— Нет, Тата…
— Все кончено, Лев. Уже не имеет значения. С малышом, если захочешь, ты будешь общаться… но я не могу тебя простить… — с этими словами она покидает машину, быстрым шагом направляется в роддом. А я смотрю ей вслед.
Тогда, когда думал, что узнал правду… мне казалось, что я разбит. Нет. Я сломан теперь. Когда узнал, что именно я разрушил наши с ней жизни.
Глава 41
Тата
Я старалась не думать, не чувствовать, не выпускать наружу тот ураган, который норовил подняться в груди. Но я была разбита. Мое сердце разорвано в мелкие клочья. Вернувшись в палату, я долго сидела в кровати, посреди спящей палаты. Сидела и прокручивала в голове рассказ Богатова.
Выходит, Январская записала на диктофон наш разговор с Даной. А потом отредактировала запись так, чтобы выглядело, будто это я всему виной, словно и не сожалею ни капли. Ситуация вышла абсурдной до предела.
Я понимала, что на месте Богатова была бы в ярости. Тем более программист подал информацию Льву тоже не под совсем правильным соусом. Но бросить меня, отречься, не захотев поговорить… Даже учитывая его сложную ситуацию — грозящее реальным сроком заключения преследование, куча проверок. Льву в то время было не до разборок. И я понимаю, что его побудило так поступить со мной. Во всей ситуации Богатова задело не то, что я создала ему проблемы… нет. Он решил, что я играла с ним от начала и до конца, что я предала его. Вот и отомстил, потешив свою гордыню. Обыграл наше расставание так, будто и ему нет до меня никакого дела.
Боже, такая глупость привела к столь тяжелым последствиям! Он ушел, а я вынуждена была в одиночку выживать. Бороться за жизнь малыша, за свою. Смогу ли я его простить? Нет. Во мне столько обиды… даже мысль о Богатове приносит мне нестерпимую боль. Ему лучше не появляться у меня на глазах, лучше не лезть в мою жизнь. Я больше никогда не доверюсь ему. Он все убил собственными руками… все светлое и доброе, что могло быть…
Прикрыв глаза, попыталась заснуть. Но вдруг раздался ринтгтон телефона. Перепугавшись, что сейчас разбужу всех соседок, поспешила подняться и взяла телефон с тумбы. На экране был высвечен неизвестный номер. Сбросила вызов, пытаясь унять грохочущее в груди сердце. Я знала, что это он.
Но отступать Богатов не собирался. Снова и снова телефон начинал звонить, и, в конце концов, устав, я сдалась.
Из динамиков донесся его пьяный голос.
— Да! Я кусок дерьма, слышишь?! — взревел он. — Худшего у*бка поискать — не найдешь! Я не достоит вас, но я буду бороться… Слышишь, Тата?!
Я сбросила вызов, выключила телефон. Нет смысла бороться. Ничего не будет по-прежнему. Я не смогу простить.
Неделю спустя
— Девочки, вот бы сейчас мантов поесть… со сметаной, — вздохнула Ритка, поглаживая пузо.
— Или роллов, — подхватила Ира из дальнего угла палаты.
— Тата, а ты чего молчишь? — повернулась ко мне соседка. Я отправила в рот ложку овощного рагу, которое только что забрала из столовой.
— Боже, как ты ешь эту еду, это же не стряпня, а помои, — сморщилась Рита.
— Нормально, ко второй неделе привыкнешь, а с третьей уже начнешь получать кайф, — смеюсь, отламывая кусочек хлеба. — Может, даже любимые блюда появятся, — шучу, а она фыркает недовольно.
— Ага, перчик, фаршированный рисом, — Рита называет одно из постоянных блюд этого заведения. Девчонки начинают смеяться.
— Нормальное диетическое блюдо, — пожимаю плечами, доедая свой ужин.
— Ага, диетическое… мясо себе утащили сотрудники, а нам — диетическим давись, — приняв сидячее положение, ворчит Рита. Потянувшись к тумбочке, вытягивает оттуда зеленое яблоко.
Я не отвечаю. Никогда не была привязана к еде. Ем, скорее чтобы утолить голод, а не получить удовольствие. Нет, конечно, я люблю вкусную кухню и не отказалась бы сейчас перекусить в одном из кафе Италии, где мне довелось есть поистине божественный стейк из рыбы. Но я спокойно отношусь и к блюдам местной столовой. Тем более, если нет возможности кому-то приносить домашние обеды, что ж сердце-то рвать.
— Гетман здесь? — раздался громкий голос. Обернувшись, замечаю стоящую в дверях бабулю, одну из работниц роддома.
— Здесь, — опустив взгляд на ее руки, замечаю пакет. Накрывает злостью, потому что я уже знаю, от кого он.
— Это тебе, — приблизившись, ставит его в ноги на кровать.
Мне неудобно перед этой женщиной. Их в смене три бабули, и только она уже раза два приносила мне пакеты.
— Спасибо, — кивнув, первым делом тянусь к телефону. Встав с кровати, выхожу в коридор. Не хочу, чтобы кто-то слышал разговор, но поставить Богатова на место уже пора.
Трубку он взял со второго гудка.
— Что из слов «Мне ничего от тебя не нужно» тебе не понятно? — перехожу сразу к делу. Ей богу, если бы он был рядом, я бы врезала хорошенько промеж глаз этому наглецу!
— Это просто еда, Тата. Я прошу тебя, выключи гордость свою и одумайся. Ребенок должен получать витамины, а ты сидишь на воде и сухарях, — отвечает абсолютно спокойным голосом, будто не слышит гнева в моем голосе.
— Я своего ребенка выносила БЕЗ твоей помощи… я сидела на этих сухарях все месяцы, а теперь ты вдруг заявляешься и считаешь правым меня учить чему-то? — меня начинает потряхивать от переполняющей злости.
— Тата, я не хочу ссориться. Прошу… — понимая, что я на грани, он пытается меня успокоить. Только я ни черта не собираюсь его слушать!
— Хватит гонять пожилых женщин на третий этаж с пакетами еды, у нас лифт не работает!
— А что мне делать, если ты отказываешься спускаться ко мне, а меня не пропускают? Я им деньги за это плачу.
— Богатов, ты привык, что все по-твоему! Но имей совесть! Если хочешь быть хорошим, иди, раздай эту еду бедным! Я не ем ничего!
Сбрасываю вызов, прикрывая глаза. Пытаясь успокоиться.
— Тата, — раздается за спиной женский голос. Обернувшись, встречаюсь взглядом с медсестрой.
— Зайди, — кивает тетя Настя в сторону сестринской. Обрадовавшись предложению медсестры, прохожу к ней. Все лучше, чем возвращаться в уже успевшую надоесть палату.
— Садись, бери чай, бутерброды, — как только я захожу, женщина кивает в сторону небольшого столика в углу комнаты. Присаживаюсь на диван.
— Как голова? Не болела ночью? — спрашивает тетя Настя, наполняя чашку свежезаваренным чаем.
— Нет, слава богу, давление ушло, и теперь все просто прекрасно. Малыш только сильно толкается, — ойкаю, как раз в этот момент от сыночка прилетает увесистый тычок прямо по мочевому.
— Тесно ему уже в животе, большой, — улыбается тетя Настя, присаживаясь рядом со мной. — Что Тимофеич говорит?
— Обещает, что к следующей неделе разрожусь…
— Имя не придумала?
— Нет… и не думала даже… не знаю, — пожимаю плечами, делая глоток чая. На самом деле, даже не знаю, что ответить на этот вопрос.
— Я, честно говоря, растеряна очень и напугана… покамалыш вживоте — это одно. Но мы скоро выйдем из роддома… как я смогу все это тянуть? Еще мама в последнее время сдавать начала. Оно и понятно, возраст. Но с болезнями у нее и характер становится все тяжелее. Мои сбережения тают, а когда я смогу вернуться в Питер… понятия не имею, — не хотела вываливать на женщину свои проблемы, но все как-то само собой получилось. Всю беременность держалась солдатом. А сейчас, чем ближе день родов, накрывает истерикой.
— Тата, не рви себе душу. Сейчас главное — родить, понимаешь? — положив на мое плечо теплую ладонь, поглаживает его успокаивающе. Киваю, нервно улыбнувшись.
— И потом… — произносит вдруг женщина шепотом. — Мужчина твой… отец ребенка…
— Ой, не начинайте, — спешу перебить ее.
— Нет, послушай, — не сдается тетя Настя. — Хотя бы из уважения к моему возрасту.
Я киваю. Дождавшись от меня ответа, она продолжает.
— В жизни бывает разное. Я давно здесь работаю, больше двадцати лет. Видела разное, но чтобы так волноваться, так тревожиться… Я впервые встречаю такого мужчину. Ты бы видела, он поставил весь роддом на уши, вникает во все. Чем кормим, какой режим, какие лекарства нужны. Он от Тимофеича не выходит. Сколько еды тебе, вещей, ты бы хоть раз к нему вышла… А цветов сколько — делает знак рукой в сторону подоконника. Он весь заставлен букетами роз.
Я молчу.
— Тата, я не знаю, что между вами было… но мужчина, который буквально ночует под окнами роддома, который каждый день здесь, как на посту, пытается прорваться к тебе, как в крепость. Этому мужчине нужны женщина и ребенок. Надо уметь бороться с обидами и гордыней. Нужно уметь прощать.
Я пытаюсь ответить, но она накрывает мою ладонь рукой.
— Не для себя, пока для него, — указывает на живот. — Он заслужил житьв полной семье. Не лишай его этого… а там разберётесь, Тата. Время все расставит по местам.
Я обещала ей подумать над словами, но понимала, что не смогу. Нет, тетя Настя все говорила верно, но мое сердце… оно обливалось кровью только при одном воспоминании об этом человеке. Обида, злость на него — это все мой способ защиты. Чтобы не подпускать, чтобы не чувствовать боли.
— Девочки, кто хочет рыбку? — вытянула из пакета контейнер с ресторанной едой. Рассмотрела его содержимое. — Семга на гриле и овощи.
— Очуметь, твой снова еду принес, — увидев рыбу, Ритка подскочила с кровати так резво, будто у нее и нет огромного пуза.
— Я буду, — буквально вырвала из моих рук контейнер.
Улыбнувшись тому, как соседка накинулась на еду, заглянула в пакет.
— Бананы, яблоки, гранатовый сок. Девочки, разбирайте, а то пропадет…
Девчонки налетели, едва не разрывая сумку.
— Странная ты все-таки, Татка, — пробубнила Ритка с набитым едой ртом. — Ешь столовскую еду, а такие деликатесы раздаешь…
— У всех свои странности, — улыбнулась, пожав плечами, и, надев наушники, улеглась на кровать, наслаждаясь звучанием музыки.