– Ну-ну, Коля. Не дергайся. Я все объясню. Только в более спокойной обстановке.
– Нет! Прямо здесь и прямо сейчас, – отрезал Томский.
– Хорошо, – пожал плечами Добровольский. – Раз уж вам так не терпится. В двух словах: отправлял вас сюда не я, а остановить решил потому, что от этой Конституции простым людям будет только хуже.
– Как, впрочем, и всегда, – хмыкнул Корнилов. – Не было никакого толка от этих Конституций.
– Интересная позиция, – язвительно, в тон Юрию, заметил Анатолий. – И убивать нас Бурому тоже никто не приказывал?
– Представь себе, – Добровольский повысил голос, начиная терять терпение. – Вас должны были лишь задержать. Так будем обсуждать все без нервов и в более спокойном месте?
– А здесь разве бывают спокойные места?
– Я одно знаю, – вздохнул Макс. – Ни единой живой души.
Свет положенных на пол фонариков играл на голубом кафеле. Белые писсуары. Синие дверцы туалетных кабинок. Ряд мутных зеркал над раковинами. После того, что увидел Томский в главном зале Кремлевского дворца, обычный туалет, где было решено разместиться на привал, казался сущим раем. Он, как ни странно, сохранился в первозданном виде. От других помещений туалет отделяли две достаточно герметичные двери, которые позволили всем снять противогазы, не подвергаясь риску вдыхать трупные запахи.
Однако трофейные тушенка и галеты, которыми решено было перекусить, не лезли в горло никому, кроме всеядного Кипятка.
Леха наворачивал кремлевские деликатесы с таким рвением, словно не видел еды дня три. Громов лениво ковырял ножом в банке, Вездеход кормил тушенкой Шестеру, а Корнилов, Томский и Макс даже не прикоснулись к своим банкам.
Говорил Добровольский. Как всегда, четко и очень убедительно. Он изложил свою позицию по отношению к тайному правительству, его намерениям любой ценой задержать выход людей из Метро и замолчал.
– Так, интересненько, – задумчиво произнес Томский. – Выходит, теперь нет никакого смысла добывать эту злосчастную Конституцию. Вы, Макс, поможете мне вывести жену и сына, а ты, Леха, станешь нашим проводником. Мы можем убраться отсюда прямо сейчас и отправиться в Троицк.
– Нам не позволят уйти, – вздохнул Добровольский. – Даже с моими знаниями о слабых местах сообщества Невидимых Наблюдателей и связями на разных станциях. Конституция, если нам ее удастся добыть, станет нашей гарантией, козырем, который позволит играть с тайным правительством на равных.
– Для чего-то же мы сюда приперлись, – кивнул Кипяток. – Че уж уходить с пустыми руками?
– Прожуй сначала, – посоветовал Корнилов. – Но Макс и Леха правы. Прихватим главный экземпляр Конституции и свалим отсюда к едрене фене.
– Прихватить можно. – Вездеход усадил шестиногую подругу к себе на колени и принялся гладить по спине. – Только для начала давайте оценим возможные риски. Здешние жители настроены агрессивно. Они обязательно попытаются усадить нас в кресла своего хранилища трупов.
– Итак, что мы о них знаем? – Томский встал и принялся расхаживать вдоль кабинок. – На мой взгляд, мы имеем дело с двумя разновидностями психов – слепцами и зрячими. Последние более агрессивны, но сдается мне, что руководят этим кагалом как раз таки слепцы. Вы, Данила, как считаете?
– Согласен с вами, Томский. Добавлю лишь, что именно слепцы являются здесь настоящими хозяевами. Думаю, потому что пришли сюда раньше или… Вообще не уходили. Возможно, мы имеем дело с теми, кто находился в Кремле на момент Катаклизма и пережил биологическую атаку. Не без последствий для себя, разумеется. Слепые рулят потому, что имеют прямую связь с разумной биомассой, а используют своих зрячих помощников для того, чтобы подкармливать субстанцию и не давать погаснуть звездам на башнях.
– Подкармливают, так уж подкармливают, – снова вмешался Кипяток. – Не хотел бы я стать этим кормом.
– Ха! С твоим-то аппетитом? – усмехнулся Громов. – Неизвестно еще, кто кого еще сожрет: тебя биомасса или ты ее, родимую, схаваешь.
– Ладно, без шуточек, – оборвал препирательства Томский. – Давайте по сути. Наша цель – второй этаж Сенатского дворца. Дожидаемся ночи. Забираем книгу и уходим тем же путем, что и пришли.
– Согласен, – кивнул Макс. – Добавлю лишь, что пользоваться автоматами будем только в крайнем случае. У вас есть ножи, у меня – катана. Постараемся обойтись холодным оружием. Если доведется столкнуться с биомассой, работаем огнеметом. И еще. Вопрос к вам, Данила. При подготовке операции вы контактировали только со мной? От других членов тайного правительства указаний не получали?
– Нет, – с готовностью ответил Громов. – Да и какие могут быть еще указания? Добыть книгу. Передать ее вам. Все.
– А могли быть другие указания? – насторожился Томский.
– Я слишком хорошо знаю того, кто участвовал в разработке операции. Мой учитель, майор Кречет, всегда заботится о запасных вариантах.
– Ладно, кречет там или сокол, а лично я отдыхаю. – Юрий растянулся на полу, подложил под голову вещмешок. – Ночка-то нам предстоит трудная.
Все последовали примеру Корнилова. На часах вызвался стоять Громов.
– Чего уж там, покараулю. Знаю, что все равно не усну.
– А как себя чувствуете? – поинтересовался Толик, уже устроившись на полу. – Может, все-таки отдохнете?
– Нормально чувствую, – отмахнулся Данила. – Я не устал.
Томский закрыл глаза. Перед мысленным взором тут же замелькали картинки последних событий, чуть искаженные пограничным состоянием между сном и бодрствованием. Безумные глаза чудиков, выползающая из ямы биомасса. Лицо Гриши, превратившееся в маску робота в тот момент, когда он собирался задушить старого друга.
Слепец, которого бережно, под руки уводили с поля боя. Зал с сидящими в креслах мертвецами. Бессвязное бормотание, сатанинские напевы… Потом послышались размеренные хлопки.
Анатолий открыл глаза. Он сидел в главном зале Кремлевского дворца рядом с Гришей, кожа лица которого уже посинела.
Хлопки оказались аплодисментами. Ими мертвецы приветствовали вышедшего на сцену долговязого слепца в черном костюме и белой сорочке с болтавшимся на шее и очень похожим на удавку красном галстуке.
Слепец с трудом, выписывая зигзаги и спотыкаясь на каждом шагу, добрался до микрофона, вцепился в него обеими руками и кивнул, приветствуя зрителей.
– Я рад, что вы нашли время посетить наш концерт! Следующий номер станет для вас настоящим сюрпризом! Итак, гвоздь нашей программы, Ее Величество разумная биомасса! Встречаем!
Аплодируя, некоторые мертвецы вставали с мест. Остальные остались сидеть, но очень энергично размахивали поднятыми руками.
Конферансье жестом призвал зрителей к тишине. Послышалось хлюпанье. Откуда-то из-за кулис на сцену выкатился огромный колышущийся шар. Розовый с черными прожилками, он состоял из фрагментов человеческих тел, скрепленных цементом биомассы. Спутанные руки и ноги дергались, шевелились головы, гримасничали облепленные розовой пленкой лица.
Шар выкатился на середину сцены и остановился рядом с долговязым.
– Пришло время продемонстрировать свои способности нашему общему другу!
Конферансье засучил рукава, по локти погрузил руки в биомассу и выдернул из нее… Данилу Громова. Тот плюхнулся на пол. Встал на четвереньки и улыбнулся залу.
Слепец протянул ему испачканную розовой жижей руку, помогая встать.
Данила церемонно поклонился зрителям, вызвав новую волну восторженных аплодисментов.
– Для того, чтобы продолжить, мне понадобится доброволец из зала! – объявил Громов. – Кто тут у нас самый смелый? А, товарищ Томский! Прошу-прошу! Мы все просим!
Мертвецы поддержали Данилу аплодисментами, а те, что сидели рядом с Толиком, требовательно на него посмотрели.
– И что же мы сидим? Публика ждет! Ну ничего, я не гордый, сам спущусь!
Громов спрыгнул со сцены и направился к Томскому. Теперь стало заметно, что с колышущимся шаром биомассы его связывает что-то вроде пуповины. Толщиной в человеческую руку, покрытая красными бородавчатыми наростами, она цеплялась к затылку Данилы. Зрачки его закатились, а глаза окрасились в цвет биомассы.
– Толик, Толик, ну хватит же спать! – укоризненно приговаривал Громов, шагая между рядами кресел.
Пуповина натянулась. Шар дрогнул, сдвинулся с места, плюхнулся в зал, лопнул, растекся по полу. Жижа потекла между рядами кресел.
Громов добрался до Томского, схватил его за руку и расхохотался.
– А вы, дружок, кажется, боитесь мне ассистировать? А ведь все равно, бляха-муха, придется!
Толик проснулся, но лицо Данилы, искаженное страшной гримасой, не исчезло. Он склонился над Анатолием.
– Томский, Томский! Да проснитесь же!
– Что-то случилось? – Анатолий сел, схватил автомат. – Чего вам, Данила?!
Черты лица Громова разгладились. Глаза потухли.
– Не знаю. – Громов выглядел так, словно хотел сообщить что-то важное, но в последний момент передумал. – Ничего. Тихо. Только почему мне так тревожно?
– Успокойтесь, Данила. Всем нам тревожно.
– Нет-нет, Анатолий. У меня… другое… Я знаю, что скоро умру, и хотел бы сказать вам…
– Что?
– Ничего…
– Не нравится мне, Данила, ваше настроение. Ерунда. Уверен, что утром мы покинем это проклятое Богом и людьми место. В привычной обстановке вам обязательно полегчает.
– Я останусь здесь. Не знаю, откуда эта уверенность, но… Я останусь в Кремле. Навсегда.
Хотя Данила говорил шепотом, речь его была слишком эмоциональной.
Первым проснулся Макс. Он тактично не стал подходить к беседующим, а сел, скрестив ноги по-турецки, и принялся чистить куском замши катану.
Вскоре проснулись и остальные. Глядя на Добровольского, тоже занялись подготовкой оружия. Все молчали.
– Всего лишь час напротив Кремля висел огромный баннер «Путин, уходи!», – заговорил вдруг Леха. – Почему только час? Место уж очень дорогое для размещения рекламы. Даже у Владимира Владимировича денег только на час хватило…
Попытка Кипятка разрядить напряженность ветхозаветным анекдотом с треском провалилась. Никто не засмеялся, лишь Корнилов пробубнил себе под нос что-то неодобрительное.