* * *
Работа директора ФБР намного шире, чем может показаться извне, или как она изображается в фильмах, где большая часть работы директора кажется полностью сосредоточенной на отдельных делах и том, чтобы поймать плохих парней. В данном случае он является генеральным директором чрезвычайно сложной организации. Каждый день начинался очень рано, когда охрана директора подбирала меня, чтобы отвезти на работу. Хотя у меня и была служба безопасности из заместителей маршалов США, когда я служил заместителем генерального прокурора во времена администрации Буша, моя новая команда состояла из специально обученных специальных агентов ФБР, и была намного больше и сильнее, так как угроза для директора ФБР выше.
Как и в случае с защищавшими меня в бытность заместителем генерального прокурора маршалами США, присматривавшие за мной и моей семьёй федеральные агенты стали семьёй. Что хорошо, потому что мы испытывали их так, как могут только родственники. Однажды мы были в Айове на свадьбе со стороны Патрис. Я лёг спать, а Патрис осталась допоздна играть в карты с нашими детьми и их кузенами. Как это обычно было, мой номер в отеле охранялся всеми возможными способами, а все вокруг меня в отеле являлись агентами. И как они обычно делали, агенты дали мне устройство с кнопкой, которую нужно было нажать в случае чрезвычайной ситуации. Я побаивался этой штуковины, и всегда клал её в номере отеля подальше от себя, чтобы случайно не коснуться ночью. Этой ночью я положил её на столешницу во внешней комнате, и отправился отдыхать подальше в спальню.
Я не сказал Патрис, что положил кнопку на стойку во внешней комнате, как раз в том самом месте, где она тихо переодевалась в 2 часа ночи, чтобы не будить меня. Должно быть, она что-то положила поверх кнопки, так как примерно через пять секунд в дверь начали барабанить. Она приоткрыла щёлочку в двери и увидела там стоявшего под неправильным углом в футболке и семейных трусах главного агента. Он держал руку за спиной так, чтобы она её не видела. Он выглядел очень напряжённым.
— Всё в порядке, мэм?
— Да, я как раз готовлюсь ко сну.
— Вы уверены, что всё в порядке, мэм?
— Да.
— Могу я увидеть директора, мэм?
— Он спит в другой комнате.
— Пожалуйста, Вы не проверите его?
Патрис прошла в спальню, увидела меня и вернулась обратно с докладом: «Я вижу его там спящим. Он в порядке».
— Благодарю, мэм. Простите, что побеспокоил.
Чего Патрис не могла видеть, но я узнал на следующее утро, это что там по обеим сторонам двери вдоль стены выстроились агенты, держа за спинами низко опущенные пистолеты. Она коснулась кнопки. Моя вина.
ФБР гордится сильным культом огнестрельного оружия. Оружие в руках хороших парней было обычной практикой жизни ФБР. На каждом общем собрании у восьмидесяти процентов присутствующих был с собой пистолет. Со временем я привык видеть пистолет в кобуре на лодыжке, когда заместитель директора во время собрания закидывал ногу на ногу. В конце концов, заместитель директора является старшим специальным агентом организации, и всегда вооружён, кроме тех случаев, когда направляется в Белый дом. Как директору, мне тоже было разрешено носить оружие, но я полагал, что это лишь усложнит мне жизнь. Боб Мюллер считал так же. Кроме того, меня весь день окружали вооружённые люди. Если я не был в безопасности в руках ФБР, тогда у нашей страны действительно были проблемы. Шон Джойс, служивший моим первым заместителем директора, стал в организации знаменитостью, нажав «ответить всем», когда какой-то бюрократ из Бюро разослал всеобщее оповещение с инструкцией для персонала укрыться или бежать в случае появления на рабочем месте «активного стрелка». Шон ответил, что любой специальный агент, который последует этому совету и спрячется или не соберётся бежать в сторону активного стрелка, будет уволен.
* * *
В своих утренних поездках на работу я обычно читал на заднем сиденье полностью бронированного чёрного «Субурбан», готовясь к первым двум совещаниям дня. Но до любых совещаний я садился за свой стол и читал ещё, начиная с заявок, которые Министерство юстиции представляло в суд для электронной слежки в делах ФБР, касавшихся национальной безопасности. Каждая заявка должна была быть лично одобрена директором или, в его отсутствие, заместителем директора. Я просматривал заявки толщиной в три сантиметра каждая, вытаскивая их из стопки, которая по утрам часто бывала толщиной сантиметров тридцать. Просмотрев и подписав заявки, я читал секретный отчёт разведки, который мне приносили, чтобы ознакомить с разведданными, относящимися к миссиям ФБР по предотвращению терроризма и отражению угроз со стороны иностранных разведок на территории Соединённых Штатов. Затем я читал несекретные материалы, относящиеся к другим нашим многочисленным обязательствам. Выполнив это домашнее задание, я был готов к встрече со своей старшей командой, начиная с шести-десяти самых высокопоставленных людей, чтобы обсудить наиболее чувствительные секретные вопросы, за которой следовало совещание, на котором присутствовало уже больше руководителей ФБР.
Я задавал этой группе вопросы и получал их утренние доклады по темам, охватывавшим всё ФБР: персонал (включая ранения наших агентов), бюджет, противодействие терроризму, контрразведку, оружие массового поражение, кибер-угрозы, уголовные дела (включая дела по киднеппингу, серийным убийствам, бандитизму и коррупции), развёртывания групп по спасению заложников, дела Конгресса, прессу, законность, обучение, лабораторию ФБР, международные дела, и далее, и далее. Почти каждый день я затем отправлялся на встречу с генеральным прокурором, чтобы проинформировать её или его по важнейшим вопросам.
Во время администрации Обамы я работал с двумя генеральными прокурорами — Эриком Холдером и Лореттой Линч. Каждый из них был умным и представительным юристом, и мне нравились они оба. Холдер был близок к Президенту Обаме и его старшей команде, и очень внимателен к политике и политическим последствиям работы министерства. К тому времени, как я стал директором, его отношения с республиканцами в Конгрессе были уже токсичными, а возглавляемая республиканцами Палата представителей проголосовала обвинить его в неуважении за отказ предоставить удовлетворяющую их информацию о расследовании торговли оружием ATF[25] на юго-западной границе, известной как операция «Быстрый и яростный»[26]. Неуважение, казалось, было взаимным.
Лоретта Линч была намного спокойнее, и являлась новичком в Вашингтоне. Она говорила мало, да и то, зачастую казалось, что строго по сценарию. Всегда требуется время, чтобы привыкнуть к высокой должности; не уверен, что короткий срок Линч дал ей это время. И там, где у Холдера были тесные рабочие отношения со своим заместителем генерального прокурора, отношения Линч с заместителем генерального прокурора Салли Йетс казались далеко не близкими и натянутыми. Как будто они и их команды просто не разговаривали друг с другом.
Мои дни были заняты как чрезвычайными ситуациями, так и дисциплинированным выполнением приоритетных программ. Я, среди прочего, старался изменить подход ФБР к руководству, киберпространству, многообразию и разведке, что требовало постоянного внимания генерального директора — или директора — чтобы двигать их вперёд. А ФБР, к тому же, международная компания, с людьми в каждом штате и более чем восьмидесяти других странах. Это означало, что мне было необходимо много ездить, чтобы видеться, слушать и говорить с людьми из ФБР.
За свои первые пятнадцать месяцев на посту директора я посетил все пятьдесят шесть отделений ФБР в Соединённых Штатах и более дюжины заграничных. Я отправлялся туда, чтобы слушать и узнавать о людях из ФБР. Что они из себя представляют, чего хотят, что им необходимо? Я проводил часы за часами, встречаясь с ними и выслушивая их. Первое, что поразило меня, что две трети работников ФБР не являются носящими оружие специальными агентами. Они представляют собой чрезвычайно многообразную совокупность талантливых людей из всех слоёв общества, служащих в ФБР аналитиками разведки, лингвистами, компьютерными специалистами, переговорщиками, специалистами по наблюдению, лабораторными экспертами, специалистами по работе с потерпевшими, сапёрами, и на многих других должностях. Та одна треть, что является специальными агентами, особенно тысячи тех, кого после 11 сентября привлекла к службе в ФБР любовь к стране, столь же многообразны: бывшие копы и морпехи, но также и бывшие учителя, химики, врачи, духовенство, бухгалтеры, программисты и профессиональные атлеты. Многие из них выглядели, как киношные специальные агенты — высокие привлекательные мужчины и женщины в деловых костюмах — но они были всех форм и размеров, от коротких стрижек до хвостиков, от татуировок на лодыжках до хиджабов, от двухметрового роста до полутораметрового. Что двигало ими всеми, так это осязаемое чувство миссии. Они помогли мне переписать программное заявление организации, чтобы оно соответствовало тому, что уже было написано в их сердцах: они существуют, чтобы «защищать американский народ и поддерживать Конституцию Соединённых Штатов».
Я был поражён их талантом, но меня пугала одна тенденция. С 11 сентября основная масса специальных агентов неуклонно белела. Когда я стал директором, 83 процента специальных агентов были белыми нелатиноамериканского происхождения. Как я пояснил персоналу, у меня не было проблем с белыми людьми, но эта тенденция представляла серьёзную угрозу для нашей эффективности. В становящейся всё многообразнее стране, что, на мой взгляд, замечательно, если все агенты выглядят как я, мы менее эффективны. Восемьдесят три процента могут очень быстро превратиться в сто процентов, если ФБР станет «тем местом, где работают белые». Я сказал сотрудникам, что эти вызовы и возможности были выражены в том, что ответила одна из моих дочерей, когда я рассказал ей о нашем кризисе многообразия: «Пап, проблема в том, что ты — Человек. Кто захочет работать на Человека?»