Пока шла вся эта борьба вокруг лэптопов юристов, я провёл июнь, всё ещё стараясь справиться с тем, что считал концом игры. Как нам закрыть дело об электронной почте Клинтон — за шесть недель до съезда Демократической партии — с максимальным доверием общественности, что институты правосудия действовали по справедливости? Случились две вещи, вернувшие меня к безумной идее лично предложить американцам необычайную прозрачность, и сделать это без руководства Министерства юстиции.
Во-первых, в середине июня российское правительство начало сбрасывать электронные письма, украденные из учреждений, ассоциированных с Демократической партией. Оно началось с группировок, называющих себя DCLeaks и Guccifer 2.0. Они украли электронную почту, намереваясь навредить Клинтон и демократам. Это делало очень реальной перспективу, что в любой момент, а не десятилетия спустя, могли быть сброшены секретные материалы, касавшиеся Лоретты Линч. Как я упоминал ранее, разглашение соответствующих материалов, достоверность которых мы не проверили, позволило бы сторонникам партий убедительно утверждать, что кампания Клинтон посредством Линч контролировала расследование ФБР.
Тогда же, в понедельник 27 июня, на раскалённом перроне аэропорта Финикса Билл Клинтон в частном порядке порядка двадцати минут общался с генеральным прокурором Линч на борту реактивного самолёта ФБР «Гольфстрим 5». Когда я впервые услышал об этой импровизированной встрече, то не обратил на неё особого внимания. Я понятия не имел, о чём они беседовали. Но на мой взгляд, мнение о том, что этот разговор мог повлиять на расследование, смехотворно. Если бы Билл Клинтон собирался попытаться повлиять на генерального прокурора, он бы не сделал это, пройдя по переполненному перрону посреди белого дня и поднявшись по лестнице мимо группы специальных агентов ФБР. К тому же, Линч в любом случае не вела расследование. Но ни один из этих ключевых моментов не отразился на экспертном мнении кабельных новостей. Пока в СМИ разгоралась огненная буря, я больше обратил внимание на то, как это становится ещё одним губительным предметом обсуждения на тему, что Министерству юстиции Обамы нельзя доверять завершать расследование в отношении электронной почты Клинтон.
В разгар этой огненной бури генеральный прокурор проигнорировала призывы полностью отказаться от своего участия в расследовании в отношении Хиллари Клинтон. Вместо этого, в пятницу 1 июля она выбрала очень странную позицию — что она не отстраняется, но примет мои рекомендации по этому делу, наряду с рекомендациями профессиональных прокуроров Минюста. Фактически, она отстранялась, но не отстранялась. Снова, очень странно.
Учитывая вымученный подход генерального прокурора то ли участия, то ли неучастия, я снова подумывал просить назначить специального прокурора. Назначение специального прокурора — кого-то вне привычной субординации и с полномочиями обеспечения независимости — являлось, как я упоминал, редким шагом. Но я решил, что будет вопиюще несправедливо так поступить. Это было не политическое решение, а этическое, ведомое нашими ценностями. К любому объекту расследования провозглашается справедливое отношение. Команда ФБР мирового класса целый год проводила расследование в отношении Хиллари Клинтон, и все они — до единого — считали, что здесь нет подлежащего судебному преследованию дела. Просьба сейчас назначить специального прокурора создаст неправильное впечатление, что здесь что-то есть, и затем это будет тянуться многие месяцы, если не дольше. И это создаст у американцев ложное впечатление; другими словами, это будет ложью.
Многие годы я говорил о водоёме истины и доверия, который делает возможным всё то добро, что мы делаем в ФБР и Министерстве юстиции. Когда мы встаём, неважно, в зале суда или на пикнике, и представляемся частью таких организаций, благодаря этому водоёму незнакомцы верят тому, что мы говорим. Без него мы просто ещё одни партийные игроки в поляризованном мире. Когда мы рассказываем судье, или присяжным, или Конгрессу о том, что видели, или обнаружили, или слышали, они слышат это не от республиканца или демократа. Они слышат это от организации, отдельно стоящей в американской жизни. ФБР должно быть «другим» в этой стране, а иначе мы проиграем. Я всегда пользовался этой метафорой с водоёмом, потому что она одновременно охватывает его безмерность и то, как быстро он может быть осушён через маленькое отверстие в плотине. Как бы я защитил этот водоём, стоя за спиной у генерального прокурора, который выглядел политически скомпрометированным? ФБР было независимо и аполитично, и американцы должны были это видеть.
Чтобы защитить этот водоём, я принял решение. Мне нужно было наглядно отстраниться от Лоретты Линч и сделать кое-что, чего я никогда не мог себе представить до 2016 года: ФБР должно было как можно скорее отдельно изложить американцам свою точку зрения, обнародовав мои рекомендации и стоящие за ними рассуждения. Я знал, что для меня всё будет хреново. Со стороны демократов раздастся предсказуемая болтовня о моём желании всеобщего внимания, выходе из-под контроля, движимостью эго. Со стороны республиканцев послышатся новые заявления о некомпетентности или коррумпированности Министерства юстиции. И это могло навсегда испортить мои отношения с руководством Министерства юстиции. Но я считал — и до сих пор считаю, даже оглядываясь назад — что это был лучший вариант для ФБР и Министерства юстиции.
Американский народ нуждался и заслуживал открытости, и я считал, что обладаю достаточно независимой репутацией, чтобы выйти вперёд и принять на себя удары, чтобы защитить этот водоём.
В той ситуации я собирался выступить с заявлением в штаб-квартире ФБР утром во вторник 5 июля, и закончить это дело. Если, конечно, Хиллари Клинтон не солгала нам, когда мы наконец опросили её 2 июля 2016 года.
* * *
Многие эксперты задавались вопросом, почему ФБР ждало так долго, чтобы допросить госсекретаря Клинтон в то время, как она являлась объектом расследования. Именно по этой причине. Опытные следователи всегда избегают опроса объекта, больше них знающего факты. Этот дисбаланс информированности даёт преимущество объекту, а не следователю. Особенно в делах о должностных преступлениях следователи перед тем, как опросить объект, предпочитают овладеть всеми фактами, чтобы допрашивающие могли задавать разумные вопросы, и чтобы объекту в случае необходимости могли быть предъявлены документы или заявления, сделанные другими свидетелями. Вот что ФБР делало в каждом стандартном расследовании; и это то, что «Полугодовая команда» проделала с Хиллари Клинтон. Агенты и аналитики ФБР потратили год, изучая всё, что могли, о том, как госсекретарь Клинтон установила и использовала свою личную систему электронной почты. Теперь мы были готовы увидеть, если она при обстоятельном допросе солжёт нам о чём-либо из этого, и суметь доказать, что она солгала. В делах о должностных преступлениях мы часто обнаруживаем, что объект лжёт, чтобы скрыть плохое поведение, давая нам повод для судебного преследования даже там, где мы не смогли бы завести дело на основе обвинений, с которых оно начиналось. Маловероятно, что искушённое, имеющее хороший образ лицо солжёт нам таким образом, что мы сможем это доказать, но Стюарт и Либби показали, что это вполне возможно. Опрос Клинтон, хоть и проведённый в конце нашего расследования, был крайне важен.
Прокуроры Министерства юстиции и юристы госсекретаря Клинтон для её опроса, который должен был пройти в штаб-квартире ФБР в Вашингтоне, назначили субботнее утро трёхдневных выходных по случаю Дня независимости.
Распространялось так много ложной информации о природе этого опроса, что заслуживают обсуждения имевшие место реальные события. После того, как была скрытно доставлена Секретной службой в подземный гараж ФБР, Хиллари Клинтон была опрошена совместной командой из пяти членов ФБР и Министерства юстиции. Её сопровождали пять членов её группы юристов. В тот момент никто из присутствовавших там юристов Клинтон не оставался объектом расследования по этому делу. Длившийся более трёх часов опрос проходил в защищённом конференц-зале в глубинах штаб-квартиры ФБР, и проводился двумя старшими специальными агентами по этому делу. За исключением тайной доставки в здание ФБР, они обращались с ней как и с любым другим объектом опроса. Я там не присутствовал, что удивляет лишь тех, кто не знает ФБР и его работу. Директор не присутствует на подобного рода опросах. Моя работа заключалась в принятии финального решения по этому делу, а не в руководстве расследованием. У нас были назначенные для этого профессиональные следователи, поднаторевшие во всех тонкостях этого дела.
В процедурном порядке мы также не записываем опросы не находящихся под арестом людей. Вместо этого у нас есть делающие подробные заметки профессионалы. Во время этого опроса госсекретаря Клинтон не приводили к присяге, но это тоже являлось стандартной процедурой. ФБР не приводит к присяге во время добровольных опросов. Тем не менее, согласно федеральному законодательству, если бы обнаружилось, что Клинтон солгала ФБР во время этого интервью, неважно, под присягой или нет, это всё равно являлось бы тяжким уголовным преступлением. Короче говоря, несмотря на шумиху в СМИ и Конгрессе по поводу этого факта, агенты опросили Хиллари Клинтон, следуя стандартным оперативным процедурам ФБР.
Тем вечером я провёл много времени на телефоне с руководством «Полугодовой команды», выслушивая их доклад о том, что сказала госсекретарь Клинтон. Ничто из сказанного не удивило профессионалов, которые за прошедший год провели сотни, если не тысячи часов, ходя кругами вокруг бывшего госсекретаря, читая тысячи её электронных писем и опрашивая всех из её окружения. По словам Клинтон, она не была искушена ни в технологиях, ни в безопасности, и пользовалась личным аккаунтом для удобства, чтобы избежать поддержания одновременно правительственного и личного аккаунтов электронной почты, и не считала секретным содержимое тех электронных писем. Нехватка технических знаний наглядно видна в её мемуарах,