– Отсутствует Рон, – вмешалась Мосс.
– Извини, Фелиция, – понизил голос верховный судья, – я всех предупредил до твоего прихода. Рон задержится, и просил нас начать без него.
Мосс нахмурилась.
– Что с ним? Он не пропускал ни одного заседания, с тех пор как я работаю в Верховном суде.
– Он не сообщил мне, в чем дело. Просто сказал, чтобы мы работали без него, так что начнем. Нам нужно многое обсудить.
В течение следующего часа судьи рассмотрели судьбу нескольких ходатайств об истребовании дел, перед тем как перейти к делу «Вудраф против штата Орегон». Напротив Мосс сидел бочкообразный, широкоплечий Миллард Прайс, бывший председатель Ассоциации американских адвокатов, заместитель генерального атторнея[2] США и ведущий компаньон фирмы «Рэнкин, Ласк, Карстерс и Уайт». Прайс обладал легким характером и всегда был готов разрядить шуткой напряженную атмосферу, но Мосс показалось, что в это утро он выглядит весьма раздражительным. Как только верховный судья назвал дело, Прайс подался вперед.
Уоррен Мартинес попросил возможность дать ему высказаться об этом деле и объяснил мотивы, по которым считает, что прошение о его истребовании должно быть удовлетворено.
Верховный судья Бейтс и Кеннет Маццарелли возражали против удовлетворения ходатайства. Судья Мосс заняла выжидательную позицию и решила держать свое мнение при себе. Миллард выступил одним из последних.
– Все это пустая трата времени, – заявил он. – В данном случае я не вижу оснований для удовлетворения ходатайства.
Мосс удивила столь жесткая позиция Прайса в таком важном деле. Судья по многим вопросам придерживался консервативных взглядов, но отличался умеренностью в социальных вопросах, а также справедливостью и непредубежденностью в делах со смертным приговором.
– Аргумент о двойной ответственности легковесен, – продолжал Прайс. – Когда Вудраф обвиняли в убийстве Финли в первый раз, дело прекратили из предубеждения. В другой раз ее обвинили в связи с совершенно иными обстоятельствами.
– Но ведь именно власти несут ответственность за ее обвинение в первом случае, – возразил Мартинес.
– Это определенно напоминает случай с Брейди, – присоединилась к дискуссии судья Мэри Энн Дэвид. – Власти были обязаны обеспечить защиту оправдательными материалами, находившимися в их распоряжении. Я не думаю, что соображения национальной безопасности могут быть выше этой обязанности, особенно когда ставкой является жизнь подсудимого.
– Такое мнение основано на предположениях и теории заговора, но не на фактах, – выпалил в ответ Прайс.
Он казался обескураженным, и Мосс находила это странным. Обычно Миллард аргументировал спокойно и обоснованно. Этот выпад был совершенно для него нехарактерным.
Перед тем как дискуссия смогла продолжиться, дверь открылась и в конференц-зал вошел Рональд Чалмерс – подавленный, с опущенными плечами.
– Рад, что ты присоединяешься к нам, Рон, – приветствовал его верховный судья Бейтс.
– С поля для гольфа? – спросил с улыбкой Мартинес. Чалмерс был заядлым игроком в гольф.
– Прошу меня извинить, – сказал Чалмерс.
Его голос показался Мосс безжизненным.
– Я только что вернулся из Белого дома. Подаю в отставку из Верховного суда.
Его слова ошеломили судей.
– Сожалею, что вывалил все на вас так неожиданно, но сам не знал этого до вчерашнего полудня. У Вивиан болезнь Альцгеймера. Пока на ранней стадии, поэтому она…
У Чалмерса перехватило дыхание, и он собрался с силами, чтобы продолжить.
– Мы едем в Европу, пока она еще способна перенести поездку. Я откладывал наше путешествие некоторое время, но больше нельзя.
Судья Мосс подошла к своему другу и коллеге, обняла его. Другие судьи собрались вокруг.
– Сожалею, – сказала Фелиция, – я могу что-нибудь сделать для тебя?
– Не тревожься, – устало ответил Чалмерс. – Я хочу проводить время, насколько возможно, рядом с Вивиан. И не смогу совмещать это с работой в суде.
– Когда вы отправляетесь в Европу? – спросила Мэри Энн Дэвид.
– Я поручил нашему турагенту узнать все подробности. Это будет очень скоро.
– Вивиан принимает посетителей? – продолжала судья Дэвид.
Чалмерс улыбнулся:
– Думаю, ей хотелось бы.
– Я приду сегодня вечером.
Судьи поговорили еще несколько минут. Затем Чалмерс откланялся.
– Боже, как это ужасно, – произнес Бейтс.
– Не представляю, что ему приходится переживать, – сказал самый молодой судья, Мартинес.
Восемь оставшихся членов суда продолжали говорить о своем друге, пока не вмешался Миллард Прайс:
– Не хочу показаться черствым, но пора вернуться к работе. Требуется четыре голоса, чтобы удовлетворить прошение об истребовании дела. После ухода Рона не думаю, что наберется четыре голоса в пользу дела Вудраф, поэтому предлагаю отклонить прошение.
Нескольких судей шокировала черствость Прайса. Другие рассердились.
– Еще ничего не решено, Миллард, – сказал Мартинес. – Не думаю, что сейчас подходящее время принимать поспешное решение по делу, которое нас так взволновало.
– Разве здесь не все голоса? – возразил Прайс. – Можно провести голосование, но я не думаю, что пройдет решение об истребовании дела.
– Я не собираюсь торопиться с голосованием в таких условиях, – заявила судья Мосс. – Мы не знаем, как проголосует преемник Рона, и я не уверена, как проголосую сама. Я утверждаю, что мы осуществим право согласно двадцать восьмой статье Кодекса законов США, раздел один, отложив голосование в данных условиях.
С этим согласились несколько других судей. Верховный судья Бейтс сказал:
– Мне хотелось бы, чтобы вы подняли руки. Сколько из вас за то, чтобы отложить решение по делу Вудраф?
Семеро из восьми судей подняли руки, воздержался только Прайс.
– Ладно, – сказал Бейтс. – Давайте прервемся на двадцать минут, чтобы освежить головы.
Мосс хотела поговорить с Прайсом о его поведении, но тот стремительно вышел из конференц-зала.
– Что это было? – спросил Фелицию Кеннет Маццарелли, устремив взгляд в спину удаляющемуся Прайсу. Это был упертый консерватор, не раз споривший с Фелицией по правовым вопросам, но вместе с тем весьма любезный коллега.
– Не знаю. Миллард обычно так не горячится при обсуждении наших дел.
– Может быть, он плохо выспался прошлой ночью, – покачал головой Маццарелли. – Бьюсь об заклад, Рон не спал вовсе. Бедняга.
Мосс позволила Маццарелли переключить разговор с Прайса и дела Вудраф на другие темы, но не могла не размышлять о чрезмерно эмоциональной реакции судьи Прайса.
Глава 7
Деннис Мастерсон неудобно изогнулся, стараясь не закапать костюм, когда нес чашку кофе к одному из огромных – от пола до потолка – окон в своем просторном угловом кабинете. Он был самой значительной фигурой среди компаньонов «Рэнкин, Ласк…», и по заслугам, поскольку считался влиятельнейшим лоббистом фирмы. Стены его кабинета, отделанные дубовыми панелями, свидетельствовали о его могуществе. Их украшали фото, изображавшие Мастерсона рядом со всеми важными персонами, которые проживали в течение последних тридцати лет внутри пространства, огороженного кольцевой автодорогой.
Большинство компаньонов крупных юридических фирм округа Колумбия работали в безвестности, их узнавали только члены частных загородных клубов, законодатели и политические назначенцы, чьи интересы они лоббировали. Мастерсона же знали все американцы, следившие за вечерними новостями или слушавшие политические ток-шоу. Нападающий в команде по американскому футболу в Дартмуте и редактор обозрения по правовым вопросам в Йельском университете, он поступил на работу в фирму «Рэнкин, Ласк…» после двух поездок во Вьетнам. Семь лет назад Мастерсон взял отпуск для работы директором ЦРУ. Три года назад случился весьма неприятный инцидент в Афганистане, и Мастерсон вновь вернулся в фирму «Рэнкин, Ласк…», когда президент в поисках козла отпущения попросил его уйти в отставку. Мастерсон хотел было воспротивиться, но частный сектор сулил много денег, и перспективам его бизнеса не повредило бы то, что лидер свободного мира был обязан ему оказанной услугой.
Мастерсон выглядел импозантным мужчиной, патрицием, рожденным для богатства. Обладая снежной белизны шевелюрой и глазами цвета стали, он был воплощением мудрости и искренности, идеальным гостем для любого телевизионного ток-шоу. За время работы в ЦРУ он стал виртуозным оратором, опытным функционером, словом, незаменимым представителем учреждения для дачи показаний перед комиссиями конгресса. Связи Мастерсона в сферах обороны и разведки сделали его незаменимым для фирмы.
Зазвонил мобильник Мастерсона, доступный только ему и никому другому. Номер этого особенного телефона знал лишь один человек, и только он мог связаться с Мастерсоном, чтобы сообщить важные вести.
– Заседание только что закончилось, – произнес голос с другого конца линии, – кое-что произошло. Судья Чалмерс ушел в отставку, у его жены болезнь Альцгеймера и…
– Я знал это два часа назад, – прервал Мастерсон собеседника. – Что с прошением по делу Вудраф?
– Оно еще в стадии обсуждения.
Мастерсон выругался.
– Миллард не смог его закрыть?
– Он пытался, но вмешалась Мосс и убедила других отложить голосование.
– Каково соотношение голосов?
– Судьи Дэвид и Мартинес за истребование дела. Мосс не определила свою позицию, но, по мнению Прайса, она склоняется к голосованию за.
– Слава богу, что у Чалмерса болеет жена. Если Мосс – за, то он был бы четвертым.
Мастерсон умолк. Собеседник терпеливо ждал.
– Надо установить в кабинете Мосс подслушивающее устройство. Мы должны знать, к чему она склоняется.
– Я займусь этим.
Мастерсон выключил мобильник и переключил внимание на то, что делается вокруг его офиса. Внизу на улицах сновали взад и вперед люди, совершенно не представлявшие себе, кто правит миром. Сверху они выглядели муравьями, и Мастерсон смотрел на них с такой же неприязнью, с какой смотрел на прочих насекомых. Из миллиардов людей на земле что-либо значили только немногие, и среди них – он сам. Но многое может измениться, если дело Сары Вудраф не будет погребено в конференц-зале. Сейчас все обстоит так, будто история Вудраф является еще одним криминальным делом из захолустного штата, известного лишь своими экологами, живописными горами и кроссо