Затем он вернулся к теме преданности, снова сказав: «Мне нужна преданность».
Я снова выдержал паузу. «Я всегда буду честен с Вами», — сказал я.
Он сделал паузу. «Это то, чего я хочу, честной преданности», — произнёс он. Казалось, это удовлетворило его как некий вид «сделки», в которой мы оба были в выигрыше.
Я сделал паузу. «Вы получите её от меня», — сказал я, отчаянно желая закончить наше неловкое противостояние и говоря себе, что достаточно сделал для того, чтобы чётко заявить свою позицию.
В тот момент мне на ум пришло кое-что ещё: «лидер свободного мира», представляющийся великим бизнес-магнатом, ничего не понимал в руководстве. Этичные руководители никогда не просят преданности. Личной преданности требуют те, кто управляют с помощью страха — вроде боссов Коза Ностры. Этичные руководители заботятся о тех, кем руководят, и предлагают им честность и порядочность, приверженность и самопожертвование. Они обладают уверенностью, которая порождает смирение. Этичные руководители знают о своём собственном таланте, но остерегаются своих собственных ограничений — понимать и рассуждать, видеть мир таковым, каков он есть, а не таким, каким они хотят, чтобы он был. Они говорят правду и знают, что принятие мудрых решений требует, чтобы люди говорили им правду. И для того, чтобы получать эту правду, они создают обстановку высоких стандартов и глубокого рассмотрения — не побоюсь этого слова, «любви» — которая строит прочные связи и делает возможными выдающиеся достижения. Этичному руководителю никогда не пришло бы в голову просить преданности.
После десерта — двух шариков мороженого каждому — я отправился домой и написал заметку об этом ужине, что быстро стало моей практикой с Президентом Трампом после тех случаев, когда мы говорили наедине. Я никогда прежде не делал ничего подобного в своих разговорах с другими президентами, и не делал заметок, будучи директором ФБР, о встречах с любыми другими людьми, но ряд факторов свидетельствовал о том, что с этим президентом будет разумно поступать так. Во-первых, мы затрагивали темы, связанные с обязанностями ФБР и лично президентом, и я обсуждал эти вещи с человеком, чью честность я ставил под серьёзное сомнение с тех пор, как наблюдал его президентскую кампанию. Мне нужно было защитить ФБР и себя, потому что я не мог доверять, что этот человек скажет правду о наших разговорах. Как было моей практикой, я распечатал две копии заметки. Одной я поделился с группой старших руководителей ФБР, и затем мой руководитель аппарата подшил её в свои файлы. Другую я запер дома, по двум причинам: я считал эту заметку своей личной собственностью, как дневник; и я беспокоился, что однажды точные воспоминания о разговорах с этим президентом могут оказаться важными, что, к сожалению, оказалось правдой.
Глава 14ТУЧА
Если бы честность была прибыльной, все были бы честными.
8 февраля 2017 года руководитель аппарата Райнс Прибус пригласил меня в Белый дом, чтобы встретиться с ним в его кабинете, большой комнате со столом для переговоров и камином, из которой открывался вид на большое здание Эйзенхауэр Икзекьютив Офис. Это была та же самая комната, в которой я тринадцать лет назад находился вместе с вице-президентом Диком Чейни, чтобы выслушать его точку зрения, что тысячи умрут, если Министерство юстиции не примет его точку зрения о законной электронной слежке. Это была та же самая комната, в которой я ближе к полуночи сидел позже на той же неделе в 2004 году, после противостояния у больничной кровати Джона Эшкрофта.
Теперь я находился там как в продолжение моего ужина с Президентом Трампом, и потому что Прибус хотел понять, а я хотел разъяснить надлежащие взаимоотношения между ФБР и Белым домом. Прибус никогда прежде не работал в президентской администрации, и казался искренне заинтересованным в том, чтобы всё было правильно.
К тому времени у меня уже был опыт взаимодействия с двумя другими руководителями аппарата Белого дома. Моим самым запоминающимся и спорным опытом взаимодействия была гонка с Энди Кардом в больницу во время администрации Буша. Будучи директором ФБР при Президенте Обаме, я лучше узнал его руководителя аппарата. Денис Макдоноу был необычайно порядочным, чутким и в то же время жёстким человеком. Все руководители аппарата отличаются, как и все люди, своими личными качествами и качествами руководителя. Но всех их объединяет опыт длительного недосыпа, пока они стараются эффективно управлять работой Белого дома и привнести некий порядок в то, что в лучшие времена могло представлять собой хаотичное предприятие. Конечно же, ни один президент в нашей истории и близко не сравнится с Дональдом Трампом, который привнёс свои собственные навыки и проблемы, и уникальный хаос.
Я не очень хорошо знал Прибуса. Он часто казался и смущённым, и раздражённым, и нетрудно представить, почему. Управлять Белым домом Трампа было бы трудной задачей даже для опытного управленца, каковым Прибус не являлся. Ранее бывший председателем Республиканского Национального Комитета, а ещё ранее — юристом из Висконсина, Прибус никогда прежде не служил в федеральном правительстве. Как мог кто-то вроде него — или, если уж на то пошло, вообще кто-то — уметь обращаться с кем-то вроде Дональда Трампа? Понятия не имею. Но, казалось, Прибус старается.
Наша встреча длилась примерно двадцать минут, была приятной, и охватывала различные секретные темы, наряду с тем, как ФБР и Министерству юстиции следует взаимодействовать с Белым домом. Когда мы закончили, он спросил меня, не хочу ли я встретиться с президентом. По иронии, эта просьба совершенно перечёркивала весь смысл нашей встречи. Я только что закончил обсуждать важность того, чтобы Белый дом дисциплинированно работал через Министерство юстиции, если хочет общаться с ФБР, за исключением экстренных случаев, касающихся национальной безопасности, и обсуждений политики Совета национальной безопасности — как в случае с шифрованием — в которых ФБР являлось ключевым участником. Темой разговора было, что ФБР должно держаться на расстоянии вытянутой руки. Прибус сказал, что понимает, и затем тотчас же захотел ещё сильнее приблизить меня.
После моих последних встреч, ещё один визит к президенту не был в моём списке приоритетов. Так что я ответил, нет — спасибо, но нет — добавив, что я уверен, что президент сильно занят. Он снова спросил. Я снова возразил.
Затем он сказал: «Сиди. Уверен, он будет рад тебя видеть. Посмотрю, в Овальном кабинете ли он». Он прошёл по коридору короткое расстояние до Овального кабинета, и вернулся несколько минут спустя. Улыбнувшись, он сказал: «Он будет рад тебя видеть».
Я ответил без тени улыбки: «Здорово».
Когда мы вдвоём вошли в Овальный кабинет, президент разговаривал с пресс-секретарём Белого дома Шоном Спайсером, который ушёл вскоре после нашего прибытия, оставив нас с Прибусом с президентом наедине.
Хотя я не в первый раз встречался с новым президентом, я впервые встречался с ним в его новом кабинете. Казалось, ему здесь было не комфортно. Он сидел в пиджаке вплотную к знаменитому столу «Резолют»[40], положив обе руки на столешницу. В итоге, любого, разговаривавшего с ним, от него отделял большой массив дерева.
За время дюжин встреч с Президентами Бушем и Обамой я не могу вспомнить, чтобы вообще видел их располагавшимися за столом. Вместо этого, они садились в кресло у камина и проводили встречи в более открытой, повседневной обстановке. Я видел в этом определённый смысл. Учитывая, как людям сложно расслабиться и открыться перед президентом, шансы гораздо выше в гостиной зоне, где мы можем притвориться собравшимися за кофейным столиком друзьями. Соответственно, президент может попытаться стать одним из группы, и расположить остальных говорить ему правду. Но когда президент сидит на троне, защищённый большой деревянной преградой, как обычно делал Трамп во время моих взаимодействий с ним, формализм Овального кабинета гиперболизируется, и шансы получить всю правду рушатся.
Я также обратил внимание, что Президент Трамп сменил шторы, которые теперь были ярко-золотистыми. Позже я узнал, что это были шторы Билла Клинтона, что, учитывая публичную точку зрения Трампа на бывшего президента и его жену-кандидата, выглядело странным поворотом. (Пресса сообщила, что позже Президент Трамп заменил шторы Клинтона на свой собственный вариант золотистых).
Когда президент поприветствовал меня, я сел в небольшое деревянное кресло, касаясь коленками его стола. Прибус попытался направить разговор к теме так называемого русского досье, которое мы обсуждали уже много раз. Не знаю, зачем он это делал, но на этот раз президент не был заинтересован в обсуждении конкретно этой темы. Вместо этого, сидя за столом, которым когда-то пользовались Президенты Кеннеди и Рейган, он пустился в один из своих хаотичных монологов потока сознания. На этот раз основное внимание уделялось телеинтервью, которое он несколькими днями ранее дал на «Фокс Ньюс» Биллу О’Райли. Интервью вышло во время шоу перед игрой Суперкубка, которую я пропустил. Но я видел множество последовавших после него комментариев.
Во время этого интервью О’Райли надавил на Президента Трампа относительно того, «уважает» ли он российского президента Владимира Путина:
«Я уважаю его», — сказал Трамп, — «но я уважаю многих людей. Это не означает, что я собираюсь ладить с ним».
«Но он — убийца», — сказал О’Райли. — «Путин — убийца».
«Есть много убийц. У нас есть много убийц», — ответил Трамп. — «Как думаете? Наша страна так невинна?»
Ответ Трампа, казалось, приравнявший агрессивный режим Путина к американской демократии, вызвал шквал критики со всех сторон. Он также укладывался в нарратив, что Трамп был слишком близок к российскому правительству, странная линия для поддержки Трампом. Я часто удивлялся, почему Трамп, учитывая многочисленные подходящие случаи осудить вторжения к соседям и репрессии — даже убийства — своих собственных граждан российским правительством, отказывался хотя бы изложить очевидные факты. Возможно, из чувства противоречия, а, возможно, в этом было что-то более сложное, объяснявшее его постоянные уклончивые ответы и оправдания Владимира Путина. Всё же, это показалось мне странным. Возможно, существовало какое-то разумное геополитическое обоснование того, чтобы не осуждать публично плохое поведение иностранного правительства в своих собственных внутренних делах. Но четырьмя неделями ранее в Башне Трампа президента, казалось, не обеспокоило, когда руководители разведывательного сообщества единодушно проинформировали его, что Россия вмешивалась, чтобы уничтожить нашу демократию, и пыталась склонить чашу весов на наших выборах. Даже за закрытыми дверями его не покоробило поведение России. Его не интересовало, что ещё могут сделать наши враги. Мы знали, что Владимир Путин беспрецедентным образом вмешивался в американские выборы, по крайней мере отчасти для того, чтобы помочь победить Трампу. Комментарии вроде сделанного О’Райли лишь подчёркивали, почему Путин хотел, чтобы на посту оказался он.