– За что, дружище? Дружба – понятие круглосуточное. Я не раз говорил, что вижу тебя не ниже военного министра. Они тебя могут услать хоть на Сахалин, но время все расставит на свои места. Потерпи немного, ни у кого не одалживайся. В этом увидят твою слабость. Будь горд и независим, пожнешь славу и почет. Министров и всяких там командующих как собак, а маршал Победы один. Все, что тебе нужно, я дам. Ты меня знаешь. Были времена и похуже, но я всегда рядом с тобой.
– Я всегда это помню, Лаврентий. Если когда-нибудь представится возможность отплатить…
– Какие у нас могут быть счеты? – перебил Берия и, не спрашивая, налил Жукову коньяка. – За будущего военного министра!
– Эх, твои бы слова да в нужные уши, – раскрасневшийся Жуков опрокинул в себя шарообразный бокал на короткой ножке.
– В жизни надо полагаться на друзей, а не на чьи-то уши. – Берия раздраженно заерзал челюстью. – И запомни, Георгий, никогда не проси, если завтра сможешь взять без спроса.
– Ты думаешь, получится? – Жуков заговорщицки обвел взглядом комнату.
– Жора, не дрейфь и не сомневайся. Особенно во мне. Кстати, не забудь направить официальную бумагу. – Берия закусил долькой лимона.
– Какую? – настороженно поинтересовался Жуков.
– На квартирку. Прошу выделить… Ну, не мне же тебя учить. Уж столько этих прошений писано. А жилплощадь в Москве – это не икра с мандаринами.
– На кого писать? – обескураженно пробормотал полководец.
– Пиши на меня, а там разберемся.
– Через голову министра получается, – замешкался Жуков, нутром чуя очередную Бериевскую интригу.
– Не мелочись, Жора. Если бы Василевский мог тебя сожрать, то от маршала Победы остались бы одни обглоданные кости. Машинистка та смазливая еще при тебе или свою одолжить? – причмокнул Берия, с напускным равнодушием поправляя пенсне.
– При мне. Завтра бумага будет, – промямлил Георгий Константинович, густо покраснев.
В этом багрянце, разукрасившем маршальские щеки, было больше от смущения, чем от задетого самолюбия.
«Эх, Жора, Жора, – блаженно улыбнулся про себя Лаврентий Павлович. – За красивой бабой надо глаза да уши приклеивать, а то развели потешные полки псарей и холопьев, а за зазнобой своей и присмотреть некому. Если бы не мои особисты, хрен бы вы, вояки, войну выиграли».
– Только не затягивай, Георгий. – Берия с трудом сдерживал расползавшееся по лицу сладострастие. – Я распоряжусь.
– Надеюсь, Лаврентий Павлович, представится возможность не остаться перед тобой в долгу, – снова расшаркался словесами полководец.
– Не дай бог, – рассмеялся Берия, тут же подавившись кашлем.
Соратники тепло распрощались.
Принесли свежий чай, и Берия вновь погрузился в простуженные мысли. Все перемещения Кобы и визиты гостей к нему Лаврентий Павлович контролировал через своих агентов, завербованных и внедренных в охрану и обслугу Ближней дачи. Однако для решительных действий они не годились. Генерал Косынкин ревностно оберегал Сталина, а Поскребышев, отвечавший за секретариат вождя, не шел на контакт ни с Берией, ни с Маленковым, равно ненавидя обоих. Поэтому решено против Поскребышева сфабриковать уголовное дело и инсценировать естественную кончину Косынкина. Кто сработает раньше, следственная группа МГБ или отравители Судоплатова, не так важно.
«Надо было квартирку на Катьку выменять, – досадовал на себя Берия, – как-то по-честному. И Жоре было бы за счастье. А то ведь чует, что ярмо на него натягивают. Чует, но терпит. Терпи, дружище, коль в стойло встал и седло примерил».
Так текли его мысли. Тонули и выныривали обрывками фраз, расплывающимися образами теряясь в медленно завораживающих сумерках сновидений.
Глава 33. Дух злобы, демон лжи, гений коварства
Ближняя дача Сталина напоминала огромный фешенебельный барак, выкрашенный в зеленый цвет, с колоннами, высокими пуленепробиваемыми окнами, окруженный вековыми соснами. С крыльца к подъезжавшему лимузину Берии уже бежал начальник смены Хрусталев.
– Здравия желаю, Лаврентий Павлович! – полковник услужливо открыл дверцу автомобиля.
– Здорово, Вань, – вальяжно протянул Лаврентий Павлович. – Все собрались?
– Так точно! Только Булганин задерживается. Но за стол пока еще не садились.
Берия прошел в парадную, скинул пальто на руки дежурному офицеру и по ковровым дорожкам в сопровождении Хрусталева направился к пирующим. Из гостиной в коридор неслись сиплые патефонные басы и веселые возгласы гостей. В просторной зале, отделанной деревом, стол ломился от закусок. Млевшая на льду паюсная икра, прозрачно нарезанный белужий бок, заливная стерлядь, припущенные горчичным соусом крабы, прослоенные сыром рябчики, воланы с петушиными гребешками и прочая снедь, завораживающая пищеварительное воображение.
Возле патефона в коллекции пластинок копошился Сталин. Рядом с ним под народные напевы приплясывал круглоликий Хрущев, то и дело промокая лоб и лысину цветастым платочком. Немного поодаль с опорожненным бокалом в расстегнутом френче переминался с ноги на ногу заместитель Председателя Совета министров Георгий Маленков – главный советский аппаратчик, низкорослый, жирноватый господин. Его смуглое, рябоватое лицо отдавало монгольской примесью. В свое время Маленков придумал «кадровые списки» – подробные биографии и автобиографии всех членов и кандидатов в члены ЦК партии. Обладая подобным досье, Маленков поставил под свой контроль всех без исключения партийцев, решая, кому отвести кабинет в Кремле, а кому камеру в Лефортовском изоляторе. Никто в Союзе не умел так отстаивать перед Сталиным и продвигать своих людей на ключевые посты, как Маленков, способный, в свою очередь, вытаскивать компромат на конкурентов, словно фокусник кролика из шляпы. Вот почему, несмотря на полное отсутствие у Маленкова стратегических подвигов на передовых социалистической Родины, перед ним трепетали матерые чекисты и военачальники.
– А вот и Берия пожаловал, – не отрываясь от пластинок, через плечо бросил Сталин. – Ждем тебя, Лаврентий, за стол не садимся. Булганин еще запаздывает, ну и черт с ним.
Обняв Лаврентия Павловича, Хрущев без спроса вручил ему бокал маджари. Чокнулись, выпили. Хозяин любил спаивать гостей, пристально наблюдая, чтобы те пили до дна, постепенно высвобождая свои гримасы и языки. В этот раз Иосиф Виссарионович ревностно наливал себе сам, мешая молодое грузинское вино с шипучей водой «Лагидзе», ежедневно доставляемой самолетом из Грузии.
Сталин нажал кнопку, и в залу вошла девушка в белоснежном фартуке и чепце.
– Что там у нас на первое? – хрумкая огурцом, спросил хозяин.
– Уха, Иосиф Виссарионович, – старорежимным реверансом ответствовала сестра-хозяйка.
– Подавайте, – махнул рукой довольный Сталин. – Мои повара знают толк в доброй ухе. Это вам не кремлевская баланда, после которой надо к врачам бежать. А бежать сейчас уже и не к кому. Игнатьев всех наших айболитов в Лефортово отправил. Даже мой профессор Виноградов и тот вредителем оказался. Хотя в наше время без врачей спокойнее, по крайней мере, остается шанс умереть своей смертью. – Сталин с двух глотков осушил бокал. – А что ты, Лаврентий, думаешь по поводу врачей?
– Я считаю, что наши органы вовремя пресекли деятельность террористической группы, которая…
– Вовремя, если бы покойники Жданов и Щербаков сидели сейчас с нами за одним столом, если бы эти изверги в белых халатах не успели пробраться во все кремлевские лазареты. И вы думаете, у этой сволочи не осталось последователей, которые завтра придут ей на смену?
– Если бы министр госбезопасности Абакумов не покрывал врагов, то жертв можно было бы избежать и гораздо раньше прихлопнуть гадов, – процедил Берия.
– А кто покрывал врага Абакумова? – злые морщинки расползлись по желтому лбу вождя. – Ведь подлец Абакумов и врачи-убийцы всего лишь исполнители гнусных преступлений против советской власти. А вот кто отдавал им приказы, еще только предстоит выяснить. Что твой Игнатьев, Георгий Максимилианович? Где результат?
– Иосиф Виссарионович, – негромко отвечал Маленков, – Игнатьев меня в курс дела не ставит. Он лично отчитывается перед вами.
– Враги уже здесь! Здесь! – затрясся Сталин. – Ходят по этим коврам, имеют доступ ко всем секретным документам, даже заглядывают в мой сортир. Власик, Поскребышев – куда ближе? А может, завтра Игнатьев решит арестовать мою тень, которая тоже окажется завербованным агентом империализма.
Риторические возгласы прервало явление к столу Николая Булганина, первого заместителя Председателя Совета Министров, то есть самого Сталина. Булганин предстал в маршальском мундире, завешанном наградами. Чинно обойдя всех с рукопожатием, вновь прибывший бонза извинился за опоздание, за что принял из рук хозяина штрафной стакан водки.
– Тебе, товарищ Булганин, с такими заслугами перед партией меньше градуса не положено. – Сталин не по-доброму кивнул остальным гостям на булганинский «иконостас», заработанный больше по части тыла и особистских подвигов.
Булганин пожевал воздух, покорно, без остатка употребил «беленькую» и молча присел рядом с Хрущевым.
– Я хочу поднять тост, – тяжело привстал со стула Сталин, чему немедленно последовали остальные. – Тост за Владимира Ильича Ленина, нашего бескомпромиссного и неустанного учителя. Порой некоторые наши товарищи слишком возносятся, не стесняясь приписывать себе в заслуги те немалые достижения Советского государства, которые видны всему миру. Но это всего лишь властная спесь и зазнайство, очередное головокружение от успехов, которыми мы обязаны только одному человеку – товарищу Ленину. Ведь именно Владимир Ильич открыл советскому народу великий путь, которым мы лишь стараемся неуклонно следовать. Созданная Владимиром Ильичом партия стала передовым отрядом прогрессивного человечества, сумела не только забрать власть у реакционного царского режима, но и направить ее на создание самого справедливого общества в мире. И это справедливое общество… – Сталин сделал паузу, почесал ус, собираясь с мыслями. – Я хочу сказать, что Владимир Ильич не только растил нас как своих верных учеников, но и делился колоссальной ответственностью, которая легла на плечи первого советского правительства. Ставка на молодое поколение большевиков, энергичных, полных новых идей и энтузиазма, и предрешила победы коммунистической партии и советского народа. – Откашлялся, обвел взглядом мраморные лица соратников. – Кое-кто стал забывать, что всякая должность, какой бы высокой она ни была, это всего лишь доверие и ответственность, возложенные на нас советским народом и партией, беззаветное служение которым было, есть и будет священным долгом каждого честного коммуниста. И наш долг – своевременно передать эстафету власти более энергичному и жизнеспособному молодому поколению. Вот залог мощи и величия партии, завещанной нам товарищем Лениным.