— Разве что о двенадцати тысячах, которые вы должны Морни?
Он опустил глаза, поднял их, опять опустил.
— Неужели вы поверили, что я должен Алексу? Он бы мне в жизни не дал взаймы.
Я подошел к нему вплотную.
— Между прочим, — заметил я, — что-то непохоже, чтоб вы очень волновались за свою жену. По-моему, вы знаете, где она. Линда убежала вовсе не от вас. Она убежала от вашей матери.
Он поднял на меня глаза и натянул одну перчатку. Молча.
— Возможно, она найдет работу, — продолжал я, — и будет вас содержать.
Он опять уставился в пол, немного подался вправо, и кулак в перчатке описал в воздухе резкую дугу снизу вверх. Я увернулся, схватил его за запястье и, надавив, медленно отвел кулак к груди. Нога его поехала назад, и он тяжело засопел. Запястье тонкое, как у девушки. Мои пальцы обхватили его и сомкнулись.
Так мы и стояли, уставившись друг на друга. Дышит, как пьяный, раскрыв рот и растянув губы. На щеках красные пятна. Попытался вырваться, но я так давил на него, что ему пришлось, чтобы не упасть, сделать шаг назад. Теперь наши лица почти соприкасались.
— Что ж твой папаша не оставил тебе ни гроша? — хмыкнул я. — Или все спустил?
Он заговорил сквозь зубы, все еще пытаясь вырваться:
— Если уж вы суетесь не в свое дело и если имеете в виду Джаспера Мердока, так это не мой отец. Он меня терпеть не мог и не оставил мне ни цента. Мой отец, Хорас Брайт, разорился и выбросился из окна.
— Слов много, а толку мало, — сказал я. — Простите. Я просто хотел позлить вас, когда говорил, что вас будет содержать жена.
Я отпустил его запястье и сделал шаг назад. Дышит по-прежнему тяжело, напряженно. В глазах злоба, но голос ровный:
— Ну вот, теперь вы все знаете. Если вы удовлетворены, я пойду.
— Скажите спасибо, что так легко отделались. Если носите оружие, держите себя в руках. Лучше не носите.
— Это мое дело. Простите, что хотел вас ударить. Впрочем, если б и ударил, было бы, вероятно, не очень больно.
— Кто старое помянет…
Он открыл дверь и вышел. Шаги удалялись по коридору. Еще один зануда. В такт его шагам я постукивал по зубам костяшками пальцев. Потом вернулся к столу, заглянул в блокнот и поднял телефонную трубку.
4
Только на третий гудок сквозь шум и треск в трубке послышался тоненький женский голосок:
— Доброе утро. Контора мистера Морнингстара.
— Мистер Морнингстар у себя?
— А кто говорит, простите?
— Марло.
— Мистер Морнингстар знает вас, мистер Марло?
— Спросите, не интересуют ли его старые американские золотые монеты?
— Одну минуту, пожалуйста.
Последовала пауза, достаточная, чтобы сообщить сидящему в кабинете пожилому джентльмену, что его вызывают к телефону. Затем в трубке раздался щелчок, и я услышал сухой мужской голос. Чтобы не сказать засушенный.
— Морнингстар слушает.
— Мистер Морнингстар, насколько мне известно, вы звонили миссис Мердок в Пасадену. По поводу одной монеты.
— По поводу одной монеты, — повторил он. — Вот как. И что же?
— Как я понял, вы хотели приобрести монету из коллекции Мердока.
— Вот как? А с кем я говорю, сэр?
— Филип Марло. Частный детектив. Работаю на миссис Мердок.
— Вот как, — сказал он в третий раз. Тщательно прочистил горло. — А о чем, собственно, вы хотите поговорить со мной, мистер Марло?
— Об этой монете.
— Но мне дали понять, что она не продается.
— И все же я хотел бы поговорить о ней с вами. И не по телефону.
— Вы хотите сказать, что миссис Мердок передумала?
— Нет.
— В таком случае я не совсем понимаю, что вам угодно, мистер Марло? О чем нам говорить? — Сейчас он явно хитрил.
— Дело в том, мистер Морнингстар, — сказал я, небрежно выложив свой главный козырь, — что когда вы звонили, то уже знали, что монета не продается.
— Любопытно, — медленно проговорил он. — Каким же образом?
— Вы этим занимаетесь и не могли не знать. Существует официальный документ, согласно которому коллекция Мердока не может быть продана при жизни миссис Мердок.
— А-а, — сказал он. — А-а. — Последовала пауза. — В три часа, — поспешно проговорил он. — Жду вас у себя. Вероятно, вам известен мой адрес. Время вас устраивает?
— Вполне.
Я опять закурил трубку и уставился на стену. Не знаю, задумался я иди нет, но скулы у меня свело. Вынул из кармана фотографию Линды Мердок, некоторое время изучая ее, решил, что лицо, в общем-то, самое заурядное, и запер фотографию в стол. Извлек из пепельницы еще одну спичку Мердока и осмотрел ее. На этой значилось: «Верхний ряд У. Д. Райт, 36».
Бросил ее обратно в пепельницу, пытаясь сообразить, что меня так заинтересовало. Может, это и был ключ?
Вынул из бумажника чек миссис Мердок, перевел его на себя, выписал кредитную квитанцию и чек на оплату, достал из ящика стола банковскую книжку, все это перетянул резинкой и сунул в карман.
В телефонной книге имени Лоис Мэджик не было. Выписал по тематическому указателю номера нескольких самых крупных, судя по шрифту, театральных объединений и позвонил туда. Со мной беседовали громкими, веселыми голосами, засыпали вопросами, но про эстрадную актрису по имени Лоис Мэджик либо ничего не знали, либо не желали говорить.
Швырнул список в корзину и позвонил Кении Хейсту, репортеру из уголовного отдела «Кроникл».
— Что ты знаешь про Алекса Морни? — спросил я его, когда мы вдоволь нашутились.
— Содержит шикарный ночной клуб и игорный дом в Веселой долине, милях в двух от шоссе, в сторону гор. Когда-то снимался в кино. Актер никудышный. Вроде бы с большими связями. Никогда не слышал, чтобы он пристрелил кого-нибудь на городской площади средь бела дня. Или в любое другое время суток. Но ручаться не берусь.
— Темными делишками промышляет?
— Не исключено. Все эти ребята из кино отлично знают, как должны вести себя заправилы ночных притонов. Есть у него телохранитель — весьма живописный персонаж. Зовут Эдди Прю, огромного роста, тощий, как кошелек честного человека. Крив на один глаз — с войны.
— Для женщин Морни представляет опасность?
— Не будь ханжой, старина. Женщины относятся к этому иначе.
— Ты знаешь девушку по имени Лоис Мэджик? Я слышал, она эстрадная актриса. Высокая роскошная блондинка.
— Не знаю. А жаль.
— Не валяй дурака. А имя Венниер тебе что-нибудь говорит? Его тоже нет в телефонной книге.
— Первый раз слышу. Но если позвонишь попозже, могу справиться у Герти Эрбогаста. Он знает всю эту публику. Как свои пять пальцев.
— Спасибо, Кении. Так и сделаем. Позвоню через полчаса, договорились?
Кении это вполне устраивало, и я положил трубку. Запер контору и вышел.
В конце коридора, прислонясь к стене и читая вечернюю газету, стоял довольно молодой блондин в коричневом костюме и соломенной шляпе шоколадного цвета с желто-коричневой ситцевой лентой. Когда я поравнялся с ним, он зевнул, сунул газету под мышку и выпрямился.
Вошел вместе со мной в лифт. Глаза полузакрыты — так он устал. Я вышел на улицу, прошел квартал до банка, чтобы депонировать чек и взять немного наличных денег на расходы. Оттуда направился в бар «Тайгертейл Лаундж» и, сев за низкой загородкой, заказал бокал мартини и сэндвич. Коричневый костюм расположился у входа. Вид утомленный, пьет кока-колу и столбиком складывает на столе монетки, тщательно выравнивая края. На глазах опять темные очки. Человек-невидимка — не иначе.
Я не торопясь доел сэндвич и пошел в глубь бара к телефонной будке. Коричневый костюм быстро повернул голову, а потом, спохватившись, поднял стакан. Я опять набрал номер редакции «Кроникл».
— Значит, так, — сказал Кении Хейст. — Герти Эрбогаст говорит, что не так давно Морни женился на этой твоей роскошной блондинке. На Лоис Мэджик. Венниера он не знает. Говорит, что Морни купил себе дом под Бел-Эр, белый дом на Стилвуд-Креснт-Драйв, в пяти кварталах от Сансета. По словам Герти, раньше этот дом занимал разорившийся проходимец Артур Блейк Попэм, которого недавно посадили за махинации. Его инициалы до сих пор красуются на воротах. А возможно, как сказал Герти, и на туалетной бумаге. Такой уж он был человек. Больше ничего узнать не удалось.
— Куда уж больше. Огромное спасибо, Кенни.
Я повесил трубку, вышел из телефонной будки и поймал на себе взгляд блондина в темных очках и в коричневом костюме. Блондин тут же отвернулся.
Через вращающуюся дверь я прошел на кухню, а оттуда — в переулок и переулком вышел сзади к стоянке, где была моя машина.
Блондин остался сидеть в баре, а я выехал со стоянки и взял курс на Бел-Эр.
5
Шоссе Стилвуд-Креснт-Драйв плавно поворачивало на север, оставляя далеко в стороне спортивные площадки Бел-эрского загородного клуба. Вдоль дороги тянулись частные владения. Одни были обнесены высокими стенами, другие — низкими либо декоративной железной оградой, а некоторые по старинке обходились высокой живой изгородью. Тротуара не было. Здесь никто не ходил пешком, даже почтальон.
Было жарко, но не так, как в Пасадене. Усыпляюще пахло цветами и солнцем, за стенами и живой изгородью нежно шуршали поливальные машины, с ухоженных, солидных газонов доносился громкий треск газонокосилок. Я медленно ехал в гору, высматривая надписи на воротах. Его зовут Артур Блейк Попэм. Значит, инициалы А. Б. П. Вот они — выбиты золотыми буквами на черном щитке почти на самом верху раздвинутых ворот, за которыми извивалась крытая черным асфальтом аллея.
Дом ослепительно белый, и, если бы не разросшийся сад, совершенно новый на вид. По здешним понятиям довольно скромный: не больше четырнадцати комнат и, вероятно, всего один бассейн; низкие кирпичные стены, между кирпичами проступает застывший и подкрашенный белой краской бетонный раствор. Под крышей низкая железная балюстрада, выкрашенная в черный цвет. На большом серебряном почтовом ящике, висевшем у служебного входа, красуется надпись: «А. П. Морни».