Во вторник мне позвонил Гонсалес сказать, что из Белого дома к нам вернётся записка. Он попросил меня не реагировать слишком остро и сказал, что Белый дом нацелен на работу с нами. Не знаю, слишком ли остро я отреагировал, но конечно же я отреагировал, и самым решительным образом. Та записка являлась большим средним пальцем, и явно была написана Эддингтоном. В ней говорилось, что мы во всём ошибались, и действовали нецелесообразно, узурпировав президентскую власть. Она отклоняла все предлагаемые нами изменения, заявляя, что они не являются необходимыми с юридической и фактической точек зрения. В ней не было ни слова о том, что наши матери — шлюхи, но с тем же успехом вполне могло бы быть.
Я достал своё прошение об отставке и изменил дату на 16 марта. К чёрту этих людей. Они просто забили на президентское распоряжение Бобу Мюллеру и сохраняли незаконный указ. Я сказал руководителю аппарата Эшкрофта, что подаю в отставку, снова. Он попросил меня обождать. Он был уверен, что Эшкрофт захочет уйти вместе со всеми остальными, но всё ещё был слишком болен. Не могли бы мы дать ему несколько дней, чтобы набраться сил? Конечно. Я убрал прошение обратно в ящик стола.
Через два дня без какого-либо уведомления президент подписал новый указ. Он включал в себя все затребованные нами изменения. Все те изменения, что письмо со средним пальцем называло излишними. В указе говорилось, что президент внёс эти изменения по оперативным причинам. Не потому, что мы сказали, что он должен, или что этого требовала наша интерпретация закона. Это было ребячеством, но нам на самом деле было всё равно. С этим указом программа теперь была там, где Юрисконсультская служба могла сформулировать рациональные аргументы в её поддержку, и она так и поступила в докладной записке, которую Голдсмит, Филбин и новые члены команды закончили в начале мая.
Кризис из-за «Звёздного Ветра» окончился.
Теперь всё станет по-настоящему сложно.
Глава 7ПРЕДВЗЯТОСТЬ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ
Нас ведёт к беде не то, что мы чего-то не знаем, а то, что мы знаем наверняка, а это знание ошибочно.
В апреле 2004 года, пока Джек Голдсмит со своей командой в Минюсте всё ещё старались поставить на прочную правовую основу программу слежки АНБ, достоянием общественности стали отвратительные фотографии дурного обращения с заключёнными в Абу-Грейб, военном следственном изоляторе США в Ираке. На фотографиях были изображены несколько американских военнослужащих, ужасным образом жестоко обращавшихся с иракскими заключёнными. Иракских задержанных ставили в унизительные позы — на некоторых фотографиях заключённые были в капюшонах и без одежды; одной из самых запоминающихся стала та, на которой раздетые люди были штабелированы друг поверх друга, образовывая пирамиду из обнажённых тел. Были фотографии злых собак, которых натравливали на закованных в наручники заключённых, и другие, на которых американские солдаты издевались и смеялись над уязвимыми задержанными.
Весьма быстро в освещении всплыло единственное слово, описывающее эти действия: пытки. За шесть-семь месяцев до состязательных президентских выборов эти фотографии нанесли тяжёлый ущерб администрации Буша. В транслировавшихся по национальному телевидению показаниях конгрессу министр обороны принёс публичные извинения задержанным и их семьям и пообещал провести тщательное расследование преступления. Министр обороны сравнил надругательства в Абу-Грейб с резнёй в Май Лэй во Вьетнаме, событием, которое помогло настроить общественное мнение против войны. И впереди ждало ещё больше открытий.
В то время как весь цивилизованный мир осуждал фотографии «пыток» правительством Соединённых Штатов, ЦРУ, понятное дело, очень разнервничалось по поводу своей собственной секретной программы, по которой это агентство избивало, морило голодом, унижало и практически топило пленных в 2002 и 2003 годах. Это были люди, которых ЦРУ считало обладающими информацией о планах террористов в отношении Соединённых Штатов, и которые содержались в так называемых «чёрных дырах» не на территории США. Вначале, летом 2002 года, ЦРУ обратилось к Министерству юстиции с просьбой определить границы того, что оно может делать на законных основаниях, допрашивая содержащихся под стражей подозреваемых в терроризме.
В июне 2004 года, спустя два месяца после того, как всплыли фотографии из Абу-Грейб, ко мне пришёл Джек Голдсмит, чтобы объяснить свои выводы касательно этой программы допросов. IШестью месяцами ранее он заметил серьёзные проблемы и сказал разведывательным агентствам, что они не могут полагаться на ранее проделанную юридическую работу, но теперь, когда «Звёздный Ветер» была исправлена, он закончил свой анализ и пришёл к выводу, что мнение Министерства юстиции не может оставаться прежним. Как и в случае с программой «Звёздный ветер», он заметил, что ранее проделанная юридическая работа, поддерживавшая программу допросов, имела существенные недостатки. И, как и в случае со «Звёздным Ветром», он считал, что агентство выходило даже за рамки дозволенного тем ошибочным мнением. Это была ещё одна неприятность — та, что сразу после Абу-Грейб, оказалась во всех СМИ, после того как кто-то слил секретный текст руководства по пыткам Министерства юстиции. И она привела к ещё одной битве внутри администрации Буша между секретной политической повесткой дня и верховенством закона.
* * *
В 1994 году Конгресс решил дать отличное с юридической точки зрения значение слова «пытка» от того, как большинство из нас понимает этот термин. Ратифицируя Конвенцию ООН против пыток, Конгресс определил для американского законодательства «пытку» как намеренное причинение сильной психической или физической боли или страданий. Есть много чего, что большинство из нас назовут пыткой, что не соответствует понятию «сильной боли» или «сильных страданий». Большинство из нас сочтут, что заточение в тёмном похожем на гроб ящике или подвешивание обнажённым к потолку на несколько дней без сна — это пытка. Но то, каким образом Конгресс решил дать ей определение, потребовав, чтобы боль или страдания были «сильными», позволяло судье или юристу прийти к заключению, что эти действия не подпадают под юридическое понятие пытки.
В 2002 году, после атак 11 сентября, ЦРУ хотело использовать тактику физического воздействия, чтобы заставить захваченных лидеров Аль-Каиды сдать других лидеров террористов, раскрыть замыслы и, хотелось надеяться, спасти невинные жизни. Представители агентства обратились в Юрисконсультскую службу Министерства юстиции с запросом, будет ли тактика допроса, которую они собирались использовать — такая как содержание в тесноте, лишение сна и имитация утопления — являться нарушением закона против пыток. Чтобы было понятно, они не спрашивали юристов Министерства юстиции: «Хорошая это идея?». Они лишь просили их очертить границы законности.
Как и в случае с программой «Звёздный Ветер», Министерство юстиции просили принять это решение в период кризиса, когда руководители опасались, что последуют новые атаки в стиле 11 сентября. Должностные лица ЦРУ и администрации Буша заверили юристов Министерства юстиции, что допросы с применением физического насилия захваченных лидеров Аль-Каиды были не только эффективны, но и жизненно необходимы для спасения бесчисленных невинных жизней. Под подобным давлением, и работая практически в одиночку, юрист Министерства юстиции — тот же самый, который проделал несовершенную юридическую работу по «Звёздному Ветру» — подготовил юридическое заключение, очень широко трактовавшее статут о пытках. Он также выпустил отдельное заключение, заявив, что тактика, которую ЦРУ собиралось использовать против своего первого захваченного, Абу Зубейды, согласно закону, пыткой не является. У ЦРУ были развязаны руки испробовать на Зубейде полное меню тактик, начиная с ударов ладонями и лишения сна, и заканчивая тем, чтобы он считал, что умирает во время имитации утопления. В конце 2003 года, когда Джек Голдсмит стал главой юрисконсультской службы, а я стал заместителем генерального прокурора, ЦРУ уже опиралось на те юридические консультации при проведении агрессивных допросов подозреваемых в различных «черных дырах» за пределами Соединённых Штатов.
Я не ждал с нетерпением ещё одной отвратительной истощающей борьбы с той же могущественной фракцией в Белом доме. Борьба вокруг программы слежки была напряжённым временем не только для меня, но и для моей семьи. Я думал, что потеряю работу. У нас с Патрис был плавающий ипотечный кредит на дом с выплатой только процентов, и мы находились не в особо хорошем финансовом положении, будучи родителями пятерых детей, быстро приближавшихся к студенческому возрасту. Будучи окружным прокурором Соединённых Штатов на Манхэттене и человеком номер два в Министерстве юстиции — а позже директором ФБР — я получал примерно столько же, сколько и юрист-первогодок в нью-йоркской юридической фирме. Конечно, многие люди поднимают детей на подобную зарплату; нам просто не хватало хорошего планирования. Но я был согласен с Голдсмитом, что юридическое заключение о пытках было просто ошибочным. Так что я отправился к генеральному прокурору Эшкрофту и в личной встрече рассказал ему, почему считаю, что имеет смысл сделать решительный шаг и отозвать ранее выданное на эти действия юридическое заключение Министерства юстиции. Он согласился.
Мы оба отдавали себе отчёт, что это в некотором смысле оставит беззащитным персонал ЦРУ, так как они делали неприятные вещи, опираясь на юридическое заключение, которое теперь отзывалось. Допрашивавшие не были юристами; они имели право полагаться на рекомендации правительственного юрисконсульта. Но они действовали на основе плохой рекомендации Министерства юстиции, и это не могло продолжаться. Необходимо составить новое юридическое заключение, которое было бы юридически обоснованным, и твёрдо основывалось на фактах.
Хотя не нашей задачей было судить о ценности программы для страны, мы с Голдсмитом оба были знакомы с миром допросов ФБР. Бюро давно пришло к выводу, что допросы с принуждением были нецелесообразны, а полученная информация по большей части бесполезна или ненадёжна. Вместо этого, ФБР на протяжении десятилетий совершенствовало искусство «допроса на взаимопонимании» — формируя доверительные взаимоотношения с заключёнными. ФБР раз за разом добивалось успеха в спасении жизней и получении своевременной информации от террористов, бандитов и серийных убийц. В результате, мы глубоко скептически относились к тому, что нам рассказывали об эффективности тактики принуждения ЦРУ. Меня поразило, как подобные вещи проталкивались «ястребами-цыплятниками»