Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в. — страница 35 из 86

Архиепископ Макарий предлагал открыть высшие ученые степени по всем наукам, преподаваемым в академиях, и заменить выражение «доктор богословия или философии» словами «доктор тех или других наук, преподающихся в академии».

Идея архиепископа Макария об отделении подготовки преподавателей от подготовки пастырей и богословов не нова – она была высказана и в объяснительной записке к проекту 1868 г. Но Комитет объяснял причину отказа от этой идеи: содержание отдельных педагогических институтов для духовной школы слишком дорого, к тому же разделение было бы лишь территориальным (богословские академии должны были бы контролировать педагогические)[471].

Предложение о параллельном существовании богословских университетов и церковных педагогических институтов было очень привлекательно одновременным и независимым решением двух главных задач духовных академий: научной и педагогической. Богословские академии, не стесненные посторонними «педагогическими» обязанностями, могли наилучшим образом решать свои проблемы, выстраивать учебный курс и совершенствовать методы преподавания. Богословская наука получала широкие возможности для развития. Педагогические академии, освобожденные от необходимости думать о развитии богословской науки, были настроены на среднюю духовную школу, совершенствуясь по мере сил в предметах семинарского курса и составляя достойную конкуренцию университетским выпускникам. Семинарии обеспечивались бы наставниками, наученными в церковной среде и обладающими соответствующими методами, понятиями, благочестием, отношением к вере и Церкви, а молодежь духовного сословия – преподавательскими местами.

Но идеи требовали реальной поддержки, а насущная проблема духовно-учебного ведомства в 1860-е гг. состояла в необеспеченности средней школы педагогическими кадрами. Кроме того, вызывала сомнение правильность именно такого выделения направлений специализации в богословии: бурное развитие литургики и церковной археологии, уже начинавшееся в конце 1860-х гг., ставило вопрос об ограниченности их рамками пастырской предназначенности, дальнейшее развитие богословских наук неизбежно бы поставило вопрос о продолжении дифференциации.

Таким образом, большинство преосвященных видели в проекте 1868 г. светское влияние, угрожающее не только традициям, но и главным принципам духовного образования. Недостаточное внимание к специфике духовной школы и богословской науки могло лишить ее правильного пути развития. Конкретизировались эти опасения в «университетской угрозе», проявившейся в проекте в двух вариантах: разделение академий на отделения-факультеты копировало университетскую структуру; выведение из академий части общеобразовательных наук было шагом к превращению академий в богословские факультеты. Первое, по мнению преосвященных, вело к нарушению целостности богословского образования и единства преподавательской корпорации, следовательно – к ущербности богословской науки. Второе грозило духовным академиям потерей самостоятельности, специфики методов преподавания и воспитания, а в дальнейшем – и полным слиянием с университетами. В этих двух нарушениях традиции высшего духовного образования преосвященные видели общий корень: богословие как наука авторами проекта и их единомышленниками понималось неверно, а это грозило искажением истины. Таким образом, по мнению рецензентов, проект своими радикальными положениями грозил уничтожением даже того, что было построено в старых академиях в эпоху Устава 1809–1814 гг.

Архиепископ Макарий (Булгаков) видел главную ущербность проекта Комитета в неисполнении основной задачи: построения высшего специально-богословского образования. Главная идея контрпроекта преосвященного: полное размежевание общепедагогической и специально-богословской задач на два принципиально разных учебных заведения – педагогический институт духовного ведомства и богословский университет. Лишь это давало надежды на становление русской богословской науки и появление специалистов-богословов.

Многое из того, на что обращали внимание архиереи – опасность ранней специализации, ущербность трехлетнего общего учебного курса, неопределенность «специально-практических» занятий и неготовность к ним преподавателей и студентов, непродуманность состава отделений и формальный подход к разделению богословия на «специализации», – в дальнейшем проявилось при введении Устава 1869 г.

Таким образом, в 1867–1868 гг. были собраны мнения о желательных преобразованиях в высшем духовном образовании наиболее компетентных в этом вопросе групп церковного общества – епископата и корпораций духовных академий. На основании анализа этих мнений можно выделить две основные практические проблемы, стоящие перед авторами: усовершенствование специально-богословского высшего образования и удовлетворение педагогических запросов духовной школы. Решение этих двух проблем заставляло авторов рассматривать целый комплекс других вопросов: 1) определение главного значения духовных академий для Церкви; 2) осмысление специфики духовного образования и богословской науки и допустимых методов их развития; 3) определение структуры богословия, ее отражение в богословском образовании в целом и в учебных планах духовных академий; 4) определение значения небогословских наук в духовной школе и в богословском образовании. Ответы на эти вопросы задали основные направления реформационных изменений и их обсуждений не только в 1868–1869 гг., но и в последующую эпоху.

2.3. Устав духовных академий 1869 г. и его введение в 1869–1874 гг

Процесс составления Устава духовных академий 1869 г. привел к соединению в его окончательном варианте идей из разных проектов и мнений, авторских или коллективных, причем неоднократно корректируемых. Необходимо исследовать: представлял ли этот вариант целостную «коллективную» концепцию, которая могла быть положена в основу реформы. Задача данного раздела: проанализировать основные положения окончательного варианта, согласованность этих положений друг с другом и проблемы, возникающие при введении этого Устава.

Рассматриваются, согласно теме работы, вопросы, относящиеся к учебному процессу и организации непосредственно связанной с ним научной деятельности: замещение кафедр; институт приват-доцентов как система подготовки профессорско-преподавательских кадров; постепенное преобразование учебных курсов и программ; возникшая при введении Устава проблема внештатных предметов – миссионерских наук в КазДА и естественно-научной апологетики в МДА; организация занятий выпускного курса; разработка правил получения звания действительного студента и ученых степеней; прием студентов и распределение выпускников на духовно-учебные места. Особое внимание уделено процессу становления института научно-богословской аттестации, свидетельствующей об успешности духовных академий как высших учебных заведений, и связанных с этим проблем.

Остальные положения Устава затрагиваются лишь по мере их связи с учебно-научной стороной жизни: отношения духовных академий с Учебным комитетом, имевшие значительное влияние и на процесс введения Устава 1869 г., и на решение главных учебных вопросов.

Завершением первого этапа действия Устава, подведением первых итогов и свидетельством об успехах и проблемах стала проведенная Святейшим Синодом в 1874–1875 гг. ревизия всех четырех академий.

Последний этап переработки проекта Устава, с учетом мнений архиереев, происходил в феврале – апреле 1869 г. и состоял из исправления проекта Комитетом, с учетом мнений архиереев, и утверждения Святейшим Синодом. Интерес представляют два вопроса: 1) насколько были учтены в окончательном варианте Устава критические замечания преосвященных, а если проведенные изменения были обусловлены не этими замечаниями, что повлияло на окончательное формирование Устава; 2) представлял ли окончательный вариант Устава целостную концепцию высшего богословского образования и предоставлял ли он возможность разрешения основных дореформенных проблем.

На этом этапе отчасти была восполнена осознанная ущербность Комитета: на его заседания были приглашены прибывшие на празднование 50-летия Петербургского университета ректор МДА протоиерей А.В. Горский и профессор КазДА Н.П. Соколов. КДА своего представителя на университетский юбилей не прислала и не реализовала предоставленную возможность участия в составлении проекта нового Устава[472].

Основные принципы проекта на этом этапе не пересматривались, ставилась вполне конкретная задача: согласовать две программы – составленную Комитетом и предложенную архиепископом Макарием. Однако именно на этом этапе проявилась недостаточная четкость понятия «специализация», поставленного во главу проекта Устава. В полном виде проект архиепископа Макария Комитет не принял, пояснив: в чисто богословских академиях сохраненные общеобразовательные науки оказались бы принижены «вспомогательным» значением, а в педагогических академиях трудно удержать настрой, соответствующий принципам духовной школы[473]. Задача синтеза двух проектов не была осуществлена: вместо синтеза получилась эклектика.

Окончательный вариант учебного плана, соответствующий новому варианту проекта, составляла группа из трех представителей академий: протоиерей И.Л. Янышев, протоиерей А.В. Горский и Н.П. Соколов. Этот вопрос им удалось разрешить мирно: удержали основные положения архиепископа Макария, но, вопреки его проекту, внесли в общеобязательный курс Священное Писание, метафизику и один древний язык, выведя психологию. Все три отделения, в отличие от первого варианта проекта, стали богословскими: при этом был использован принцип архиепископа Макария, но к богословским наукам добавлены общеобразовательные.

Физико-математическими науками пришлось пожертвовать, окончательно изгнав их из академий. Было отказано и КазДА в особом миссионерском отделении, несмотря на особое ходатайство архиепископа Казанского Антония: в Уставе не было о нем даже упоминания