Аргументация сторонников богословских публичных диспутов была традиционна: 1) способ выявить подлинность авторства главных идей работы; 2) всенародное признание ученых-богословов; 3) средство популяризации науки; 4) возможность уйти от субъективности, неизбежной при оценке рецензентом. Их оппоненты не видели в публичной защите диссертаций больших достоинств: 1) явный плагиат невозможен при известности авторов, более тонкие заимствования идей может выявить лишь специалист-рецензент; 2) контроль общества за научными успехами на диспутах незначителен: публика мало компетентна в богословии; 3) популяризация науки не может достигаться путем публичных прений по специальным научным исследованиям, диссертант имеет возможность представить свою работу лишь в виде отрывочных тезисов, для неподготовленной публики значимых мало. Поверхностно-эффектный блеск эрудиции, находчивость и умение завоевать внимание аудитории мало способствуют развитию богословской науки. Единственным актуальным аргументом оставалась опасность субъективности рецензентов при оценке достоинств работы, особенно докторских: рецензии поручались членам той же корпорации, диссертацию по теме кафедры диссертанта оценивали специалисты с других кафедр, менее сведущие и в самом вопросе, и в степени его научной разработанности.
Но Советы старались сохранить верность науке и относиться, как и раньше, непредвзято к своим коллегам. Это показали первые же годы действия Устава. Первая же попытка получить степень доктора канонического права по правилам нового Устава в марте 1887 г. – экстраординарным профессором КДА П.А. Лашкаревым – закончилась неудачей. Сочинение было признано Советом академии «неполезным для науки», на основании критического отзыва профессора М.Г. Ковальницкого[898]. Вслед за этим в Киевской же академии «провалена» была попытка получить докторскую степень за четыре брошюры по иконографии ректором МДА архимандритом Христофором (Смирновым), бывшим в свое время членом преподавательской корпорации КДА. Брошюры были признаны рецензентами – доцентом А.А. Дмитриевским и экстраординарным профессором П.А. Лашкаревым – и Советом академии полезными популяризаторскими работами, но не серьезными научными исследованиями[899]. В 1891 г. вызвало полемику представленное на соискание докторской степени сочинение экстраординарного профессора МДА М.Д. Муретова о Ветхозаветном храме[900].
Магистерские коллоквиумы постепенно свелись к заседаниям Совета академии, иногда «расширяемого» особо приглашенными лицами. Но узкий круг имел свои преимущества: снималась опасность неосторожными дискуссиями дискредитировать богословскую науку в глазах непосвященных, обсуждение научно-богословских проблем компетентными лицами делало защиты не менее, а более серьезными. В речах соискателей, предваряющих дискуссию, особое внимание обращается теперь не на эффектность и апологетический пафос, но на специфику научно-богословской методологии, особенности исследования богословских и церковно-исторических источников, проблемы адаптации результатов иноконфессиональных и научно-критических исследований православным богословским сознанием[901].
Муретов Митрофан Дмитриевич, профессор МДА
Вторым решающим моментом для диссертанта было утверждение в степени Святейшим Синодом – как высшей научно-аттестационной инстанцией в богословии. И здесь возникали иногда серьезные проблемы.
В год введения Устава в МДА была присуждена первая степень доктора церковной истории экстраординарному профессору И.Д. Мансветову[902], но в этом случае достоинства работы были несомненны: впервые отечественная литургика поднялась на современный научный уровень, получив качественное историческое исследование богослужебной системы. В 1887 г. была удостоена степени доктора богословия работа экстраординарного профессора КазДА Е.А. Будрина по догматическому богословию и, хотя Святейший Синод утвердил автора в степени, Совету было поставлено на вид «не надлежаще внимательное отношение его к ученым богословским сочинениям»[903]. Первая степень доктора канонического права была присуждена Святейшим Синодом на следующий год экстраординарному профессору СПбДА и обер-секретарю Святейшего Синода Т.В. Барсову, но не без проблем: Совет родной академии отказал ему в искомой степени, и диссертация была послана на отзыв в МДА[904].
Однако проблемы с утверждением в степенях возникали, и частные ситуации выявляли общие проблемы. В 1885–1886 гг. с большим трудом прошло утверждение в Святейшем Синоде магистерской диссертации выпускника КазДА А.И. Алмазова, писавшего ее под руководством Н.Ф. Красносельцева, – «История и чинопоследование крещения и миропомазания»[905]. В 1885 г. было отвергнуто ходатайство об утверждении в магистерской степени и.д. доцента СПбДА И.Г. Троицкого: утверждение в степени произошло через год, когда был представлен исправленный вариант, с корректировкой «спорных моментов»[906]. Неудачей окончились две попытки – в 1885 г. и в 1887 г. – представления сочинения на степень доктора церковной истории экстраординарным профессором МДА Н.Ф. Каптеревым, связанные с исследованием древних форм перстосложения[907]. Труды Каптерева были признаваемы Советом МДА достойными докторской степени, но получали отрицательный отзыв в Святейшем Синоде[908]. Наконец третья диссертация Н.Ф. Каптерева была удостоена в 1891 г. степени доктора церковной истории[909]. Частные случаи с сочинениями, представляемыми на научные степени, выявили общие проблемы. 16 августа 1888 г. Святейшим Синодом был издан указ, подтверждающий Духовно-цензурным комитетам и Советам духовных академий, чтобы в разрешаемых ими к печатанию книгах и ученых исследованиях, имеющих отношение к расколу, не содержалось «неправильных мнений и ошибочных суждений»[910]. В феврале 1889 г. указом Синода в Советы академий были разосланы «Правила для рассмотрения сочинений, представляемых на соискание ученых богословских степеней»[911].
Барсов Тимофей Васильевич, профессор СПбДА
«Правила» обращали внимание на недостатки богословских сочинений, представляемых на ученые богословские степени, и выдвигали два требования: 1) верность Православию; 2) соответствие темы и содержания искомой степени. Верность Православию должна быть засвидетельствована отсутствием каких-либо смущений для православного читателя[912], а также такой полнотой и определенностью изложения, «при которой не оставалось бы сомнения в истинности православного учения», и точностью выражений, «которые устраняли бы всякий повод к ложным вопросам»[913]. Тема и содержание должны отвечать богословской ученой степени, то есть разрабатывать вопросы богословские, а не имеющие лишь «отдаленное отношение к богословию», использовать соответствующие методы и делать богословские выводы. При этом указывалось, что целью ограничений не является стеснение «ученой изыскательности» академий в богословии или общеобразовательных науках: все благонамеренные труды будут оценены по достоинству.
«Правила» не содержали ничего принципиально нового: проблемы с богословскими диссертациями возникали и в 1870-х гг.: архиепископ Макарий (Булгаков) в ревизорском отчете обращал внимание на «гуманитарность» тем диссертаций на богословские степени. Но «Правила» подтверждали существование двух серьезных проблем в области научно-богословских исследований: определение самой области богословских исследований и соотнесение свободы научных исследований и церковной ответственности автора. «Правила» 1889 г., назвав проблемы, их не разрешили: и после 1889 г. коллизии возникали вновь.
Ученые духовных академий по-разному оценили «Правила» 1889 г. Одни увидели в этом стеснение свободы своих исследований и узаконенную подчиненность интересов богословской науки сиюминутным интересам современной церковной жизни и опасности «смутить невежество»[914]. Другие отнеслись к изданному документу с пониманием: церковная ответственность иерархии дает им возможность предвидеть опасность там, где ее не видит увлеченный своими исследованиями и промежуточными научными результатами исследователь. Третьих отмеченные «Правилами» проблемы подвигли на размышления: должно ли научным исследованиям придавать статус «незаслуженной ими общецерковной силы»[915].
В 1890-е гг. в академиях появляется новая традиция – присуждения ученых степеней «по совокупности научных трудов»[916]. Отчасти такая форма напоминала присуждение докторских богословских степеней до 1869 г.: во внимание принимается не конкретное исследование, а общий вклад ученого в богословскую науку, при этом отмечается и значение этих трудов в церковной жизни. В 1893 г. Совет КазДА присудил степень доктора церковной истории Н.Ф. Красносельцеву, бывшему профессору КазДА, «во внимание к ученым его заслугам, выразившимся в ценных для богословской науки исследованиях». Возражений этот акт не вызвал, ибо труды Н.Ф. Красносельцева были всем известны. Но в 1894 г. Совет МДА присудил докторские степени двум архиереям: доктора богословия – епископу Виссариону (Нечаеву), церковной истории – архиепископу Савве (Тихомирову) «за совокупность учено-литературных трудов». Присуждение степеней было утверждено, но Святейший Синод указал Совету МДА на желательность присуждения степеней за конкретные научные исследования