Булганин понял его недоуменное молчание. Перешагивая через черное масляное пятно, уточнил:
— В общем масштабе, конечно, ясно — что. А вот в деталях, в тактических вопросах? Вам ничто не мешало выиграть тот неравный бой на шоссе? У фашистов было в шестнадцать раз больше боемашин.
Они остановились возле автомобилей, и адъютанты приготовились распахнуть дверцы. Но ни Жуков, ни Булганин, казалось, не торопились садиться.
— Ничто не мешало?
— Мешало, товарищ член Военного совета.
— Что?
— Шаблонное ведение боя. Когда я учился на высших бронетанковых курсах, нам внушали, что стрелять из пушки надо грамотно. Надо брать цель в вилку: недолет, перелет. И только третьим снарядом переходить на поражение. Этого правила мы придерживаемся до сих пор. И в училищах, и в артполках. Мол, попадание в цель первым снарядом — чистая случайность. За такую стрельбу нельзя ставить высокие оценки… В том бою на шоссе один из наших командиров машин последовал академическому правилу. К сожалению, третий снаряд, на поражение, не успел выпустить: немцы самого подожгли…
— Мда! — Булганин размышляюще пожевал губами, кончиком пальца в черной перчатке почесал бородку. — Интересно, интересно…
Жуков бровью повел в сторону адъютанта, и тот что-то черкнул в записной книжке.
— А еще что? — с вкрадчивой настойчивостью повторил Булганин. — Что мешает?
Говорить? Командир дивизии заметно нервничал: дескать, бог знает что еще выложит этот опальный комбат! А комбату хотелось рассказать о недавней головомойке. Ее устроил наезжий инспектор из Главного автобронетанкового управления. Довоенная инструкция запрещала возить на броне десант, чтобы не перегружать машины. Многие командиры-танкисты отступили от инструкции. Идя в атаку, сажали пехоту на танки. Атака получалась более энергичной, более маневренной. Прикрытые броней пехотинцы несли меньше потерь, в схватку вступали не измотанными долгим бегом за идущими впереди машинами. Практика показала: на мощных «Т-34» и «КВ» дополнительная нагрузка совершенно не отражается.
Эту очевидность не удалось доказать. В руках инспектора, как нетленный свод законов, была высокая инструкция. Прочел Табакову нотацию: танков и так пока мало, а вы имеющиеся выводите из строя перегрузками. Короче, кто может — делает, кто не может — поучает…
Звякнула металлическая дверь передвижной радиостанции, сопровождавшей командующего. Все автоматически посмотрели туда. Хватившая свежего воздуху чугунка выбросила из жестяной трубы сноп трескучих искр. Видно, в будке радистов знойные тропики, потому что офицер-связист, спрыгнувший с железной подножки, был румян и в одной гимнастерке. Он подбежал к Жукову.
— Товарищ командующий, шифровка…
Тот взял бумажку. Взбугрив надбровья, прочитал без очков, на расстоянии. Сунул шифровку в карман, натянул поглубже шапку, вправил под нее кончики ушей и, пригнувшись, сел в машину. Секунду-две сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку сиденья. Рывком запахнул на коленях шинель, сказал, глядя мимо Табакова:
— Изложите письменно. Кратко, но исчерпывающе. И поторопитесь.
— Есть!
«Если комфронта будет выслушивать каждого командира батальона, то… Но у этого мужичка мозги, похоже, дельно встроены». Глаза Жукова задержались на обветренном лице Табакова, заметили, что обмороженная верхушка уха шелушится. С холодных глаз командующего будто иней ссыпался, они потеплели. «С головой танкист. Чаще к таким прислушиваться надо». Шоферу сказал:
— Трогай.
Командир дивизии и Табаков взяли под козырек. Машины уехали. Последней ныряла на ухабах радиостанция, оставляя за собой приятный дымок от сосновых чурок.
— Что-нибудь важное, Георгий Константинович? — С заднего сиденья Булганин подался к Жукову.
— Нашими войсками оставлен Клин…
Оба молчали. Тяжелая потеря. Сдача города ослабляла оборону Москвы на северо-западном направлении. Здесь, между 16-й и 30-й армиями, образовался огромный разрыв, и противнику практически никто не противостоял.
Было о чем подумать Жукову и Булганину. В ушах Жукова — как отзвуки далекого, плывущего эха: «Вы уверены, что удержим Москву? Вы… уверены, что… удержим… Москву?..»
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
18 ноября танковая армия Гудериана вновь ринулась в наступление.
События развивались стремительно.
В тот же день 47-й танковый корпус взял город Епифань, а 24-й — Дедилово.
19 ноября танковый батальон Вильгельма Штамма первым ворвался в Узловую. Затем пал Сталиногорск.
20 ноября 18-я танковая дивизия захватила Ефремов.
24 ноября 10-я мотодивизия заняла Михайлов. В те же сутки танки Гудериана вошли в Венев. «Круглые цифры врут», тем не менее Гудериан писал, что при взятии Венева 24-й корпус «подбил… 50 русских танков». Ровно 50, ни больше ни меньше! Хотя в подразделениях, оборонявших город, их насчитывалось лишь 30.
25 ноября боевая группа 17-й танковой дивизии завязала бои на южной окраине Каширы. На острие группы — батальон Вилли, Штамма. Перерезана линия электропередачи Кашира — Тула, туляки остались без электроэнергии. Еще скачок, и за спиной окажутся переправы через Оку. И тогда замкнется кольцо вокруг Москвы. Но вначале надо разделаться с Тулой, огрызающейся в тылу. Русская кампания вылечила Гудериана от пренебрежения к окруженным частям противника — они наносили тяжкие удары по его тылам.
2 декабря две танковые дивизии и полк СС «Великая Германия» прорвали оборону советских войск и перерезали железную и шоссейную дороги Тула — Москва. Вокруг Тулы захлестывалась петля, которая должна удавить ее вместе с войсками и штабом 50-й армии.
3 декабря командующий Западным фронтом генерал армии Жуков вызвал к прямому проводу командарма 50-й Болдина. Начал сдержанно, очень сдержанно. Но за сдержанным рокотанием баска Болдин угадывал подземный гул чувств, бурливших в Жукове.
— Что же, генерал Болдин, выходит, в третий раз за несколько месяцев войны попадаете в окружение?
Болдин с трудом разогнул раненую ногу и встал, опершись на палку. Вдруг разболелась нога, заныла. Вскипел. А нет слов, нет желания парировать язвительный упрек командующего. Разве тот не знает, как и почему генерал Болдин попадал в окружения? И как выходил из них? А командовать 50-й армией стал одиннадцать дней назад. Прямо с госпитальной койки. Сразу объехал полки и дивизии. И сразу доложил: обстановка очень тяжелая! Гудериан имеет тройное превосходство в артиллерии и десятикратное — в танках. Окажите помощь! Даже не пообещали…
Не дождавшись ответа, но поняв по молчанию, как отреагировал на его упрек Болдин, Жуков продолжал, но мягче:
— А ведь я вам говорил, что штаб армии и командный пункт нужно перевести в Лаптево.
Болдин нервно переступил, нажимая на палку, и заметил, что мелко-мелко дрожит. Истово, по-солдатски матюкнулся: «От злости, что ли? Эка недотрога! Погладь меня сейчас, поди искры стрельнут, как с черного кота… Перестань, Иван! Не верит, что удержим Тулу? И не располагает резервами, чтобы помочь?»
Заговорил медленно, всем телом опираясь на раненую ногу — боль отрезвляла:
— Товарищ командующий… Если бы я со своим штабом оставил Тулу, положение наше было бы куда хуже, чем теперь…
Он замолчал, ожидая, что Жуков резко возразит. Тот промолчал. Видимо, прикинул, что могло случиться, если бы штаб армии перебрался ближе к Москве, в Лаптево. Когда штаб покидает осажденный город, это, как ни крути, деморализует остающиеся войска и население. Сейчас он не в дальнем Лаптеве, а в центре Тулы, на углу Литейной и Арсенальной. И войска, население знают это. Как защитники Москвы и москвичи знают о том, что в тяжелый для столицы час Центральный Комитет партии, Наркомат обороны и сам Сталин не покинули ее.
— Какие меры принимаете? — в голосе Жукова стих рокот.
— Стрелковый полк Веденина начал бой за освобождение московского шоссе. Кроме того, ряд соединений армии готовят удар по каширской группировке противника.
— Какая вам помощь нужна?
«Вот это деловой разговор! — повеселел Болдин, вглядываясь в расстеленную карту. — Значит, будем, будем тебя бить, хвастливый Гудериан! — Он на мгновение представил себе немецкого генерала, стоящего вот так же перед картой. — Да ведь у тебя еще более хреновские дела, чем у меня! Ты ведь запутался в этих шальных, опрометчивых ударах во все концы! Мы у тебя и спереди, и с боков, и сзади. Берегись: медленно запрягаем — быстро ездим!..»
Жуков усмехнулся, услышав помолодевший голос командарма.
— Товарищ командующий, прошу с севера вдоль московского шоссе навстречу веденинскому полку пустить танки.
— Прикажу! Но и вы принимайте решительные меры по ликвидации вражеской группировки, перерезавшей шоссе. — Жуков положил трубку.
Танковая дивизия, которую обещал Жуков, пятого ноября прибыла с Дальнего Востока.
Табаков принял полк. Поняв, что о нем, Табакове, позаботились Жуков или Булганин, а может быть, и оба вместе, он решил воспользоваться этим и в управлении кадров фронта выцыганил Леона Тобидзе с Воскобойниковым и Дорошенко. Веселее воюется, когда рядом старые боевые товарищи. Леон стал комбатом, Воскобойников — командиром взвода. А особой радости — ни у одного. Пересесть с замечательной «тридцатьчетверки», маневренного «БТ-7» или даже с неуклюжей «матильды»-англичанки на слабенькие «Т-26» — какая радость. Понимали, конечно: на безрыбье — и рак рыба, придет время — будут хорошие танки, а пока что нужно воевать и побеждать тем, что есть.
После разговора с Болдиным Жуков приказал дивизии Реута немедленно выдвинуться в район вражеского прорыва и, разгромив противника, освободить шоссе и железную дорогу Москва — Тула. На коротком совещании у командира дивизии было принято предложение Табакова: атаковать немцев с ходу, без предварительной артиллерийской подготовки. Свое нестандартное предложение он обосновал несколькими причинами. Всякая артподготовка настораживает противника, он сжимается в пружину для отражения атаки. Огонь должен вестись по хорошо разведанным, конкретным целям и при достаточном количестве снарядов. Ни целей, ни снарядов дивизия почти не имела. Стало быть, нет резона и предупреждать противника об атаке малоэффективной артподготовкой. Кроме того, начавшийся сильный снегопад с ветром на нет сводил преимущество немцев в самолетах, связывал действия их танков. Ударом с ходу, сказал Табаков, дивизия навяжет врагу свою волю, принудит сражаться оружием ближнего боя — винтовкой, автоматом, гранатой, орудиями прямой наводки и даже врукопашную, то есть тем, чем, дескать, мы сейчас сильны. Чтобы не терять понапрасну танки, использовать их из засад и там, где понадобится развить наметившийся успех, где противотанковые огневые средства противника будут подавлены артиллерией.