От участия в постановке Высоцкий, естественно, отказался. Но Помпиду место в песне нашел:
Да, я проникся! В квартиру зайду,
Глядь – дома Никсон и Жорж Помпиду!
Вот хорошо – я бутылочку взял:
Жорж – посошок, Ричард, правда, не стал.
Что бы там не говорили, а на Старой площади, в ЦК КПСС, в старые же времена сидели старые и серьезные люди. Во всяком случае, промедлений с рассмотрением писем они не допускали. Уже 14 июня заместитель заведующего отделом культуры ЦК 3. Туманова информировала товарища Демичева: «…По сообщению Министерства культуры (т. Зайцева Е.В.), гастроли т. Высоцкого В.С. в гор. Новокузнецке были проведены помимо «Росконцерта», на который возложена организация концертов и ответственность за их качество. Тов. Высоцкий В.С. не имеет аттестации государственной комиссии, необходимой для получения права на концертную деятельность. В связи с этим ему не утверждалась тарифная ставка для оплаты его концертов.
За нарушения «Положения о порядке организации и проведения гастрольно-концертной деятельности в стране», утвержденного Министерством культуры РСФСР, на директора Новокузнецкого театра… и начальника Кемеровского областного управления культуры… наложены строгие административные взыскания.
В беседе, состоявшейся у начальника Главного управления культуры Мосгорисполкома т. Покаржевского Б.В., автору письма разъяснен порядок прохождения аттестации артистов и организации их концертных выступлений…»
Разъяснили и утвердили «автору письма» филармоническую ставку как артисту разговорного жанра – 11 рублей 50 копеек за выступление.
В театре Владимир по мере сил придерживался уже испытанной тактики деликатного, мягкого увиливания от участия в спектаклях, работа над которым не обещала ни малейшего удовлетворения ни уму, ни сердцу. Некоторые осложнения возникли с пьесой «Пристегните ремни», которую сочинили Григорий Бакланов и Юрий Любимов. Читки ее начались еще в конце года. На новый литературный опус шефа Высоцкий посматривал с опаской. Пьеса была странной. Главные герои – безымянные Режиссер, Писатель, Начальник строительства. Действие происходит в салоне летящего самолета. И все пассажиры знают, что через час они разобьются и начинают вспоминать о войне, фронтовых друзьях, на нервном срыве говорят о сегодняшних проблемах.
Роль Режиссера Любимов доверил Высоцкому: «Ты можешь играть кого-то другого, а можешь – и меня». Владимир заверил: «Я сыграю вас обязательно!», но при этом подумал, что играть Любимова у Любимова – задача практически невыполнимая. Он обязательно скажет: «Непохоже!»
В конце концов, с роли Режиссера удалось соскользнуть. За ним осталась роль солдата и песня – «Мы вращаем землю». По зрительному залу шагал боец в полной выкладке, сзади – автомат, впереди – гитара наизготовку. И пел:
От границы мы Землю вертели назад –
Было дело сначала, –
Но обратно ее закрутил наш комбат,
Оттолкнувшись ногой от Урала.
Наконец-то нам дали приказ наступать,
Отбирать наши пяди и крохи, –
Но мы помним, как солнце отправилось вспять
И едва не зашло на востоке.
Мы не меряем Землю шагами,
Понапрасну цветы теребя. –
Мы толкаем ее сапогами –
От себя, от себя!
Ради одной этой песни стоило смотреть спектакль на Таганке.
…Оказываясь в цейтноте, он ругал себя последними словами. Катастрофически не хватало времени. Даже жесткий репертуарный график в театре не всегда дисциплинировал. Там тоже можно было при необходимости отыскать свои лазейки – в «Десяти днях» выручал Золотухин, в «Добром человеке» Васильев, в «Антимирах», «Послушайте!» и даже в «Пугачеве» уже появились дублеры, в крайнем случае можно заменить объявленный спектакль на другой. Хоть это и ЧП, но ведь бывало… Только к Гамлету и Галилею Высоцкий никого и близко не подпускал. Театральные «распевки» он принципиально не посещал – у него и без того чуть ли не каждый день свои распевки. Добро хоть шеф на эту вольность глаза закрывал. Без работы – тошно, а когда навалится вдруг со всех сторон – хоть караул кричи! Только что-то спланируешь, прикинешь, распределишься: куда, когда, к кому, непременно кто-то вмешается, предложит встретиться, поговорить, мол, есть некоторые предложения – и все летит к черту! А потом еще окажется, что дальше того, «чтоб я попел, – зря, что ль, поили?!», этим доброхотам ничего и не нужно. Но только ведь случалось и иное, а потому, надеясь на авось, всегда хватал телефонную трубку, едва раздавался звонок.
– Алло! Владимир Семенович? Володя, это Милькина Софья Абрамовна. Узнал? Очень приятно. Мы с Михаилом Абрамовичем хотим дать тебе посмотреть режиссерский сценарий по кино повести Леонова «Бегство мистера Мак-Кинли». Прочти и скажи, не хотелось бы тебе в качестве автора и исполнителя заняться балладами для будущего фильма. Швейцер набросал подстрочники к отдельным эпизодам.
– Давайте.
Встретились где-то в коридоре «Мосфильма». Милькина передала ему сценарий и сказала, что время терпит. Через неделю он перезвонил и сказал:
– Мне очень нравится. Я берусь.
– Можно встретиться у нас дома, обсудим.
– Хорошо, в воскресенье я приеду…
Когда Швейцер вместе с женой и постоянным соавтором Софьей Абрамовной Милькиной взялись за киноповесть Леонида Леонова, им пришла в голову идея заострить порядком устаревшую драматургию современными мотивами. Для чего они и придумали новое действущее лицо – уличного, хиппового певца Билла Сигера, который должен был комментировать своими балладами безыскусным языком улицы основные философские коллизии фильма. Так возникла кандидатура Высоцкого.
Он прибыл точно в оговоренное время. Пришел в такой коротенькой черной куртке, вспоминала Милькина, в джинсах и с гитарой. Волновался, и это выглядело ученически наивно. Супруги удивились – нервничали именно они, не зная, как он оценит предложенные идеи. А Высоцкий вдруг сказал:
– Ребята! А я написал уже все баллады. Даже большие. Я сам их спою. Понравятся – хорошо, а нет – вы мне скажете, буду делать еще. А что лишнее – отбросим. Только я предупреждаю: они длинные.
Он сел на диван, поставил перед собой стул и вытащил стопку листов, исписанных карандашом. Он еще их даже наизусть не помнил! Дал Милькиной эту пачку, чтобы она держала перед ним и снимала пропетые листы. Швейцер включил старенький «Грюндиг». Когда Владимир спел все баллады – и о маленьком человеке, и об оружии, и о Кокильоне, и «Кто-то высмотрел плод…», и песню хиппи «Вот это да!», он сказал:
– Вот все это я написал для себя – я же буду играть этого Билла Сигера.
Швейцер был ошеломлен. Не говоря уже о Софье Абрамовне.
А Высоцкий, распрощавшись, полетел дальше. Напоследок попросил: если понравилось, пусть композитор превратит все это в музыку.
Даже близкие друзья Владимира Высоцкого в ранг высочайшей его доблести возводили то, что «он не умел писать по заказу». В том-то и дело, что умел! И в этом проявлялся класс его профессионализма. В любую тему, в любого героя, в любой сюжет, пусть даже в уличную сценку он вгрызался с жадностью первооткрывателя, охотника-добытчика, при этом исповедуя главный принцип, им самим сформулированный:
Ни единою буквой не лгу –
Он был чистого слога слуга…
Он в каждом деле уважал профессионала, мастера.
Мы говорили на эту тему. «Песни по заказу? – переспросил он меня. – Конечно, пишу. И для театра, и для кино. Здесь я – автор текста, музыки, исполнитель – в каком-то смысле являюсь соавтором драматурга, сценариста и режиссера. Во всяком случае, я так это понимаю. Я занимаюсь этим профессионально. Как? Режиссеры дают мне «материал» – сценарий или пьесу, иногда просто обозначают тему. Я читаю, а потом… стараюсь напрочь все забыть, то есть какие-то незначительные детали, сюжетные повороты. Мне важно обострить ситуацию, характер. Эти песни я всегда стараюсь сочинить так (научен горьким опытом), чтобы они могли жить и вне того или иного фильма или спектакля…»
– Но дальше, – он встал, одернул легкий свитерок, в котором перед этим был на сцене, прошелся по просторной комнате, – композиторы, режиссеры начинают гнуть свою линию, предлагать что-то переписать, доработать, убрать и так далее. Я понимаю: они видят по-своему. Но ведь и у меня есть свой взгляд на ту же тему, на ту же ситуацию. Ну, своя рука владыка… В результате, получается, может быть, и не хуже, но не совсем то, что я хотел сказать… А бывает, я песни напишу, их приладят, а потом возьмут да и выбросят.
– Как в «Мак-Кинли»?
– Примерно. А перед выходом на экраны давали большую рекламу, писали, что я там играю чуть ли не главную роль и что я там пою много баллад. Это вранье! Я там ничего не играю, потому что полностью вырезан, там вместо девяти баллад осталось полторы, и те – где-то на заднем плане.
Рассказывали, что автор киноповести Леонид Леонов был очень недоволен появлением в фильме этих неизвестных ему песен. И он резко сказал Михаилу Швейцеру, что у него такое ощущение, будто он застал в своей постели чужого мужчину…
Композитор Исаак Шварц, который занимался всем музыкальным оформлением «Бегства мистера Мак-Кинли», признавался режиссеру-постановщику:
– Я не знаю, как трансформировать Высоцкого. Я не знаю, как делать баллады Высоцкого. Писать другую музыку – это значит, его уничтожить, а как их подправить, я не знаю!
На подмогу был приглашен композитор-мелодист Кальварский, который попробовал довести неуклюжие, с точки зрения музыкально грамотных мужей, баллады Высоцкого до удобоваримых «кондиций».
Повсюду – на натурные и павильонные съемки «Мак-Кинли», на «озвучку» Владимир возил с собой Марину, как талисман, приносящий удачу. Однажды звукорежиссер Виктор Бабушкин, записывая баллады для фильма, случайно обнаружил в холодной, непротопленной студии окоченевшую французскую кинозвезду. Он напустился на поющего поэта: «Высоцкий, ты с ума сошел. Ну что ж ты делаешь, а? Мариночка, пойдемте к нам, да не волнуйтесь, никуда он не убежит». Он увел ее, насквозь продрогшую, к себе в аппаратную, напоил чаем, попотчевал печеньем и конфетами. И заодно стал уговаривать: «Вы – актриса, попробуйте воздействовать на Володю.