Применение новых правил к магистерским степеням задержалось: выпускникам 1869 г. (СПбДА и КДА) и 1870 г. (МДА и КазДА) Святейший Синод разрешил получать ученые степени по прежнему Уставу, дав, к тому же, отсрочку в подаче сочинений до 1872 г. Для них Советы пытались ввести некоторую новизну – печатать рецензии на курсовые сочинения в протоколах Советов, но вскоре эту практику оставили[548]. Первые магистерские диспуты состоялись лишь в 1873 г., на исходе «вводного» периода. В 1873 г. состоялось по одному магистерскому диспуту в СПбДА и КДА, в 1874 г. – еще три: в МДА, КДА и КазДА[549].
В СПбДА выпускник 1873 г. Н.А. Скабаланович в полноте реализовал замысел Устава: в конце четвертого курса представил магистерскую диссертацию, построенную на изучении источников, с полноценным историографическим обзором, успешно ее защитил и был оставлен на кафедре новой общей гражданской истории в звании доцента. Это было первое свидетельство жизненности уставных положений о магистерских степенях, что чрезвычайно ободрило корпорацию[550]. Другой вариант магистерской диссертации представил выпускник КДА 1871 г. С.А. Терновский: практическая работа в Обществе Нестора Летописца и археографической комиссии дала ему возможность опубликовать на средства комиссии памятник XVII в. «Икона» (Архив Юго-Западной России. Ч. I. Том V), с предисловием, обширным введением и комментариями. Историческое отделение, после некоторых сомнений, дало согласие на его рассмотрение в качестве магистерской диссертации. После публичной защиты искомая степень была присуждена, но работа вызвала дискуссию о требованиях к магистерским диссертациям[551]. К магистерским диспутам готовились очень тщательно, боясь опорочить академию и богословскую науку[552].
Магистерские, как и докторские, диспуты вызывали интерес общества, особенно в первые годы действия Устава, выполняя и апологетическую задачу. На первом магистерском диспуте в КазДА в 1874 г. – приват-доцента метафизики П.А. Милославского – как главное достоинство диссертации был отмечен новый метод разработки богословия, способный «влить в богословскую науку дух и жизнь и сообщить ей общечеловеческий интерес»[553].
Таким образом, Устав 1869 г. стимулировал в академиях научно-богословскую деятельность. Появилось значительное число специальных исследований, которых так не хватало русской богословской науке на предыдущем этапе ее развития. Многие ранее темные и недоуменные вопросы подверглись тщательному и добросовестному изучению, чему содействовала публикация и открытая защита исследования. Русская богословская наука училась ставить вопросы, нетрадиционные для прежних духовных трудов, но являвшиеся шагом в направлении построения научного, а не формально-отвлеченного богословия. Были разобраны и опровергнуты некоторые выводы отрицательной критики, посягающие на достоверность богословских истин. Авторы диспутируемых работ, оппоненты и слушатели были поставлены перед необходимостью расширять свою богословскую эрудицию, как в свидетельствах Писания и Предания, так и в современной богословской науке. Разрабатывалась русская богословская терминология, и необходимость излагать положения работы понятным языком и вести живую дискуссию по богословским вопросам стимулировала этот процесс.
Новая богословская наука, расширяя область исследований в интересах Церкви и влияния ее на образованное и мыслящее общество, ставила вопрос о разграничении неизменных догматических и коренных нравственных истин и соприкосновенной с ними, но допускающей изменения во времени, области взглядов исторического, археологического, экзегетического, канонического характера. Признавая и в этой области несомненный авторитет Церкви и вескость древних утверждений, новая плеяда ученых отстаивала возможность научного исследования в этой области.
Как и следовало ожидать, прямое подчинение духовных академий Святейшему Синоду оказалось лишь условным. Уже в июле 1869 г., когда встал вопрос о конкретных действиях по введению нового Устава в СПбДА и КДА, появилось множество вопросов, требовавших разъяснения, и проблем, мелких и крупных, которые необходимо было обсуждать, искать решения. Кроме того, свобода, данная академиям Уставом 1869 г., требовала определенного надзора, а решения учрежденных Советов – корректировки. «Попечительное» право епархиальных преосвященных не давало им возможности решать большинство учебных вопросов, усиление прав преосвященных нарушило бы дорого давшийся принцип централизации и единства академий. Многосложная деятельность членов Святейшего Синода делала невозможным непосредственное занятие их проблемами духовных академий, тем более в переходный период. Требовался какой-то центр для разрешения текущих вопросов, связанных с академиями, и Синод поручил Комитету «обсуждение дел и вопросов, касающихся учебно-воспитательной и административной части духовных академий»[554]. Таким образом, в самом начале реформы заботы о ее проведении неожиданно пали на Учебный комитет, мало к этому готовый. В состав Комитета входили в основном лица с высшим духовным образованием, но без опыта преподавания, недостаточно компетентные в вопросах высшего духовного образования и мало авторитетные для профессоров академий.
Как ни отстаивали духовные академии свое прямое подчинение Святейшему Синоду, без посредства Учебного комитета, система сложилась иначе. Все дела духовных академий проходили через Комитет, связующим звеном Синода и Комитета становился обер-прокурор. Учебный комитет, лишенный права окончательного решения вопросов, но обладающий поступающей от академий информацией и составляющий проекты решений, приобретал все большее значение[555].
Таким образом, несогласованность и недостаточная продуманность некоторых положений Устава проявились на практике с достаточной ясностью. Многие уставные формулировки были преднамеренно даны в общем виде, ибо предполагали творческое развитие и уточнение их Советами академий. Правила, разработанные Советами и утвержденные, с незначительными коррективами, Святейшим Синодом, были различны для всех академий: каждая получила свой вариант. Но это своеобразие продолжалось лишь на протяжении периода введения Устава, и в 1874 г. решения наиболее важных вопросов были унифицированы Учебным комитетом и сделаны обязательными для всех академий.
Когда вводился Устав духовных академий 1869 г., многим, как членам академических корпораций, так и самим разработчикам реформы, казалось, что традиция регулярных архиерейских ревизий духовных академий отменяется. Однако весной 1874 г., когда полный четырехлетний цикл действия нового Устава совершился в СПбДА и КДА, а в МДА и КазДА приближался к окончанию, присутствующему в Святейшем Синоде архиепископу Литовскому Макарию была поручена ревизия всех четырех духовных академий[556].
В мае 1874 г. архиепископ Макарий осмотрел КДА, в октябре – КазДА, в январе 1875 г. – СПбДА, в апреле – МДА. Ревизия должна была показать первые итоги введения нового Устава, хотя избрание в качестве ревизора одного из участников составления Устава и, безусловно, сторонника, по крайней мере, основных его положений многим казалось нарушением объективности оценки[557]. Архиепископ Макарий не только проверил документацию и представленные конспекты, но посетил лекции всех преподавателей, а в КДА и МДА – и пробные лекции студентов 4-го курса, провел устные и письменные экзамены студентов. Но главным отличием этой ревизии от дореформенных были ревизорские вопросы студентам и преподавателям об успехах и сложностях учебного процесса. Это расположило к ревизору и непримиримых противников самой идеи ревизии в пореформенных академиях[558].
Большей части преподавателей академий были созвучны мысли архиепископа Макария о том, что учебная часть Устава, в частности распределение наук по отделениям, составлена на основании лишь теоретических соображений, и практика показывает необходимость ее корректировки. Правильным виделся и путь, которым архиепископ Макарий предлагал это осуществить: провести обсуждение на съезде профессоров всех духовных академий. Ревизорские отчеты сохранили мнения, наиболее близкие самому архиепископу Макарию: еще более сократить число часов на общеобязательные предметы и сам набор общеобязательных дисциплин и внести изменения в распределение наук по отделениям[559].
В целом ревизия прошла благополучно, хотя в духовно-учебных кругах и звучали ироничные замечания, что архиепископ Макарий «как бы хвалил самого себя»[560]. Согласно официальным сообщениям, «обозрение… дало весьма утешительные результаты и удостоверило, что академии вполне соответствуют своему назначению»[561]. Был сделан главный вывод о «достоинстве нового Устава духовных академий, твердости в его применении и добрых плодах академической реформы»[562]. Ревизором были даны и официальные, с учетом мнений профессоров, рекомендации о желательности: 1) «более стройного распределения наук по отделениям, с уменьшением числа наук обязательных», 2) «усиления преподавания древних классических языков» и 3) «увеличения числа учебных часов по преподаванию наук наиболее обширных», естественно, отделенских