— Геологи подарили мне камень. Надеюсь, что вы подарите мне материк…
Что примечательно, геологи на этом не успокаиваются. Присылают гонца справиться, не обиделся ли он на букет. Да о чем речь! Вот вам — на листе бумаги мой профиль-автограф и к нему экспромт:
Стих без гитары — а капелла,
И мысль без соли не остра!
Пишу о том, что накипело,
А накипело: «Всем добра!»
Александр Тюрин и Сергей Фролов решают пригласить Высоцкого еще раз. Он соглашается прийти шестнадцатого декабря. Но ребята как-то позабыли предупредить, что выступление — на том же факультете, перед той же аудиторией.
Об этом Высоцкого извещает их посланец, когда они с ним едут в такси. Да еще просит «немного изменить репертуар»! После такого остается только скомандовать таксисту: «Поворачивай назад!» А Виталий этот не растерялся и говорит водителю: «Я заказывал такси. Вот и слушай меня. Вперед!»
Вот черти… Ну ладно… Будем импровизировать.
Нет худа без добра: выступление получается хоть и несколько сумбурное, зато необычное. Завязку он избирает такую: о песнях, которые писались для фильмов, но не вошли туда. Потом, конечно, и песни идут самые разные, и вопросы от публики неожиданные. И ответы тоже — такие, которые еще не гуляют в магнитофонных записях по всей стране. Спрашивают, например: в какие театры ходите?
Начинает Высоцкий в вежливо-дипломатичном тоне, упоминает спектакли Эфроса. А потом вдруг делает такое признание:
— Я обычно, опасаясь влияний, не хожу в театры. И во время, когда работаю над новой какой-то особенно вещью, постановкой, я не хожу смотреть ничего.
И ведь точно! Для актера всегда существует опасность собезьянничать. И многие часто становятся чьими-то близнецами, двойниками. А в поэзии не то же самое? Прочитает человек тысячу хороших, но чужих стихотворений — и пошел составлять как бы свое из готовых строчек. Это не значит, что лучше быть «девственным», как Иван Бездомный. Традиции знать надо, но, когда ищешь свою колею, лучше все чужое забыть, отодвинуть на второй план сознания.
Или вот спрашивают про его отношение к Алле Пугачевой. Высоцкий честно отвечает: отношусь с уважением. Как исполнительница песен она очень любопытна, актерски над песней работает. Еще бы ей больше разборчивости в выборе материала…
А вот вторая половина этой записки вызывает у него раздражение: «…Она, как и вы, разговаривает со зрителем, доверяет ему и поверяет самые сокровенные чувства».
Огласив сей текст, Высоцкий решительно отказывается от отвешенного ему на пару с Пугачевой расхожего комплимента:
— Видите ли, в чем дело — я вам сокровенных чувств не поверяю… Я считаю, что это лишнее — поверять сокровенные чувства. Нужно, вероятно, делиться с людьми своими мыслями по поводу того, что их тоже интересует. А если я буду рассказывать свои сокровенные чувства, они вам могут быть совсем не интересны. Так можно докатиться до разговоров о том, кто с кем, кто как, кто когда и где…
Неужели не понимают, что у Высоцкого главное — мысль? А «чуйства» там всякие — это всего лишь топливо, бензин.
Но попадаются и вопросы, как говорится, нужные.
— Вопрос хороший и очень серьезный: мое отношение к России, Руси, ее достоинствам и, конечно, недостаткам… Это тема, над которой я вот уже двадцать лет работаю своими песнями. Поэтому, если вы действительно хотите узнать мое отношение — постарайтесь как можно больше собрать песен…
…Поняли они, что взгляд Высоцкого на Россию — не в строчках отдельных, и даже не в конкретных песнях, а во всей совокупности им написанного? Надо пояснить и для непонятливых:
— Ну, если говорить примитивно: я люблю все, что касается ее достоинств, и не принимаю все, ненавижу многое, — что касается недостатков.
А особенно цепляет записка: «Расскажите о своих стихах». На нее он отвечает сбивчиво и не без волнения:
— У меня очень много стихов… Я их никогда почему-то — даже не знаю, почему — не читал. Может быть, из-за того, что я пока не выработал своей манеры читать стихи… Вот когда это образуется, я, вероятно, просто буду делать творческие такие свои вечера — просто чтецкие, когда я просто буду читать стихи свои.
И вот, уже после того, как спета под занавес «Охота на волков», после того, как вручают Высоцкому еще один геологический сувенир и он шутит: «Ребята, мне еще камень до-рят. Спасибо!.. И хтой-то камень положил в его протянутую руку», после всего этого он предлагает ребятам организовать вечер стихов — только стихов. Желательно — для небольшой аудитории. За концерт-то через Янкловича небольшая сумма в триста рублей получена, а здесь дело другое:
— Денег мне не надо, мне важно ваше мнение и контакт с вами, который мне более необходим, чем вам.
Уже в начале 1979 года такая встреча будет назначена. Но за несколько часов до ее начала раздастся телефонный звонок с какими-то оправданиями насчет того, что «не получилось с аудиторией»…
Со словами «все ясно» Высоцкий положит трубку.
Двадцать шестого декабря — прогон «Преступления и наказания». До этого Высоцкий только дважды репетировал в спектакле. В зале сидит Смоктуновский, играющий у Швейцера Сальери. (В роли Моцарта теперь Золотухин, а сам Смоктуновский тоже был Моцартом лет двадцать назад, но только в фильме-опере.) Намного нас старше, а выглядит отлично, подтянуто. Любезно-коварная улыбка с множеством оттенков и полутонов. Интонация, незаметно переходящая от елейности к издевке.
Его называют Гамлетом шестидесятых, считая, что Высоцкий у него как бы эстафету принял. (Во время таганской премьеры Иннокентий Михайлович сказал сидевшему с ним рядом Станиславу Долецкому: «Это можно принимать, можно не принимать, но с этого дня играть Гамлета так, как играли раньше, уже нельзя!») Но не менее крупная роль Смоктуновского — Порфирий Петрович в фильме Кулиджанова. Там он начисто переиграл Тараторкина-Раскольникова и Копеляна-Свидригайлова. Вообще, у Достоевского все персонажи из одного вещества, раздвоение между добром и злом — в каждом. А в театре и кино нельзя обойтись без лидера, премьера. И тут есть свобода в том, кого выбрать в главные, кто все понимает, как сам Достоевский. И в этом смысле Высоцкий кое-что взял от киношного Порфирия. В таганском Свидригайлове — весь спектр человеческий: низость и великодушие, азарт желаний и широта ума. И Дон Гуан тоже в нем по-своему отозвался — жаждой жизни, которая делает героя не мрачным мономаном, не фанатиком самоубийства, а полнокровным человеком, готовым к возрождению и обновлению вплоть до рокового выстрела.
Готовность к смерти не есть какая-то исключительная доблесть. Можно сказать, что для взрослого мыслящего человека — это нормальное свойство. Все религии, в сущности, направлены на воспитание в людях такой духовной зрелости. Размышлять о смерти — значит размышлять о свободе, — что-то вроде этого сказал один француз.
А свобода — тема бесконечная.
С тех пор как Высоцкий перешел со смертью на «ты», впустил ее в ежедневные мысли свои, во все песни и во все роли, — у него с этой дамой в черном идет непрерывный диспут-диалог. Дескать, твое приглашение принято, но позволь уж мне уладить здесь кое-какие дела. А порой приходят и дерзкие мысли: а что если изменить этой стерве, улизнуть от нее самым бесстыжим образом? Как она, собственно, может отомстить?
Об этом — баллада «Райские яблоки», впервые спетая где-то в конце семьдесят восьмого. Уже в первых четырех строках обобщено всё, что прежде было надумано и написано Высоцким на загробную тему. Здесь и решительное отрицание самоубийства, и готовность к смерти внезапной, как гибель, и спокойное знание о запоздалом посмертном признании:
Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем, —
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
Никакого тебе ада, чистилища, все попадают прямиком в рай, только он оборачивается лагерем:
Прискакали — гляжу — пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап — тысяч пять — на коленях сидел.
Словечко «беспредел» он услышал от Вадима Туманова, и тот объяснил, что этот лагерный термин обозначает страшный момент, когда все бандитские законы, соглашения и договоры отменяются и каждый может убивать любого. Но Высоцкому захотелось придать этому слову иное значение — мертвой бесконечности.
Впрочем, и изначальный смысл сохранился, он развернут сюжетно. «Беспредел» состоит в том, что и покойника могут убить, если он покусится на пресловутые райские яблоки, которыми когда-то Ева с Адамом неосторожно полакомились. Живой человек, он и в загробном мире запретов не станет соблюдать, за что по тупым райским законам ему полагается вторичная смерть:
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок…
Но сады сторожат — и убит я без промаха в лоб.
Смерть отрицает саму себя. Если тебя смерть не принимает — то что же остается?
И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых, —
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя я везу: ты меня и из рая ждала!
Кто ждет райских яблок от него — Марина ли, Оксана? Да нет, это «ты» означает женщину по имени Жизнь, с которой отнюдь не до конца выяснены отношения.
Однажды сидят они у Вадима, и Высоцкий сообщает, что его утвердили на роль Дон Гуана. Туманов, конечно, обрадовался, но почему бы друга не подразнить?
— Какой из тебя Дон Жуан? Он же высокий, красивый. А ты?