отанных поколениями нормах поведения, чтобы стараться держать политику подальше от разведки, чтобы гарантировать, что президент получает лучшие факты, неважно, нравятся они ему или нет, и чтобы защитить разведывательное сообщество от обвинений в том, что их выводы политически мотивированы. Полагать, что руководители разведки охотно примут участие в беседе о том, как сделать пиар в поддержку какой-либо президентской администрации, в лучшем случае было наивной идеей, отражавшей непонимание нашей роли. Думать, что члены уходящей администрации Обамы станут частью таких усилий, было просто глупо.
Но в тот момент я убедил себя, что говорить об этом было бы безумием. Я не знал этих людей, а они не знали меня. Мы просто подавали «русские пытались вас избрать». Должен ли я сейчас читать им лекцию о том, как вести себя с нами? Как раз когда я собирался провести личную встречу с избранным президентом, чтобы поговорить о русских шлюхах? Нет. Не думаю. Так что, я ничего не сказал. И никто больше ничего не сказал. Никому из команды Трампа не пришло в голову сказать: «Эй, может оставим этот разговор на потом» или «Господин избранный президент, может нам пора идти».
Мне действительно кажется, что это Трамп прекратил обсуждение информационной стратегии, сказав, что они могли бы поговорить об этом в другое время. В этот момент Райнс Прибус спросил, есть ли у нас что-нибудь ещё сообщить им.
«Оба-на», — подумал я.
Клеппер ответил: «Ну, да, есть кое-какой дополнительный чувствительный материал, который, как мы полагаем, директору Коми есть смысл обсудить с вами меньшим составом. Мы попрощаемся, так что он сможет обсудить его с вами наедине».
— О’кей, насколько меньшим? — глядя на меня, спросил избранный президент.
— Вам решать, сэр, — сказал я, — но, я полагал, нам вдвоём.
Вмешался Райс Прибус: «Как насчёт меня и избранного вице-президента?»
— Без проблем, сэр, — ответил я, поворачиваясь к избранному президенту. — Решать целиком вам. Я просто не хотел бы делать это большим составом.
— Не знаю, знал ли Трамп, что я собирался сказать, но избранный президент махнул Прибусу рукой и затем указал на меня. — «Только мы вдвоём. Всем спасибо».
Группа пожала посетителям руки, и все разошлись. У меня в голове звенели слова Джея Джонсона: «Джим, пожалуйста, будь осторожен. Будь очень осторожен».
Мы молча подождали, пока все разойдутся. Когда мы остались одни, избранный президент, отбросив комплименты, заговорил первым. «У тебя был адский год», — сказал он, добавив, что я «достойно» справился с расследованием электронной почты, и что у меня была «хорошая репутация». Это было мило с его стороны, и в его голосе, казалось, звучала истинная забота и признательность. Я с натянутой улыбкой кивнул в знак благодарности. Он сказал, что люди из ФБР «действительно такие как ты» и выразил надежду, что я останусь директором.
Я ответил: «Я так и собираюсь, сэр».
Хотя могло показаться вежливым или очевидным сказать избранному президенту в ответ что-нибудь приятное, я не поблагодарил его за эти слова, потому что у меня уже была эта работа, на оговорённый десятилетний срок, и я не хотел, чтобы выглядело так, словно мне было необходимо снова представлять свою кандидатуру. Фактически, лишь однажды в истории Бюро директора ФБР уволили до истечения его срока — когда в 1993 году Билл Клинтон без труда снял Уильяма Сешнса из-за утверждений о серьёзных этических нарушениях. По иронии судьбы, человек, которым заменил его Клинтон, Луис Фрих, оказался занозой в теле администрации, когда проявил настойчивость в расследованиях предполагаемых преступлений администрации.
После того, как Трамп закончил свой длившийся около минуты вступительный монолог, я разъяснил характер материала, который собирался обсудить, и почему мы считаем важным, чтобы он знал о нём. Затем я начал резюмировать обвинение досье, что он в 2013 году в Москве был в отеле с проститутками, и что русские засняли этот эпизод. Я не упомянул то конкретное утверждение в досье — что проститутки мочились друг на друга на той самой кровати, на которой когда-то спали Президент Обама и Первая леди, в качестве способа испачкать кровать. Я подумал, что для того, чтобы проинформировать его о материале, подробности не имели значения. Он и без того был достаточно странным. Когда я говорил, у меня было странное ощущение нахождения вне тела, словно я со стороны наблюдаю, как говорю с новым президентом о проститутках в России. Я не успел закончить, как Трамп пренебрежительным тоном резко оборвал. Ему не терпелось выразить протест, что эти утверждения не являлись правдой.
Я пояснил, что не говорю, что ФБР верит в эти обвинения. Мы просто считаем, что важно, чтобы он знал, что они там были, и широко распространяются.
Я добавил, что одной из задач ФБР является защита президентства от любого рода принуждения, и неважно, правдивы или нет эти утверждения, ему было важно знать, что русские могут сказать подобное. Я подчеркнул, что мы не хотели скрывать от него эту информацию, особенно учитывая, что пресса собиралась сообщить об этом.
Он снова решительно отверг эти обвинения, спросив — полагаю, риторически — похож ли он на парня, нуждавшегося в услугах проституток.
Затем он принялся обсуждать дела, в которых женщины обвиняли его в сексуальных домогательствах, тему, которую я не поднимал. Он упомянул количество женщин, и, похоже, помнил их обвинения. Когда он принялся всё сильнее и сильнее оправдываться, и разговор начал балансировать на грани катастрофы, я инстинктивно вытащил из сумки инструмент: «Мы не ведём расследования в отношении вас». Казалось, это его успокоило.
Моё дело было сделано, разговор окончен, мы пожали руки, и я покинул конференц-зал. Вся личная встреча заняла примерно пять минут, и теперь я уходил, возвращаясь тем же путём к заднему входу. Другие директора ушли вперёд. Проходя по коридору, я миновал шедших в другую сторону двоих человек в зимних пальто. Один выглядел знакомым, но я продолжил идти. Проходя мимо меня, он окликнул: «Директор Коми?», и я остановился и обернулся. Джаред Кушнер представился, мы пожали руки, и я продолжил свой путь.
Я вышел через боковую дверь, сел в бронированный автомобиль и отправился в офис ФБР на Манхэттене, чтобы сделать то, что любил. Я этаж за этажом обходил кабинеты и кабинки ФБР, благодаря невероятных людей за их работу. После неприятного разговора мне это было просто необходимо, словно принять душ.
10 января, спустя четыре дня после встречи с Трампом, сетевое издание “BuzzFeed” полностью опубликовало тридцатипятистраничное досье, о котором я говорил Трампу. Статья начиналась:
В данном досье содержатся взрывные — но непроверенные — утверждения, что российское правительство годами «культивировало, поддерживало и помогало» избранному Президенту Дональду Трампу, а также собирало на него компрометирующую информацию, несколько недель циркулировавшие среди выборных должностных лиц, агентов разведки и журналистов. Это досье, представляющее собой записанную на протяжении месяцев коллекцию заметок, включая специфические, непроверенные и потенциально непроверяемые утверждения о контактах между помощниками Трампа и российскими оперативниками, а также графические утверждения о задокументированных русскими половых актах.
В ответ, избранный президент написал твит: «ФЕЙКОВЫЕ НОВОСТИ — ПОЛНЕЙШАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОХОТА НА ВЕДЬМ!»
На следующий день, 11 января, у меня состоялся ещё один разговор с будущим президентом. За три года работы при Президенте Обаме я никогда не говорил с ним по телефону, и лишь дважды разговаривал с ним лично наедине. И вот я, всё ещё находясь в администрации Обамы, стоял у окна своего кабинета в штаб-квартире ФБР, второй раз за пять дней лично беседуя с Дональдом Трампом. Держа телефон у уха, я видел, как внизу по тёмной Пенсильвания-авеню движутся автомобили. На другой стороне улицы оживлёнными кабинетами светилось Министерство юстиции. Помню, я посмотрел вправо-вверх на ярко освещённый Монумент Вашингтона. Я видел его, высоко возвышающимся над новым только что открытым на Пенсильвания-авеню в шаговой доступности от Белого дома отелем Трампа.
Избранный Президент Трамп звонил из Нью-Йорка. Он начал звонок снова с похвал в мою сторону, что теперь выглядело скорее разговорным приёмом, чем искренним выражением одобрения. Он добавил: «Я очень надеюсь, что ты собираешься остаться». Я снова заверил его, что остаюсь в ФБР.
Затем он перешёл к цели звонка. Он сказал, что очень обеспокоен «утечкой» российского «досье» и тем, как это произошло. Я не был уверен, полагал ли он, что утечка произошла из федерального агентства, так что пояснил, что это досье не являлось правительственным документом. Оно было собрано частными сторонами, и затем передано многим людям, включая Конгресс и прессу. ФБР не просило, чтобы его создали, и не платило за его создание. Документ не был секретным, и не являлся правительственным документом, так что было не совсем корректно называть это «утечкой».
Затем он сказал, что размышлял о той части, о которой я проинформировал его наедине в Башне Трампа. Он поговорил с людьми, которые ездили с ним в 2013 году в Москву на конкурс «Мисс Вселенная». Теперь он вспомнил, что даже не останавливался в Москве на ночь. Он заявил, что прилетел из Нью-Йорка, отправился в отель лишь для того, чтобы сменить костюм, и тем же вечером улетел домой. А затем он удивил меня, выдвинув утверждение, которое я особенно старался не обсуждать с ним.
— Ещё одна причина, по которой ты знаешь, что это неправда: я — гермофоб[39]. Ни в коем случае я не позволил бы людям рядом с собой писать друг на друга. Ни за что.
Я даже рассмеялся вслух. Я решил не говорить ему, что предполагаемые действия, по всей видимости, не требовали ни останавливаться на ночь, ни даже быть в тесной близости к участникам. Фактически, хотя и не знал наверняка, я себе представлял, что президентский номер в Ритц-Карлтон в Москве был достаточно большим, чтобы гермофоб находился на безопасном расстоянии от действия. Я всё это подумал, и ничего этого не сказал.