– И это тоже, – Садовская прислонилась плечом к дверному косяку. – Я согласилась и решила продать эту квартиру, чтобы навсегда забыть этот поганый городишко, это гадючье болото. Приехала, и в первый же день по телевизору увидела этого вашего… Грачева. Весь красивый, радостный, морда довольная, то ли спортшколу открывал, то ли соревнования какие-то были. Он победителю приз вручал, рассказывал, как сам стал борьбой заниматься…
– Армейский рукопашный бой, – поправил Денис, – Грачев – кандидат в мастера спорта.
– Плевать, – отрезала Садовская, – хоть по фигурному катанию. Он про медаль от чемпиона еще говорил, расписывал так складно.
Денис знал эту историю, Костя ее сто раз повторял: как в детстве пришел к другу на соревнования, тот выиграл, а чемпион мира по борьбе, что оказался в зале, решил вручить пацану в качестве мотивации свою медаль, и по ошибке отдал ее Косте. Друг с горя бросил, а Костя стал заниматься, и навыки оказались весьма и весьма полезны в недалеком будущем.
– А я помню, как он меня за горло держал и улыбался, – проговорила Садовская, глядя куда-то в темноту перед собой. – Я плакала от страха и холода, а он мне: «Если не заткнешься, я из тебя кишки выдерну и папе твоему отдам». Вот и недавно: смотрю телек, а перед собой и гараж тот вижу, и запах бензина такой, что вот-вот вырвет, и рожу грачевскую. Там еще двое были, но смутно как-то, а эта радостная мразь… Точно вчера все случилось.
Хлопнула дверь квартиры напротив, загавкала собака, судя по голосу, мелкая комнатная шавка, и быстро убралась куда подальше, снова стало тихо.
– Вас полиция допрашивала? – спросил Денис.
– Да, было что-то такое, – неуверенно проговорила Садовская. – Следователь, или как его там, мелкий такой, волосы рыжие торчком, глазки тоже мелкие, улыбался постоянно, как Грачев.
Она только что описала личность руководителя Управления внутренней безопасности конторы, где мечты сбываются, по крайней мере, у ее сотрудников. Если Садовская решит раскрутить старое дело, то мелкой рыжей сволочи придется несладко, неизвестно еще, что выйдет дешевле: заплатить свидетелю за молчание или убить.
– И вы пошли к Тарновскому, чтобы тот выбил из Кости деньги, – уточнил Денис.
– За справедливостью, – поправила его Садовская. – Сама бы я не справилась, не покупать же пистолет, чтобы отстрелить Грачеву самое дорогое. Пришлось искать специалиста, риэлтор сказал, что в городе есть человек, который поможет, но нужны деньги. Я заплатила за встречу с ним, потом и ему предложила заплатить за помощь, и этот местный дон Корлеоне согласился.
– Врете, – Денис шагнул к девушке, и та немедленно выставила перед собой шокер, сумрак прорезала синяя дуга. Денис остановился. – Врете, – повторил, – вы получили от него деньги, вам передал их…. Дед Мороз с топором. Вы понимаете, о ком я.
Садовская подошла к Денису почти вплотную, их разделяло менее полуметра, как раз длина шокера вместе с рукояткой.
– Да, получила, – проговорила она, – получила и сразу отдала, их у меня нет. Можете искать, здесь ничего нет.
– Купили обручальные кольца себе и жениху? – не удержался и съязвил Денис.
– Отдала приюту для овчарок, – заявила Садовская. – Здесь есть недалеко приют, люди помогают брошенным больным собакам. У нас тоже была собака, давно, еще до того, как отец занялся бизнесом… Отдала деньги без расписки и свидетелей.
Денис отступил, снова привалился к двери, смотрел мимо Садовской на квадратное пятно света, беззвучно ползущее с пола на стену. Как все просто, оказывается. Приехала через четверть века на родину, включила телевизор, и все, перемкнуло. Вот, любуйтесь, перед вами черный лебедь в чистом виде, угроза бизнесу, такое не просчитать и не отследить. Но Костя, мать его… Вернул свои миллионы на взятку, а Тарновский еще и из своих приплатил, если учесть собак. Хоть кому-то повезло в этом аду.
– Я не думала, что кто-то так пострадал, даже хотела вернуть эти деньги, – растерянно проговорила девушка, – но Тарновский и тот… парень сделали вид, что ничего не понимают и вообще видят меня впервые. И вы ничего не докажете, я не при чем.
Она выпрямилась, вышла в коридор. Денис потянулся к замку на входной двери.
– Я знаю.
Защелка повернулась легко и бесшумно, дверь приоткрылась, в коридоре стало чуть светлее.
– Тогда зачем пришли? – удивилась Садовская. Старалась говорить насмешливо и уверенно, но голос дрогнул-таки. Она так и стояла в дверном проеме, темный силуэт на темном фоне, Денис отвернулся.
– Костя заплатит, не сомневайтесь.
Глупо прозвучало, неуместно, в виски сильно ударила кровь, зашумела в ушах. От стыда и злости мысли путались, язык заплетался, точно у пьяного.
– Купит мне новую жизнь взамен сломанной? – бросила Садовская, – у него денег не хватит. Не забудьте передать ему мое пожелание скорее подохнуть. Впрочем, плевать, есть покупатель на мою квартиру, через несколько дней сделка. Я продам ее и уеду, буду жить в Нормандии, там даже зимой и в дождь не так мерзко, как у нас.
– Заплатит, – кое-как проговорил Денис, вышел на площадку и зажмурился от слишком яркого света. – Не уезжайте пока из города, он вернет вам все, что должен. Всего доброго.
Дверь захлопнулась, загремел замок. Денис сошел на пролет ниже, постоял немного, пока успокоилась боль. Спустился, вышел на улицу и еще минут десять наматывал круги вокруг бывшего детского сада, смотрел то на рябины в сугробах, то на звездное небо. Потом вытер раскрасневшееся лицо снегом, проглотил чуть-чуть, как в детстве, и от ледяной талой воды окончательно пришел в себя. Сделал еще круг и двинул к магазину, где всегда поджидали пассажиров таксисты. И реально боялся ночи, что уже давно накрыла и город, и дорогу к дому, и лес, и сам дом, боялся остаться один, наедине с адом прошлых и нынешних лет. Но боль спасла, Денис заснул, едва лег на неудобный диван, а очнулся от грохота: Пашка долбил в дверь со всей дури.
– Ну ты даешь, – крикнул он заспанному Денису, когда тот сообразил, что уже утро и кто-то ломится в гости, – десятый час! Костя тебя ждет, два раза с утра спрашивал!
У ворот стоял чистенький «форд», сиял черными лаковыми боками. Пашка закурил, выдохнул дым и огляделся:
– Зверье отвалило, смотрю. Не навещали тебя больше.
На снегу вокруг не было ни единого следа, точно скатерть свежую ночью расстелили.
– Тут скоро ничего не останется, – сказал Денис, – вернее, будет мусорный завод, весной строить начнут. Пропали твои деньги.
Пашка так и застыл с сигаретой в зубах, поперхнулся дымом, закашлялся.
– Вот зараза, – проговорил он и бросил недокуренную сигарету, растоптал ее в прах. – И что теперь, снова снимать?
– А Костя заработает, хорошо заработает, – Денис пропустил расстроенного Пашку в дом и вошел следом. В холле было пусто и гулко, слова и шаги точно рикошетили от бетонных стен и отдавались эхом.
– Кстати, все Садовская организовала. Помнишь такую?
Пашка обернулся на ходу, наморщил лоб.
– Садовская? Это не та нервная дылда вот с такими волосами? – он рубанул себя по локтю ребром ладони. Денис кивнул и поежился от холода, хотелось скорее одеться и вернуться в нормальную квартиру. А вот Пашка снова в пролете: дом у него выкупят, ясное дело, но за копейки, на них ничего приличного не найти.
– Она, – подтвердил Денис. – Это дочь одного бизнесмена местного, ее Костя с дружками выкрал, за выкуп. И все получил. Давно было, я только-только школу закончил и в училище поступать готовился.
Обошел застывшего на площадке Пашку, толкнул дверь в теплую кухню. Чайник давно остыл, Денис включил газ, но сразу вырубил: есть не хотелось, хотелось поскорее покончить с кошмаром последних дней и решить, как быть дальше. От Грачева придется уйти, это не обсуждается, хоть тот, при всех своих тараканах в башке, платит очень даже неплохо. «Не заткнешься – я тебе кишки размотаю». Гончаров знал, интересно?
– Может, она врет? – на пороге появился озадаченный Пашка. Две новости одна круче другой подкосили, он потрогал чайник и тоже щелкнул пару раз кнопкой зажигалки на плите.
– Нет, она хорошо помнит Костю, сразу его узнала. И следователя, что тогда вел дело, тоже. Сам читай, – Денис показал на листки, что со вчерашнего дня так и лежали на подоконнике. Пашка глянул недоверчиво, осторожно взял бумаги и принялся читать. Денис оделся и вышел в коридор, принялся перекладывать старые газеты. «Калаш» лежал под толстой стопкой макулатуры, от нее едва уловимо пахло порохом. Представил, как ввалит к Косте, предъявит тому прошлые грехи, а дальше приедут менты, и все закончится совсем не так, как должно закончиться. Со вчерашнего дня и до сей минуты не было ни единой мысли, как предъявить Косте за его минувшие прегрешения, вообще ничего придумать не мог, как ни старался. Решил просто выложить бумаги перед ним и ждать реакции. А «укорот» лучше утопить или выкинуть по частям в сугробы.
– Обалдеть, – из кухни появился Пашка с бумагами в руках. – Костя крупно влетел, ему вовек не отмыться. А где остальное, тут куча бумаг была, на всю местную шушеру?
– Сжег, – Денис оделся и вытащил из шкафа автомат. Пашка мельком глянул на «калаш», непонимающе уставился на Дениса.
– В смысле…
– В прямом. Сжег, как договорились с Тарновским. Поехали в офис.
Забрал у Пашки бумаги, убрал их в карман, перехватил автомат за ремень. Пашка огляделся.
– Сжег? Весь компромат? – он беспомощно оглядывался, точно искал хоть какие-то остатки, побрел зачем-то к окну, приоткрыл его и выглянул вниз.
– Да, да, – подтвердил Денис, – поехали, пока Костя на месте.
– Ты его пристрелить собрался? – Пашка кривовато улыбнулся, а сам вцепился в ручку окна и все никак не мог закрыть его. Раздавался тошный треск, что-то мерзко хрустело.
– Еще чего, – Денис пошел к лестнице, – документы ему отдам, посмотрю, что скажет. Поймет, надеюсь, что Садовская может с ним сделать. Поехали.
Пашка точно не слышал ничего, бился с окном: то плечом навалится, то пнет его, и все без толку. По коридору несло холодом, летали мелкие снежинки, от дыхания поднимался пар.