Собственно, беседу на этом можно было считать оконченной.
Других доводов у Гусарова не было. Он понял, что его надежда добиться отмены решения по заводу рушится. Кровь прилила ему к лицу, острые иголочки прикоснулись к сердцу, к глазам придвинулась оранжевая пелена. «Только бы не упасть», — промелькнуло в сознании. — «Не упасть, не упасть!», — приказал он себе.
Ему удалось себя побороть и, отчаявшись, он решился на последний шаг — сам обратился с вопросом:
— Товарищ Сталин, сколько вы сможете дать нам станков на перестройку? — Сам же ответил: — Двести, ну триста единиц в год? А понадобится, — он назвал огромную цифру, которой вовремя запасся, — вот сколько. Ведь у Швецова «звезда», для нее нужны карусельные станки, а для двигателя Микулина — продольные. Товарищ Швецов прибыл тоже, он мог бы осветить этот вопрос глубже.
Опять показалось, что Сталин не слышал этих слов. Он несколько раз прошелся по кабинету, держа на отлете трубку, погруженный в свои думы. Подойдя к столу, прикоснулся к кнопке звонка.
Тотчас в кабинет вошел Швецов. И сразу же Сталин обратил к нему вопрос: в чем состоит преимущество моторов воздушного охлаждения?
Аркадий Дмитриевич выпрямился в кресле. Задумавшись на мгновение, он привел первый довод.
Сталин прервал его: Гусаров об этом уже говорил.
Последовал другой довод.
Сталин опять прервал: и об этом говорил Гусаров.
Зардевшись, Аркадий Дмитриевич сказал:
— Я не слышал, о чем говорил товарищ Гусаров. Разрешите мне высказать свою точку зрения.
Нужно было изложить главное, самое главное, и Аркадий Дмитриевич стал говорить о возможном развитии двигателя.
Еще один вопрос задал Сталин: в случае перестройки, сколько потребовалось бы единиц оборудования?
Швецов повторил цифру, названную Гусаровым.
Приблизившись к столу, Сталин позвонил опять.
В кабинет вошли Молотов, Вознесенский, другие члены Политбюро и нарком авиационной промышленности Шахурин.
Тут же было решено отменить ранее принятое постановление.
Знакомый автомобиль увез Гусарова и Швецова в гостиницу. На коротком пути они не обмолвились ни словом, каждый ушел в себя. Лишь когда лифт поднял их на девятый этаж и они очутились вдвоем, Гусаров обнял Аркадия Дмитриевича, поздравил со счастливым исходом.
Невыспавшиеся, с горячими от бессонной ночи глазами, утром они явились в ресторан. Удивляя друг друга волчьим аппетитом, съели и выпили все, что было на столе. Тут же развернули свежие газеты и прочитали сообщение о состоявшемся вчера в Кремле приеме выпускников военных академий.
На этом приеме с сорокаминутной речью выступил Сталин. Он призывал к повышению боевого мастерства и готовности к отражению агрессии.
22 мая двухрядная звезда успешно прошла государственные испытания.
22 июня началась война.
ГЛАВА IV
Военные будни. — Звезда Героя труда. — Письма с фронта. — Истребитель Лавочкина. — Солдатов. — М-82ФН. — Смерть Поликарпова. — Главный дает интервью. — Воспоминание о Цандере. — Победный тост в Кремле.
Вырвавшись из уличных репродукторов, тяжкая весть заметалась по городу. Она ринулась в тихие квартиры и шумные общежития, в гудящие цеха и немые кинозалы, сжала сердца, исторгла крики и слезы.
В считанные минуты город примолк, стал строже.
Только внешне как-будто ничего не изменилось. По утрам по-прежнему тягуче разливались заводские гудки, призывая людей на смену. Они выходили из своих домов, заученным шагом шли к трамваям, автобусам, здоровались с знакомыми, коротко перебрасываясь словами, шли дальше. Казалось, ничто не нарушило обыденной жизни. Привычно пролегали улицы, стояли дома и деревья — все оставалось таким, каким было вчера и позавчера, до войны.
Жизнь менялась на новый лад медленно, но день ото дня. Вырастали очереди у районных военкоматов, дюжие ребята сержантского звания, играя в бравых командиров, вели перекличку с прибаутками: «Пьянков! — Я Пьянков! — Ясное дело, ты Пьянков, а не я». Очередь отзывалась сдержанным смехом. «Нале-ву! — в два выдоха командовал сержант. — Напра-ву!» — он любовался собственным голосом. Люди усердно выполняли эти приказы — самые первые и самые безобидные в их долгой военной жизни, которая начиналась у военкоматских порогов.
Появились хлебные карточки. Потеснили школу — здание заняли под госпиталь. Прибыли первые эвакуированные, измученные долгой и опасной дорогой, робкие в чужом городе. Необходимостью стали сообщения Совинформбюро. Почтальоны принесли первые похоронки.
Город стиснул зубы, напряг силы.
Казалось, что ровно работавший мотор внезапно притих и вдруг, преодолев границы напряжения и обнаружив в себе двойной, тройной запас мощности, вопреки физическим возможностям, рванулся в область небывалой нагрузки. Люди принимали двойную, тройную нагрузку и считали это в порядке вещей.
В кабинете главного конструктора слышен несмолкаемый гул цехов и приглушенный в испытательных камерах рев моторов. Новый двигатель уже поставлен на поток. Забылись треволнения последних месяцев, без остатка исчезла горечь тех дней. Мысли заняты другим, на первом плане теперь нужды фронта.
Пожалуй, первым, кого заинтересовала двухрядная звезда Швецова, оказался Андрей Николаевич Туполев. Он построил скоростной двухмоторный бомбардировщик, поставил на него двигатель водяного охлаждения, но едва получил «добро» мотор М-82, Туполев заменил им прежнюю силовую установку. И вот новый скоростной бомбардировщик взят на вооружение и принимает участие в выполнении стратегических планов командования.
Коллектив конструкторского бюро в радостном настроении: начало положено. И какое начало! Конечно, теперь не время для самолюбования, но все же невозможно не оценить то, что сам Туполев предпочел швецовскую «воздушку» микулинской «водянке». Двигатель, каждая деталь которого стала чем-то родным, теперь работает на победу. Это значит, что и конструкторы сражаются на фронте. И конечно, то, что сделано, — далеко не предел. Аркадий Дмитриевич задумал модифицировать мотор, дать ему новую мощность, и сейчас это стало боевой задачей всех конструкторов.
Рабочий день в конструкторском бюро смыкается с новым, завтрашним днем. Сотрудники берут пример с главного. Швецов за полночь сидит над проектами, а наутро его видят свежим, энергичным, как будто не прожиты утомительные сутки. Устают, изнашиваются машины, но человек не должен, не имеет права уставать в это грозное время. Иначе невозможно ни жить, ни работать.
Однажды Аркадию Дмитриевичу позвонили из бюро пропусков. В этот момент он заканчивал разговор с конструктором Павлом Соловьевым, который принес важный расчет.
Главный снял телефонную трубку: «Слушаю».
На другом конце провода взволнованный вахтер спрашивал, что случилось с Соловьевым, который «другие сутки не идет с завода».
— Должно быть, то же, что и со всеми: человек работает, — ответил Швецов.
Он с нежностью посмотрел на двадцатичетырехлетнего парня, который всего лишь год назад пришел из института. И промолчал. Что можно было сказать в эту минуту?
В конце сорок первого года ученик Туполева Владимир Михайлович Петляков сообщил Швецову о своем новом замысле. Он решил модифицировать скоростной четырехмоторный бомбардировщик, созданный в свое время на базе туполевского АНТ-42. В первом варианте был поднят «потолок» машины и увеличена скороподъемность. Теперь Петляков задумал повысить скорость и увеличить дальность полета, для чего и хотел использовать двухрядную звезду.
Аркадий Дмитриевич одобрительно отнесся к идее Петлякова, обещал ему всяческое содействие. Они договорились о встрече, которая помогла бы принять окончательное решение.
Но этой встрече не суждено было состояться. Через несколько дней после нового года, шестого января, Петляков погиб в авиационной катастрофе. Его идею взялись осуществить товарищи по конструкторскому бюро. Они установили на бомбардировщике мощные двухрядные звезды Швецова. С новыми моторами скорость бомбардировщика превысила 450 километров в час, а дальность полета достигла 6000 километров. В таком виде Пе-8 был принят на вооружение штурмовой авиации.
Теперь уже многие самолеты с двигателями Швецова сражались на фронте: поразительно выносливый старичок У-2, служивший транспортной и санитарной машиной, высокоманевренный истребитель «Чайка», прославившийся еще на Халхин-Голе, скоростные бомбардировщики Ту-2 и Пе-8.
Тем временем коллектив КБ завершил работу над первой модификацией двигателя М-82, которым предстояло оснащать новейшие истребители.
О передышке не могло быть и речи, время предъявляло все новые требования. На заводах Перми обсуждалось письмо бойцов, командиров и политработников Северо-Западного фронта, которые предложили начать соревнование фронта и тыла за скорейший разгром врага. На письмо надо было отвечать не только письмом, но и делом.
В напряженной работе для фронта, целиком поглотившей силы, встретил Аркадий Дмитриевич свое пятидесятилетие. В день рождения, двадцать пятого января, первым его поздравил Гусаров. Он приехал в КБ, обнял и расцеловал Швецова, а потом, став вдруг строже, достал полученную накануне телефонограмму и зачитал ее вслух:
За выдающееся достижение в области авиационного моторостроения, поднимающее оборонную мощь Советского Союза, присвоить звание Героя Социалистического Труда и вручить орден Ленина и Золотую медаль «Серп и Молот» конструктору товарищу Швецову Аркадию Дмитриевичу.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин
Москва, Кремль, 24 января 1942 г.
Аркадий Дмитриевич был растроган до слез. Он не мог вымолвить ни слова. Письма, телефонные звонки, телеграммы — в этот день от них не было отбоя. Юбиляр, вконец смущенный многочисленными знаками внимания, не знал куда деться. Едва он уединялся в кабинете, чтобы прийти в себя, растворялась дверь и появлялся кто-то из заводских или из КБ, кто до той поры был очень занят и еще не успел поздравить главного.