круги, косы, мотыги, прочее. Шестое — продовольствие и скот. Соответственно вот мои предложения относительно пошлин.
— Так… — герцог взял тонкими сильными пальцами пергамент. — И в чем суть? — старик определенно заинтересовался.
— Действующий свод чрезмерно запутан, громоздок. Много старых привилегий, слишком много отдельных фуэров и соответственно разных толкований. Приведя все к простой и понятной системе мы, почти не меняя основных ставок, сделаем бухгалтерию проще и намного удобнее для проверки. Иными словами…
— Проще собирать, труднее красть, — сформулировал герцог.
— Да.
Флесса хотела добавить еще несколько фраз, но благоразумно решила, что сейчас это не слишком уместно.
Герцог вчитался, морщась, уже не столько от недовольства, сколько из внимания. Читал он долго, сначала охватив беглым взглядом весь подробный документ, а затем разбирая каждый отдельный пункт, построчно. Флесса терпеливо ждала.
— Купцы встанут на дыбы, — подытожил герцог, внезапно, без преамбул и переходов. — Сколько они будут теперь платить… не меньше чем на двенадцатую часть больше. Достаточно, чтобы снова начать подсылать ко мне убийц. Признайся, это и есть твоя цель?
Флесса вздрогнула, однако внешне сохранила полное спокойствие. Во всяком случае ей хотелось в это верить.
— Я бы сказала, не меньше десятой, — осторожно возразила женщина. — Но… — она протянула следующий документ. — Вот те доводы, которые должны проникнуть в уши и кошельки представителей торговых сообществ.
Этот пергамент герцог побежал глазами очень быстро.
— Нет, не сработает, — хмыкнул правитель.
— Они будут платить больше, существенно больше, зато оборот ускорится, станет меньше путаницы на складах. И в целом четкие, понятные правила оздоровят коммерцию.
— На самом деле, нет, — усмехнулся герцог, теперь уже почти добродушно, но только почти. — Чем яснее и проще правила, тем сложнее их обходить. А если нечего обходить, то за что же предлагать и брать взятки? Купец проклинает и ненавидит взяточников, но первый готов «подмазать» нужное решение или привилегию.
— Я подумала об этом. Но решила, что все равно работу следует сделать. А вы распорядитесь ее результатом наилучшим образом.
— Льстишь, — хмыкнул герцог. — Безбожно. Однако лесть такая приправа, которой трудно переперчить блюдо. Я еще раз перечитаю и обдумаю это. Вводить все это сразу… преждевременно. Но сама идея…
Старик скривил тонкие, бесцветные губы.
— Сама идея не безнадежна.
Флесса склонилась опять, пряча и так едва заметную улыбку триумфа.
— Твоя задумка? — неожиданно поинтересовался герцог.
— Да. Но я использовала труды Клекена Ровийского.
— Никогда о таком не слышал.
— Это монах-книгописец, по слухам из Демиургов. Он много странствовал и написал книгу в трех частях — «О сбережении благополучия», «О кропотливом умножении достояния», и «О причудливых путях денег, а равно о шести приемах сокрытия доходов и девяти способах разоблачения оного». Она очень популярна в Городе и университетах.
— Еще один святоша… — скривился герцог.
— Его мысли разумны, — позволила себе чуть-чуть вольности Флесса.
— О сбережении благополучия, — повторил герцог. — Закажи мне копию, я хочу прочитать эту книгу.
— Ее доставят немедленно. Я подумала, что вам это будет любопытно, и переписчики изготовили две копии[4].
— Теперь провиант, — отрывисто сменил тему герцог.
— Да… — Флесса обратилась к изрядно истончившейся стопке листов в папке.
— Старая проблема Малэрсида — нехватка провианта. Наше море очень скудно, земля родит плохо, а город растет и растет. Чем больше торговли и ремесла, тем меньше земледелия. Цены на продовольствие, соответственно, тоже поднимаются, а запасы малы. Эта неприятность разрешалась закупками хлеба и обратной рентой, когда ваш чтимый дед вернулся от денежных податей к продуктовому налогу. Но сейчас город слишком расширился, а крестьяне свободны, так просто их не натурализовать. Частичное решение — льготные пошлины…
Флесса сделала паузу, вспоминая, как она проговаривала это заранее, перед зеркалом. Момент был скользкий, поскольку сейчас речь шла о тарифной политике уже не деда, а отца нынешнего герцога. Которого почтительный сын по одной легенде отравил в ходе короткой, но беспредельно жестокой схватке за власть, которая, вспыхнув лишь раз, за три месяца сократила семейство Вартенслебен в несколько раз. А по другой, менее парадной, задушил собственноручно, воздав сторицей за годы унижений.
— Ныне пошлинами облагаются только морская рыба, мед, жидкое масло, сало, смалец, пряности, фрукты. То есть роскошь и деликатесы. Это толкало купцов к завозу провианта. Но его все равно недостаточно. Побуждающие меры больше не оправдываются.
— Запреты и штрафы?
— Да. Штрафы за вывоз продовольствия вне пределов Малэрсида, всего округа, не только города. Прежде это касалось лишь рыбы и дичи, но съедобная рыба в нашей воде и так не водится, а дичь осталась лишь в охотничьем лесу. Кроме того нужна максима цен. Запрет торговли по определенным дням. И…
— И?
— Монополия на соль, — выдохнула Флесса.
— Не налог, взимаемый арветтом, — уточнил герцог. — Именно монополия?
— Да. Нам нужно больше солонины, надо заполнить подвалы хотя бы на годовой запас. С привозной солью по ярмарочным ценам, даже самой дешевой, островной, это слишком дорого.
— Флесса, — старик измерил ее холодным взглядом. — Ты предлагаешь мне устроить небольшую войну? С таким подходом мне придется утроить число палачей, чтобы гвоздевать всех смутьянов.
— Множатся слухи, что в горах после летних дождей снова неурожай, посевы гниют на корню. В прошлом году на посеянную меру зерна собрали половину. В этом хорошо, если урожай составит хотя бы треть меры. Значит, по весне цены взлетят, возможно, кратно. Нам следует запастись провизией, а гвозди для казней дешевле золота. Если соберем провианта с избытком, продадим тем же горцам, вернем с лихвой.
Герцог снова задумался. Прошел к окну, будто не замечая висельника. Флесса едва заметно скривилась, пользуясь тем, что у старика глаз на затылке не имелось. Слишком уж вонял покойник. Герцог посмотрел на гавань, обежал долгим взглядом многоцветную чешую домов, спускающихся к набережным, большую и малую верфи, корабельный арсенал, строящийся по образцу Островного. Парусов добавилось — купцы спешили покинуть удобное пристанище, ловя попутный ветер. Входящих судов было кратно меньше, от силы пять или шесть.
Осень… жизнь замирает, войны заканчиваются, и торговля сворачивается, как улитка в раковине, до возвращения тепла. Осень и зима — время пожинать результат неустанных трудов и распоряжаться накопленным в изобильные сезоны. А еще — много напряженно думать, готовясь к очередному витку жизни. Так было изначально и так будет до конца времен, вечная спираль, что непрерывно движется, оставаясь на месте.