Я вздохнул, разгладил скомканный конверт, списал с него адрес на новый, засунул долларовую банкноту в сложенный лист бумаги и написал на последнем: «Это, безусловно, последний взнос». Затем подписался, запечатал конверт, наклеил марку и плеснул себе еще виски. Я набил трубку, разжег ее и сидел, курил потихоньку. Никто не приходил, никто не звонил, ничего не происходило, никого не интересовало, умер я или отправился в Эль Пасо.
Мало-помалу шум транспорта утих. Небо потускнело. На западе оно должно было быть красным. Наискосок через крыши зажглась первая неоновая реклама. В окне выходящей в переулок кофейни глухо выл вытяжной вентилятор. Груженый грузовик дал задний ход и с грохотом двинулся к проспекту.
Наконец зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал:
– Мистер Марлоу? Это мистер Шоу из Бристоля.
– Да, мистер Шоу. Как дела?
– Прекрасно, благодарю вас, мистер Марлоу. Надеюсь, у вас тоже. Здесь молодая леди просит проводить ее в вашу квартиру. Не знаю зачем.
– Я тоже, мистер Шоу. Я никого не жду. Она назвала себя?
– О да. Так точно. Ее зовут Дэвис. Мисс Мерле Дэвис. Она… э-э, как сказать… в состоянии, близком к истерике.
– Проводите ее ко мне, – быстро сказал я. – Я буду через десять минут. Это секретарь моего клиента, сугубо деловой визит.
– Понимаю. Да. Должен ли я… э-э… побыть с ней?
– Как сочтете нужным. – И я повесил трубку.
Проходя мимо двери туалетной комнаты, я увидел в зеркале напряженное, взволнованное лицо.
27
Когда я отпер дверь и вошел, Шоу вскочил с диванчика. Это был высокий человек с таким длинным лысым черепом, что, казалось, его уши несколько сползли по голове вниз. К его лицу была приклеена вежливая идиотическая улыбочка.
Девушка сидела в кресле у шахматного столика. Она ничего не делала – просто сидела.
– Ах, вот и вы, мистер Марлоу, – прощебетал Шоу. – Да. Конечно. Мы с мисс Дэвис имели чрезвычайно интересную беседу. Я рассказывал ей, что я родом из Англии. Она… э-э она не сказал мне, откуда она родом. – Он говорил это уже на полпути к двери.
– Очень любезно с вашей стороны, мистер Шоу, – сказал я.
– Не стоит благодарности, – чирикнул он. – Не стоит благодарности. Теперь я должен бежать. Мой ужин, вероятно…
Он кивнул и выбежал прочь. После того как я закрыл за ним дверь, в воздухе еще некоторое время как будто висела его неестественно радостная улыбка – словно улыбка Чеширского кота.
– Эй, привет! – сказал я.
– Привет, – сказала она совершенно спокойным, совершенно серьезным голосом. На ней был коричневатый льняной жакетик и юбка, соломенная низкая шляпка с широкими полями и коричневой бархатной ленточкой, подобранной точно в тон ее туфлям и кожаной отделке на швах матерчатой сумки. Шляпка была неожиданно лихо заломлена набок. Девушка была без очков.
Она выглядела бы совершенно нормально, если бы не ее лицо. У нее были совершенно безумные глаза, раскрытые так широко, что вокруг зрачков виднелся белок. У них был немигающий пустой взгляд; когда девушка переводила глаза с предмета на предмет, то, казалось, слышался какой-то скрип – настолько затрудненным было их движение. Ее губы в уголках рта были плотно сжаты, но посередине верхняя губа медленно вздергивалась вверх, открывая зубы, – как будто к ней была привязана ниточка и кто-то тянул за нее. Губа вздергивалась неестественно высоко, потом по нижней части лица девушки медленно проходила судорога, после чего губа возвращалась на место и рот плотно сжимался, а через некоторое время это движение начиналось снова. Вдобавок ко всему у нее было что-то с шеей: голова девушки медленно поворачивалась влево градусов на сорок пять и останавливалась, затем ее шея конвульсивно дергалась и голова возвращалась в прежнее положение. Эти повторяющиеся движения в сочетании с полной неподвижностью Мерле, судорожно сжатыми на коленях руками и остановившимся взглядом могли до смерти перепугать любого человека.
На секретере за шахматным столиком стояла коробка табаку. Я достал из кармана трубку и подошел к секретеру. Встал у противоположной стороны столика, на краю которого лежала сумка. Девушка чуть подпрыгнула, но позы не изменила. И даже попыталась улыбнуться.
Набив трубку, я чиркнул спичкой, прикурил и встал напротив девушки, держа в руке уже погасшую спичку.
– Вы без очков сегодня, – сказал я.
Она заговорила. Ее голос был спокоен и сдержан.
– О, я ношу их только дома или когда читаю. Они в сумке.
– Вы сейчас дома, – сказал я. – Вам надо бы надеть их.
Я небрежно взял ее сумку. Мерле не шевельнулась и не посмотрела на мои руки. Она не отрывала взгляда от моего лица. Открывая сумку, я немного повернулся в сторону. Выудив из сумки футляр, я подтолкнул его через стол к девушке.
– Наденьте.
– О да, я надену, – сказала она. – Но я, наверное, должна снять шляпу…
– Конечно, снимите шляпу, – согласился я.
Она сняла шляпу и положила ее на колени. Потом она вспомнила про очки и забыла про шляпу: та упала на пол, когда девушка потянулась за очками. Она их надела. Они несколько скрасили ее вид.
Пока она занималась всем этим, я вынул из ее сумки пистолет и незаметно сунул его в задний карман. Она вроде ничего не заметила. Это был все тот же автоматический кольт двадцать пятого калибра с ореховой ручкой, который я видел в верхнем правом ящике ее стола.
Я прошел к дивану, опустился на него и сказал:
– Ну, вот и порядок. Чем мы займемся теперь? Вы голодны?
– Я была дома у мистера Ваньера, – сообщила она мне.
– О.
– Он живет в Шерман-Оакс. В самом конце Эскамилло-драйв.
– Ага, может быть, – тупо сказал я и попытался выпустить дым колечком – но безуспешно. У меня на щеке мелко забилась какая-то жилка. Мне это совсем не понравилось.
– Да, – спокойно сказала она, тогда как ее верхняя губа продолжала медленно вздергиваться и опускаться и подбородок описывал дугу к левому плечу и возвращался обратно. – Там очень тихо. Мистер Ваньер живет там уже три года. Прежде он жил в Голливуде, на Даймонд-стрит, с каким-то другим человеком. Но мистер Ваньер говорит, что они не смогли ужиться.
– Могу понять, – сказал я. – Как давно вы знакомы с Ваньером?
– Восемь лет. Мы не близкие знакомые. Я должна была время от времени доставлять ему… разные посылочки. Ему нравилось, когда их приносила именно я.
Я предпринял еще одну попытку выпустить дым колечком. Никак.
– Конечно, он никогда мне не нравился, – продолжала она. – Я боялась, что он… я боялась…
– Но он этого не сделал, – сказал я.
На ее лице впервые появилось нормальное человеческое выражение – Мерле как будто удивилась.
– Да, – согласилась она. – Не сделал. Фактически не сделал. Но он был в пижаме.
– Отнеситесь к этому проще, – посоветовал я. – Поваляться вечерком на диване в пижаме – некоторые могут себе это позволить, почему бы и нет?
– Я хочу вам еще кое-что сообщить, – серьезно сказала она. – Знаете, что заставляет одного человека платить деньги другому?.. Миссис Мердок вела себя очень достойно по отношению ко мне, правда?
– Безусловно, – согласился я. – А сколько вы отвезли ему сегодня?
– Только пятьсот. Миссис Мердок сказала, что это все, что она может дать, но в действительности она не может дать даже этого. Она сказала, что это должно кончиться. Это не может дальше продолжаться. Мистер Ваньер обещал оставить ее в покое, но не делает этого.
– Они всегда так, – сказал я.
– Так что остался только один выход – я это знаю очень давно. Я во всем виновата, а миссис Мердок была всегда так мила со мной. Это уже не могло сделать меня хуже, чем я была, правда ведь?
Я сильно потер ладонью щеку, чтобы утихомирить мелко дергавшийся нерв. Она не заметила, что я не ответил, и продолжала:
– Так что я это сделала. Он был в пижаме, а рядом с ним стоял стакан. Он смотрел как-то искоса и скалился. И даже не встал, чтобы впустить меня. Но во входной двери торчал ключ. Кто-то оставил там ключ. Это… это…
– Это был ключ во входной двери, – подсказал я. – Так что вы смогли войти в дом.
– Да, – Мерле кивнула и попыталась улыбнуться. – И ничего особенного, правда. Я даже не помню никакого шума. Хотя шум, конечно, был. И очень громкий.
– Полагаю.
– Я подошла к нему очень близко, так, чтобы не промахнуться.
– А что сделал мистер Ваньер?
– Просто сидел и скалился. Я не хотела возвращаться домой, чтобы не доставлять дополнительных неприятностей миссис Мердок и Лесли. – Голос Мерле сорвался и замер на этом имени, и мелкая дрожь прошла по ее телу. – Поэтому я пришла сюда. И когда на звонок никто не ответил, я нашла офис и попросила управляющего впустить меня в вашу квартиру, чтобы подождать вас. Я знала, что вы посоветуете мне, что делать.
– Вы дотрагивались до чего-нибудь, пока находились в доме Ваньера? – спросил я. – Может быть, вспомните что-нибудь? То есть кроме входной двери. Или вы просто вошли в комнату и вышли, ни до чего не дотрагиваясь?
Мерле задумалась, и лицо ее застыло.
– О, я помню одно, – наконец сказала она. – Я выключила свет. Перед уходом. Лампу. Знаете, такая большая лампа с очень большими лампочками, которая светит вверх. Я ее выключила.
Я кивнул и ободряюще улыбнулся ей. Ну же, Марлоу, еще одна улыбка – и повеселей.
– Значит, так, – сказал я. – Езды сюда полчаса, здесь вы находитесь около часа. Значит, из дома Ваньера вы вышли около половины шестого. И выключили свет.
– Именно, – она снова кивнула, почти радостно. Довольная тем, что вспомнила. – Я выключила свет.
– Выпить не хотите?
– О нет, – Мерле энергично потрясла головой. – Я никогда не пью.
– Не возражаете, если я выпью?
– Конечно, нет. Почему я должна возражать?
Я встал и изучающе посмотрел на нее. Ее губа все так же опускалась и поднималась, и голова мерно поворачивалась влево и возвращалась в нормальное положение. Но мне показалось, амплитуда движений уже постепенно затухала.