— Снимите с майора ремень, расстегните шинель и распахните полы. Хочу посмотреть, есть ли что на груди у «козырного» майора.
— А это обязательно? — в тоне, каким был задан этот вопрос, в улыбке, скользнувшей по слегка вздрогнувшим губам майора, отразилось отчетливо выраженное чувство непогрешимости перед теми, кто сейчас будет решать его судьбу.
Адъютант снял с пленного ремень, бросил его на стоявший у стены ящик из-под патронов, расстегнул шинель и широко, так что обнажилась вся грудь майора, распахнул ее полы. На фоне мышиного цвета сукна кителя отчетливо выделялись два немецких ордена.
— Что за ордена у вас?
— Железные кресты.
— За что вы их получили?
— За храбрость и доблестное служение великой Германии!..
— Назовите часть, в которой вы воюете. Полк, бригада, дивизия?..
— Берите выше, господин генерал.
— Штаб армии?
— Еще выше! — как издевка прозвучал ответ майора, в насмешливой улыбке которого командарм прочитал или упорное нежелание по-деловому отвечать на вопросы, или нечто такое, что пока не поддавалось определению.
— Кончайте спектакль, майор!.. У нас слишком мало времени!..
— На ваши вопросы я отвечаю точно, господин генерал!
— Так все-таки в каком соединении вы служите? — с трудом скрывая раздражение, произнес командарм.
— В генеральном штабе главнокомандующего сухопутными силами германской армии, — все тем же ровным и спокойным голосом ответил пленный. Со стороны могло показаться, что своим спокойствием и уравновешенностью он хотел или расположить генерала к себе, или, наоборот, еще сильнее взвинтить его.
— У генерал-полковника Гальдера? — Командарм впился взглядом в глаза пленного.
— Совершенно верно.
— В какой должности вы состоите в генеральном штабе?
— Чтобы для вас было достовернее, об этом вы можете узнать из документов, которые были изъяты у меня и у моей охраны вашими разведчиками и которые сейчас лежат на вашем столе.
Командарм просмотрел все три удостоверения. То, на котором была фотография пленного майора, передал переводчику:
— Напишите по-русски все, что здесь значится.
Не успел переводчик написать и двух слов, глядя в удостоверение пленного, как майор, словно идя на подмочу допрашивающим, проговорил:
— Не тратьте время на перевод. В генеральном штабе главнокомандующего сухопутными силами германской армии я состою в должности офицера связи по особо важным поручениям. А те двое, что были со мной и погибли при схватке на болоте, состояли при мне как охрана. Оба — унтер-офицеры.
— Охрана оказалась неопытной? В настоящем деле себя не оправдала? — Генерал с каждой минутой убеждался, что перед ним стоит человек, который с молоком матери впитал фанатическую уверенность в праведности всего того, во имя чего он с оружием в руках пошел на захват чужих земель.
— Нет, господин генерал, охрана была надежной, проверенной в деле. Оба унтер-офицера были отчаянными парнями. С ними я выполнял задания куда более сложные. Нас предал летчик. Выбросил на болото, в стан врага, и улетел.
Командующий обернулся в сторону переводчика:
— Успеваете?
— Успеваю.
— Напишите слово в слово все, что значится во всех трех удостоверениях. Только не сейчас, потом, после допроса.
— Слушаюсь, товарищ генерал! — четко ответил переводчик, не отрывая головы от листа, по которому быстро и уверенно скользил грифель карандаша.
— Вы довольны своим служебным положением, майор?
— Вполне!
— Каковы были у вас перспективы по службе?
Майор улыбнулся, впервые обнажив ровный ряд белых с голубым отливом зубов.
— Меня ожидала неплохая карьера.
— А если конкретно, коль вы решились на полную откровенность?
— Перед последним заданием я со дня на день ждал назначения на должность помощника начальника штаба 17-й пехотной дивизии 4-й полевой армии фельдмаршала фон Клюге, которая, как вам, очевидно, известно по данным вашей разведки, на сегодняшний день занимает рубеж где-то на стыке вашей армии и армии генерала Рокоссовского.
— Вы бывали в этой дивизии?
— Не приходилось.
— Кто командует этой дивизией?
— Генерал Лох. Но в штабе главнокомандующего сухопутными силами фельдмаршала Браухича, как мне достоверно известно, уже есть решение о назначении генерала Лоха командиром одного из корпусов, действующих под Ленинградом.
— Какого корпуса?
— Вот это мне неизвестно. Мой старый друг из штаба генерал-полковника Гальдера мне об этом не сказал. Пока это тайна.
— А в штабе фельдмаршала фон Клюге вы были?
— Тоже нет. Несколько раз мне приходилось выполнять задания по связи со штабом командующего группой армий «Центр» фельдмаршала фон Бока. Других командировок на восточный фронт у меня не было. Чаще мне приходилось держать связь со штабом командования группы армий «Юг».
Генерал хотел задать несколько вопросов, связанных с группой армий «Юг», но тут же подумал: «Подробности об этой группе армий у него спросят в штабе фронта, может быть, в Генштабе в Москве, если пленный им вообще понадобится. Нужно сначала разобраться в вопросах, связанных с группой армий «Центр». И тут же, как бы для разрядки напряжения, решил задать вопрос, не относящийся к конкретным делам, связанным с положением на фронте:
— Вот как она, судьба-то, шутит с нами, майор: не случись ошибки или предательства пилота, не исключено, что в ближайшем будущем нам с вами пришлось бы встретиться не в ситуации сегодняшнего мирного, хотя и неприятного для вас, диалога, а грудь в грудь, как смертельные враги. — Командарм повернулся в сторону члена Военного совета: — Как вы думаете, Петр Федорович?
Член Военного совета словно ждал этого вопроса, а потому, стряхивая с папиросы пепел, даже не удосужившись поднять глаз на пленного, проговорил вяло, с усталостью в голосе, словно допрос ему уже давно изрядно наскучил и больше не представлял интереса. Его сейчас интересовало только одно: что содержится в секретном пакете с множеством печатей. Но вопрос он все-таки задал:
— Может быть, в этой ошибке или предательстве вашего пилота заключено ваше спасение? Вы в плену. Вам гарантирована жизнь.
Слова члена Военного совета словно обожгли майора.
— Если бы судьба не взвалила мне на плечи этот тяжелый удел — быть вашим пленным — и меня утвердили бы недели через две-три помощником начальника штаба 17-й пехотной дивизии, то, как вы выразились, грудь в грудь смертельными врагами мы с вами не встретились бы. Этому помешали бы некоторые обстоятельства.
— Какие же? — Командарм, задав вопрос, чувствовал по выражению лица и по улыбке майора, что в ответе пленного сейчас обязательно проскользнет что-то такое, что его не только не унизит, а непременно возвысит. «Умен, бестия, — подумал генерал, — и нервы железные. Непонятно только, на что рассчитывает?.. Посмотрим, что скажет…»
— Москва падет в ближайшие дни. И я не успел бы занять до ее падения обещанного мне поста в 17-й пехотной дивизии.
— Вы в этом уверены? — Командарм глубоко вздохнул и расправил затекшие плечи.
— От силы восемь — десять дней! Это приказ фюрера. По Москве должен быть нанесен решающий удар. Знаю даже довольно романтическое название этой успешно начатой под Вязьмой классической операции по окружению и захвату Москвы. Причем осуществление этой операции, как вы, наверное, уже почувствовали на состоянии дел своего Западного фронта, началось по приказу фюрера в пять тридцать утра второго октября.
— Что за романтическое название? — Командарм бросил взгляд на переводчика: «Успевает ли?»
— Эта операция называется «Тайфун». И автор этого названия — сам фюрер.
— А вы все-таки не только самоуверенный человек, майор, но к тому же не в меру дерзкий, даже наглый. И это в вашем-то положении… — Генерал, видимо забыв, что он не в кресле, а на табуретке, резко откинулся назад, отчего чуть не потерял равновесие, но вовремя удержался, положив руки на стол. — Вы представляете себе ваше теперешнее положение?!
— Представляю.
— Из какой вы семьи?
По лицу пленного было видно, что вопрос этот ему пришелся по душе.
— Из семьи потомственных военных!
— Кто ваш отец?
— Мой отец был известный в германской армии генерал. Месяц назад он погиб в Африке. Был начальником штаба в армии Роммеля.
— Значит, в карьере вашей вам уже некому помогать, коль отец ваш погиб?
— Но у отца остались друзья.
— Вы женаты?
— Я помолвлен.
— Кто же ваша невеста, если не секрет?
— Родная племянница генерала Вагнера.
— Какой он занимает пост?
— Он генерал-квартирмейстер при генеральном штабе главнокомандующего сухопутными силами фельдмаршала Браухича.
— Вам известно, где находится штаб командующего 4-й полевой армией фельдмаршала фон Клюге?
— Неизвестно. Об этом знал только летчик, который должен был выбросить нас с парашютами в заранее условленном со штабом армии месте.
— Что за условленное место? Чем оно могло быть обозначено в ночное время?
— Мы должны были выброситься с парашютами, увидев три костра, расстояние между которыми не больше 500 метров. Точка нашего приземления должна была находиться в центре этого равностороннего треугольника.
— Лично вы видели эти костры, когда выбрасывались из самолета?
— Нет, не видел.
— А ваша охрана?
— Не знаю. Их увидел летчик. Мы всецело доверились летчику.
Командарм энергично положил руку на пакет с перекрестьем черных муаровых ленточек.
— На сегодня довольно. Предупреждаю вас, майор: ваша судьба в ваших руках. И чем искреннее вы будете в своих показаниях, тем лучше будет ваше положение в плену. Расстреливать вас, отъявленного нациста, мы не собираемся. Это вы, доблестные потомки тевтонских рыцарей, расстреливаете наших попавших в плен коммунистов и комиссаров. А иногда, перед тем как расстрелять, подвергаете их жестоким пыткам. Мы же не делаем этого даже тогда, когда в наши руки попадают вот такие убежденные нацисты, как вы. Мы сохраним вам жизнь. Это мое решение. Уверен, что оно совпадет с решением вышестоящего командования, с которым, возможно, вам придется встретиться. Так что хорошенько подумайте и постарайтесь вспомнить дислокацию полков и дивизий 4-й полевой армии фельдмаршала фон Клюге и обязательно — дислокацию 17-й пехотной дивизии, в которой вам уже никогда не придется занимать пост помощника начальника штаба. Вам все понятно?