Шумилина стояла на пороге кабинета и смотрела вверх.
– Так бывает, – она не сводила с потолка глаз, – говорят, это дети балуются. Ну, те, которые тут учились раньше, еще до войны.
Дети балуются, ага. Сердце аж в горле колотилось от этого баловства. Денис заглянул в кабинет: полно стеллажей, шкафов, куча папок с бумагами, на столах и полу пыль и бумажные обрывки. Шумилина прошла дальше, заглянула за другую дверь, Денис шагнул туда и замер на полдороге: в окно смотрел человек. Причем не с той стороны, от елок и сугробов, а с этой, с их, стоял к ним спиной, приподнявшись на носках, и выглядывал на улицу. Маленький, тощий, в темном тряпье – Денису показалось, что это девочка с очень короткими светлыми волосами. Она водила пальцем по стеклу, подышала на него, и в этом месте образовалось бледное мутное пятно. Душераздирающе заскрипела дверь наверху, по полу пробежал сквозняк, и раздались взрывы: где-то недалеко начался салют. Вспышка ослепила, затмила мигающую синеву, и девочка исчезла, окно было темным и пустым.
– Вот они, – раздался тихий голос, Денис кое-как перевел дух и пошел к Шумилиной. Та стояла между стеллажей, заваленных бумагами и то ли мешками, то ли похожим тряпьем, и светила в угол телефоном. Там высились два длинных деревянных ящика, один на другом, обычные ящики с черными цифрами и буквами на боках.
– Вот, – повторила Шумилина, – они здесь, как я и говорила.
Она отошла, пропустила Дениса, пропала в темном углу у окна. Вид отсюда открывался отличный, на подсвеченный зеленым монастырь: купола выглядывали из низинки, точно облака над болотом. Денис осмотрел ящики, даже принюхался: тленом вроде не пахнет, но столько лет прошло, что могло уже и выветриться. Поддел монтировкой металлическую полосу обшивки и принялся отдирать доски. Шумилина затаилась в своем углу и точно не дышала там, даже поганая дверь перестала скрипеть, и тени вели себя прилично. Снова загрохотал салют, потом неподалеку начали рваться петарды, Денис отодрал одну доску, другую, третью, и глазам своим не поверил. Вот чего угодно ждал, даже с мумией бы смирился – в качестве платы за свою глупость, что полез черт знает куда – но это! Тленом тут и не пахло, в воздухе потихоньку расплывался запах оружейной смазки. Под досками оказался открытый цинк, а в нем пять автоматов, как толстенькие рыбки в консервной банке, пять «укоротов», «зажигалок» или АКСУ, автомат Калашникова складной укороченный. Денис выронил монтировку, схватил автомат – новенький, на необмятом брезентовом ремне, с еле уловимым душноватым запахом пороха.
– Что это? – послышалось из угла, – я правильно понимаю, что это…
Все она правильно поняла, чего тут не понять: братва припрятала в музее стволы на всякий случай, но случай вышел столь внезапный и роковой, что «калаши» пролежали в музее почти два десятка лет. А заодно и патроны: Денис только сейчас заметил на дне цинка несколько бумажных упаковок, схватил одну, вторую, вскрыл, и на ладонь высыпались тяжелые остроконечные цилиндрики.
– С ума сойти, – шептала за спиной подкравшаяся Шумилина, – вот что они тогда притащили. Влад знал, интересно?
Денис нашел магазин и быстро снарядил его вручную, хоть и заметил под коробками «расческу» – комплект для быстрого снаряжения магазина. Подумал мельком, что по-хорошему, срок годности у патронов уже истек, но тут же отогнал эту мысль: не до жиру, чем бог послал, как говорится, и вообще не тот случай, чтобы дареному коню зубы пересчитывать. «Укорот» отлично поместился под куртку и вообще никак о себе не напоминал, точно его там и не было. Денис повернулся так и этак, покрутился на месте – все просто блеск, жизнь заиграла новыми красками, и Костя не сегодня-завтра получит свои деньги в целости и сохранности. Скорее, завтра, сегодня уже почти полночь.
– Вы довольны, вижу, – подала голос Шумилина. Она светила телефоном на ящики, но ближе подойти не решалась. – Давайте рассчитаемся и разойдемся. Надеюсь, больше вас не увижу.
– Аналогично. – Денис быстро набил еще два магазина патронами, рассовал добычу по карманам, Шумилина терпеливо ждала. Дошло и до мобильника: Денис открыл крышку, чтобы вытащить карту памяти, и тут в окне возник человек. На этот раз он смотрел с той стороны, подпрыгивал, цеплялся за подоконник, отбежал, подпрыгнул еще раз. Шумилина с Денисом не сговариваясь шарахнулись в тень, Денис кинул Шумилиной телефон, сам схватился за автомат. Холодная сталь разом успокоила, сердце забилось ровно, дыхалка не сбоила. В окне снова появился силуэт, на этот раз Денис хорошо его разглядел: высокий, сутулый, в темной шапке на глаза, и вообще весь в черном. Показалось, что это Анькин хахаль, папаша ее дебиловатого сыночка, хотел рассмотреть получше, и тут силуэт исчез. Секунда, две, три – ничего, Денис выглянул в окно и едва успел отшатнуться: стекло разбилось вдребезги, вместе с осколками в комнату влетела бутылка с горящим фитилем, покатилась по полу. Завоняло бензином, он плескался через тряпку, паркет вспыхнул, огонь полз по полу к двери.
– Ах вы твари! – Шумилина схватила со стола мешки и ветошь, швырнула на огненную лужу, – скоты, свиньи! Очередной магазин тут вкопать хотите, мрази!
Все было просто, как грабли – кто-то решил уничтожить нежилой, «ничейный» дом для реализации своих коммерческих целей. Магазин вкопать, скорее, всего, Шумилина права. А что – место хорошее, проходное, дорога от вокзала к монастырю как раз неподалеку идет, вон она, за старыми березами. Торговлишка пойдет, только держись.
Денис подобрался к окну, выглянул наружу. Там маячили уже трое, похожие друг на друга в темноте: кривые, длинные, двигались почему-то боком, но довольно быстро. Один размахнулся, но бутылка попала в стену, срикошетила и свалилась в сугроб. Денис обернулся – Шумилина топталась на тряпках, огня не было, но мерзко воняло гарью. Денис пробрался под окном, вскочил и дал очередь через разбитое окно. Троица застыла на месте, тот, что шел первым, вытянулся и зачем-то приложил руку козырьком ко лбу, точно солнышко ему мешало. Денис выстрелил еще раз, бил по сугробам в паре метров от поджигателей. Вылетели красивые фонтанчики снега, с берез сорвалось спавшее там вороне и заорало заполошно, на монастырской колокольне начали бить часы. Поджигатели дружно ломанулись прочь, куда-то в сторону склона, пропали там, как нечистые духи, только вороны еще орали им вслед и никак не могли успокоиться. В комнате воняло дымом и гарью, огонь давно потух под тряпкой, Шумилина пнула ее носком сапога.
– Вот уж не думала, что еще раз эту музыку услышу, – она прикусила губу и сжала кулаки, – нас с Владом как-то обстреляли, его водитель спас всех тогда. Тоже очередями стреляли, я помню. Меня Влад на пол кинул, потом фонарь был на пол-лица… Держите.
Она кинула Денису телефон, тот поймал, сунул в карман. Посмотрел в окно, на Шумилину, снова на сугробы у берез. Никого, только догорает бензин из разбившейся о стену бутылки да завывают где-то далеко спецсигналы. Пока далеко. Денис спрятал «укорот» под куртку.
– Я пойду, – Шумилина осторожно отступила в коридор, – уже поздно.
– Маргарита Михайловна, одну секунду.
Та остановилась, подняла голову. По виду спокойная, а зубы аж до хруста сжала, и взгляд в одну точку. Ну кто мог подумать, что в музее два десятка лет целый арсенал хранился, и кто знает, что там во втором ящике. Не мумия, точно. Ну да ладно, с этим полиция разберется, они тут уже недалеко.
– Я вас провожу.
Они быстро прошли по коридору, сбежали по ступенькам, на этот раз почему-то не таким скользким. Денис открыл дверь, Шумилина кинулась наружу, Денис придержал ее за рукав.
– Вы понимаете, что никому не надо знать о том, что тут сегодня произошло. Вы умная женщина. И очень красивая, честное слово. Я понимаю Тарновского.
– Да что вы такое говорите, – Шумилина спускалась с заснеженного крыльца, – откуда я знаю, что тут произошло, меня тут вообще не было. В отеле трубу с холодной водой прорвало, и с горячей тоже, у меня дел полно.
Она пошла к «ситроену», то и дело оступаясь в глубоком снегу, три шага по прямой, один вбок, потом еще немного прямо и снова вбок. По стенам старого дома опять заполыхало синим, но с примесью красного на этот раз – в горку поднимался полицейский «уазик». Шумилина пропала из виду, Денис спрыгнул с крыльца и бросился в сторону вокзала. Навстречу удачно попалась нужная маршрутка, Денис добрался до своего поворота и вышел в чистом поле: дальше километра полтора до Пашкиного дома предстояло идти пешком. Быстро теплело, поле и дальний лес затягивал туман. В дымке пропали очертания деревьев и домов, точно их разъедало кислотой. Скользкая, ни разу не чищенная за зиму, дорога пошла вниз, повернула, и Денис шел точно в молоке. Взмок, будто кросс пробежал, и сердце все еще колотилось где-то в горле – то ли недавно пережитое так сказывалось, то ли просто усталость накрыла. «Калаш» приятной тяжестью оттягивал плечо, нагревшийся после огневого контакта ствол давно остыл и приятно холодил кожу рук.
Колея поднималась, Денис оказался на взгорке. Отсюда он хорошо видел поселок, по самые крыши утонувший в тумане, справа дымка подсвечивалась изнутри. Морок красиво переливался то желтым, то зеленым, то красным вперемешку с голубым – у соседей горела гирлянда на елке, что стала сейчас точно маяк в темном море. Пройти оставалось всего ничего, просвет между остатков застроенного поля, вдоль торчавших из сугробов стеблей борщевика и репейника. Туман понемногу разносил ветер, в мутной пелене появилось множество черных дыр. Денис пошел быстрее, почти побежал, и тут слева, где вдали из-за горизонта поднимался лес, за черными палками сухой травы мелькнула быстрая длинная тень. Денис сбавил шаг, остановился, вгляделся в темноту. Тень тоже остановилась и смотрела на него будто с той стороны бытия, Денис чувствовал на себе ее взгляд. Небо быстро расчищалось от облаков, стало свинцово-серым с зеленью: за лесом поднималась луна, пока невидимая отсюда. Она светила тени в спину, та вытянулась в струнку и нюхала воздух. Из мертвых зарослей бесшумно выплыла вторая, помельче, изящнее, прижалась боком к первой и тоже вытянула к человеку узкую тонкую морду. Денис сдернул с плеча «укорот».