Первые докторские степени были получены в СПбДА ординарным профессором И.В. Чельцовым и экстраординарным профессором И.Ф. Нильским на второй год преобразования, в 1870 г. Диспуты прошли благополучно, журналисты писали, что все было «очень солидно и с эффектной обстановкой»[533]. Диспуты были важным событием и для академий, и для русской богословской науки: она явила свои плоды, в целом была признана серьезной, важной и интересной не только для узкого духовно-ученого круга[534]. В лице профессоров И.В. Чельцова и И.Ф. Нильского русское богословие получило первых докторов, не имеющих священного сана.
Диссертационные диспуты, как докторские, так и магистерские, на протяжении всей эпохи действия Устава духовных академий 1869 г. привлекали интерес не только высшей церковной иерархии и местного священства, но и представителей светской науки, образованной и простой публики. В удаленный от Москвы Сергиев Посад приезжали архиереи, иногда даже несколько – митрополит, викарии, бывшие в Москве проездом, – ректоры Московской и Вифанской ДС, архимандриты московских монастырей и протоиереи соборов, светские лица, интересовавшиеся духовной ученостью, и публицисты. Посещали диспуты и студенты и, хотя им было запрещено задавать вопросы и делать какие-либо комментарии к происходящему, громкими аплодисментами, увлекающими и всю публику, «оживляли» обстановку[535]. Это было слишком необычно для старых духовных школ, нарушало серьезность дискуссии, заставляло диспутанта и оппонентов обращать внимание не только на существо аргументов, но и на удачную форму их изложения, иногда провоцировало неоправданную остроту фраз, то есть чересчур «популяризировало» богословскую науку, лишая ее благоговейного покрова. Соблазняло и публичное ниспровержение авторитетов[536].
Некоторые диспуты, действительно, проходили – по крайней мере, внешне – не просто как защита диссертации, но как торжество истинной православной науки, не боящейся правды, если это научная правда. Эффектна в этом отношении была, например, первая докторская защита в МДА – архимандрита Михаила (Лузина) – сочинения «О Евангелиях и евангельской истории»[537]. Показательна была защита еще одного московского профессора – Н.И. Субботина, на этот раз церковно-исторического отделения. Высказывались специалисты по расколу, не во всем согласные с профессором Субботиным: протоиерей И.Г. Виноградов, П.И. Мельников, но все прошло благополучно, диспутант вышел из споров с достоинством[538].
Субботин Николай Иванович, профессор МДА
Конечно, не каждый диспут был триумфом богословской науки. Сами члены преподавательских корпораций весьма трезво оценивали успехи своих коллег: в дневниках и личной переписке нередко можно встретить невысокие оценки даже положительно окончившихся диспутов. Были «срывы», неловкие ситуации, связанные с высказываниями на самих диспутах или с их организацией – срыв диспута профессора МДА П.С. Казанского в 1873 г.[539]
В целом публичная защита научных сочинений имела положительные результаты: во-первых, «возбудила замечательную энергию… в духовно-ученом сословии», во-вторых, общество перестало упрекать духовные школы в замкнутости и считать их гнездом схоластики, в-третьих, присутствие на ученых диспутах представителей разных групп общества не могло не развивать более серьезного и осмысленного отношения к богословским вопросам[540]. Последнее было особенно важно при отношении к вопросам религии в образованном обществе в 1870—1880-х гг.
Но новые формы научной деятельности духовных академий – обязательная публикация, публичная защита – выявили проблемы, и довольно серьезные. Вопрос о соответствии набирающей силу богословской науки православной традиции был непраздным. Разрешение 1867 г. духовным академиям выписывать из-за границы научную литературу и периодику без цензуры существенно расширило горизонт преподавателей академий и пополнило библиотеки современными иноконфессиональными исследованиями в разных областях. Необходимость представить докторскую работу в течение трех лет не давала возможности ординарным профессорам, не имевшим готового подходящего сочинения, тщательно и взвешенно оценивать новые идеи и выводы, как собственные, так и почерпнутые из серьезных западных трудов. Кроме того, научное исследование подразумевало беспристрастность автора и право ставить любые вопросы, если они содействуют выяснению истины, но этим правом надо было учиться пользоваться. Адаптация научно-критических методов православным богословским сознанием, синтез церковного опыта богословия с рациональными научными методами ставили задачи, требующие решения.
В 1872–1873 гг. не была удостоена докторской степени представленная диссертация ректора Академии архимандрита Филарета (Филаретова) «Происхождение книги Иова». Совет, согласно с богословским отделением, признал научные достоинства диссертации достаточными для степени доктора богословия, но митрополит Киевский Арсений (Москвин) представил Святейшему Синоду особое мнение. Не отрицая научного достоинства исследования в филологическом отношении, преосвященный Арсений обращал внимание на то, что взгляд автора и тон диссертации не соответствуют богодухновенному характеру рассматриваемой книги Священного Писания. Диссертация так и не была защищена[541].
В 1873 г. и Казанской академии пришлось столкнуться с неоднозначной оценкой докторского сочинения члена корпорации профессора П.В. Знаменского. Мнение Совета КазДА о несомненном докторском достоинстве сочинения «Приходское духовенства в России со времени реформы Петра», представленное в Синод, сопровождалось особым мнением архиепископа Казанского Антония (Амфитеатрова)[542].
Знаменский Петр Васильевич, профессор КазДА
Были случаи, когда и само отделение, и Совет не решались рекомендовать докторское сочинение к защите. В СПбДА в 1872 г. такому недоверию подверглась работа ректора академии протоиерея И.Л. Янышева «Состояние учения о совести, свободе и благодати и попытки к разъяснению этого учения». Исследование состояло в критическом разборе догматических определений указанных понятий у преподобного Иоанна Дамаскина, в патриарших грамотах, в так называемых символических книгах Православной Церкви – «Православном исповедании» митрополита Петра Могилы, Катехизисе, в современных догматических руководствах. Автор приходил к печальному выводу: «…достаточно определенного учения» эти книги не содержат, и пытался идти другим путем. Отделение, а затем и Совет, представили сочинение протоиерея Иоанна на рассмотрение Синода, ссылаясь на недостаточную компетентность самого Совета для решения вопроса о символических книгах Православной Церкви. Сочинение было послано Синодом на рассмотрение в МДА, последовало длительное обсуждение. Ввиду «значительного несходства» учения, изложенного в диссертации, с традиционным православным сочинение было отклонено[543].
Сочинение же ректора Петербургской семинарии и члена Учебного комитета архимандрита Хрисанфа (Ретивцева), представленное в начале 1873 г. в качестве докторской диссертации – первый том «Религии древнего мира в отношении их к христианству», – хотя и было рекомендовано к публичной защите богословским отделением и Советом, но подверглось строгой критике. Но и в этом случае сыграло роль мнение правящего архиерея – митрополита Исидора (Никольского): ректору семинарии не пристало выслушивать публично столь нелестные замечания о своем сочинении[544].
Отверженные диссертации 1872–1873 гг. вызвали в самих академиях и образованных церковных кругах дискуссию о требованиях к сочинениям, представляемым на высшую богословскую степень. Был поставлен вопрос, вызвавший неоднозначные ответы: следует ли, подобно дореформенному порядку, неразрывно соединять богословское докторство и церковный авторитет, научное исследование по специальному богословскому вопросу и сочинение, издаваемое от лица духовной власти[545].
Не всем профессорам, которых Устав 1869 г. застал на ординарной кафедре, удалось подтвердить свою научную состоятельность докторской степенью. Одни из них, дождавшись положенного срока, уходили на пенсию, другие меняли место службы, третьи – пытались представить сочинение, но неудачно: отделения и Советы духовных академий столь дорожили научной объективностью, что не могли принимать в расчет даже многолетнюю самоотверженную работу в академии – богословская наука требовала большего[546].
Беспристрастность Советов академий и ревность к научной объективности подтверждала история с докторской степенью Петербургского митрополита Исидора. Членом Совета СПбДА И.В. Чельцовым был поставлен вопрос о присуждении Владыке ученой степени доктора богословия, за его труды по переводу и изданию русского текста Священного Писания. Но Совет, признавая важность личных усилий митрополита Исидора, решил, что за коллективный труд нельзя удостоить одного участника высшей богословской степени.
Митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Исидор (Никольский)
В целом преобразование духовных академий заметно пробудило ученую деятельность в преподавателях: только в «проверочном» 1874 г. году три профессора МДА, один – СПбДА, два – КДА и один – КазДА удостоены были степени доктора богословия, по установленным правилам, с публикацией сочинения и публичной его защитой. Однако к моменту ревизии архиепископа Макария в МДА были заняты лишь пять штатных ставок ординарных профессоров: в академии было всего пять докторов богословия