В любом случае, это утверждение по целой куче причин являлось вздором — включая то, что ФБР точно не было тайным обществом любителей Клинтон. Хотя специальные агенты обучены оставлять за дверью свои политические предпочтения, они имеют тенденцию склоняться в правую сторону политического спектра — и Маккейб давно считал себя республиканцем. А ФБР на протяжении многих лет расследовало различные дела в отношении Клинтонов, включая период президентства Билла Клинтона, когда директор ФБР Луис Фрих, бывший специальный агент, прилюдно сдал свой пропуск в Белый дом, потому что считал Клинтона объектом уголовного расследования.
Но Трамп дважды в начале своего срока спрашивал меня, «нет ли у Маккейба со мной проблем, потому что я был довольно жесток с его женой». Я ответил, что Энди — настоящий профессионал, и отодвинул всё это в сторону.
Я не понимал, почему президент поднял это сейчас по телефону — возможно, это была попытка поторговаться, а может, угроза, что он начнёт атаку на заместителя директора. Я повторил, что Маккейб честный человек, не руководствующийся политикой.
Президент Трамп закончил, сделав упор на «тучу», которая мешала его способности заключать сделки для страны, и сказал, что надеется, что я найду способ обнародовать, что в отношении него не ведётся расследования. Я ответил, что посмотрю, что мы можем сделать, и что мы проведём расследование хорошо и так быстро, как только сможем.
Сразу после того разговора я позвонил исполняющему обязанности заместителя генерального прокурора Дану Боенте (так как Сешнс отказался от участия в вопросах, касающихся России, и не было утверждённого заместителя генерального прокурора), чтобы доложить о просьбе президента разогнать тучу российского расследования и сказать, что жду его указаний. Я ничего не слышал от него до следующего звонка Трампа спустя две недели.
* * *
Утром 11 апреля президент позвонил спросить, что я сделал в отношении его просьбы «обнародовать», что против него лично не ведётся расследования. В отличие от большинства других наших взаимодействий, не было ни комплиментов, ни жизнеутверждающих введений, чтобы выяснить, что я задумал. Казалось, он был на меня рассержен.
Я ответил, что передал его просьбу исполняющему обязанности заместителя генерального прокурора, но ничего не услышал в ответ. Он ответил, что «туча» стоит на пути его возможности выполнять свою работу. Он сказал, что, возможно, его людям следует связаться с исполняющим обязанности заместителя генерального прокурора. Я сказал, что именно так следует рассматривать его просьбу. Юрисконсульту Белого дома следует связаться с руководством Минюста, чтобы передать эту просьбу, что и было традиционным каналом.
Он сказал, что так и поступит. Затем он добавил: «Потому что я был очень лоялен к тебе, очень лоялен. Знаешь, у нас это было».
Я не ответил и не спросил, что он имел в виду под «этим», но всё выглядело попыткой выпросить ответное обещание лояльности, то, чего он изо всех сил старался добиться, вспомнив, что я фактически сопротивлялся обещанию преданности. На «том», что у нас было, частном ужине в Зелёной комнате, ему была лишь обещана «честная преданность». Невзирая ни на что, в ответ на его странную попытку выпросить преданность я лишь сказал, что единственным способом было, чтобы юрисконсульт Белого дома позвонил исполняющему обязанности заместителя генерального прокурора. Он сказал, что именно так и поступит, и разговор был окончен.
Это был последний раз, когда я говорил с Президентом Трампом. Мы доложили о звонке исполняющему обязанности заместителя генерального прокурора. Очевидно, он ничего не сделал с 30 марта, ответив: «О, Боже, я надеялся, что всё само прекратится».
Но оно не прекратится.
* * *
Соответственно, все это, наконец, закончилось бурей ужасного поведения. 9 мая 2017 года я был в Лос-Анджелесе на мероприятии Набора многообразия агентов. Это была попытка, которую мы перед этим устраивали в Вашингтоне и Хьюстоне, где мы приглашали талантливых цветных молодых юристов, инженеров и выпускников бизнес-школ послушать, почему им следует согласиться на урезанную зарплату и стать специальными агентами ФБР. Я любил подобные мероприятия — которые соответствовали нашему стремлению привлечь больше агентов из меньшинств — и те два пока что имели огромный успех. Многообразие Бюро являлось ключом к нашей устойчивой эффективности. Как отмечалось ранее, основным препятствием было то, что так много молодых людей c высоким потенциалом, особенно чернокожих и латиноамериканцев думали о ФБР, как о «Мужике[41]». Кто захочет работать на «Мужика». Я любил подобные мероприятия, потому что они давали мне и другим руководителям ФБР шанс чуть больше показать этим талантливым людям, что представляет собой «Мужик» и женщина из ФБР.
Эти молодые люди жаждали изменить мир к лучшему, и мы могли показать им, как выглядит жизнь служения, самопожертвования и выдающегося изменения ситуации к лучшему. Практически никто не уходил из ФБР, однажды вкусив жизни специального агента. Моей миссией было бросить вызов этим замечательным молодым людям попробовать присоединиться к той жизни. Мероприятия в Вашингтоне и Хьюстоне дали удивительно высокие результаты. Я направлялся в Лос-Анджелес, чтобы побеседовать более чем с пятью сотнями потенциальных новых агентов. Я знал, что в аудитории много будущих специальных агентов. Я не мог дождаться, чтобы соединиться с ними.
Хотя мероприятие по набору проводилось вечером, я прилетел достаточно рано, чтобы было время посетить отделение ФБР в Лос-Анджелесе. Я привык повсюду обходить офисы ФБР, этаж за этажом и кабинет за кабинетом, встречаясь с каждым сотрудником и пожимая каждую руку. Это стоило тех усилий, потому что могу сказать, для наших людей много значило, что директор лично благодарил их. В большой организации вроде ФБР, с отделениями по всей стране и по всему миру, это помогает напомнить людям, что вы цените выполняемую ими трудную работу. Что вы заботитесь о них, не только в профессиональном смысле, но именно о них — и их семьях. В каждой поездке я выкраивал несколько часов на посещение местных отделений, чтобы встретиться с работающими в них удивительными людьми.
Я встретился с дюжинами сотрудников в Лос-Анджелесе на их рабочих местах. Руководство отделения в Лос-Анджелесе проявило заботу и собрало всех, не имеющих рабочего места — уборщиков и работающих в комнатах связи. Они все сидели за столами в большом командном центре. Я начал свою речь перед ними примерно в 2 часа дня по времени Лос-Анджелесе, 5 часов по Вашингтону. Я рассказал, что мы в 2015 году переписали программное заявление ФБР, сделав его короче, и лучше выразив важность нашей ответственности. Нашей новой поставленной миссией было «защищать американский народ и поддерживать Конституцию Соединённых Штатов». Я сказал, что хотел, чтобы оно было короче, чтобы все знали его, объединялись с ним и делились им с соседями, и особенно с молодыми людьми. Я ожидал, что все поймут…
И затем я замер на полуслове.
На телеэкранах вдоль задней стены я видел надпись большими буквами «ОТСТАВКА КОМИ». Экраны располагались позади моей аудитории, но присутствующие заметили моё замешательство, и начали оборачиваться на стульях. Я рассмеялся и сказал: «Довольно забавно. Кто-то сильно постарался». Я продолжил свою мысль: «В ФБР нет вспомогательного персонала. Я ожидаю…»
Сообщение на экране сменилось. На трёх экранах, показывавших три разных новостных канала, я теперь видел те же самые слова: «КОМИ УВОЛЕН». Я больше не смеялся. В комнате поднялся шум. Я сказал аудитории: «Слушайте, я собираюсь выяснить, что происходит, но неважно, правда это или нет, моё послание будет неизменным, так что позвольте мне закончить его, и затем пожать вам руки». Я сказал: «Каждый из вас лично несёт ответственность за защиту американского народа и поддержку Конституции Соединённых Штатов. У всех нас разные роли, но одна миссия. Спасибо за то, что выполняете её хорошо». Затем я двинулся вдоль сотрудников, пожимая каждую руку, и направился в личный кабинет узнать, что происходит.
Директор ФБР путешествует с группой связи, чтобы Министерство юстиции или Белый дом в считанные секунды могли с ним связаться, в любое время дня и ночи. Но никто не звонил. Ни генеральный прокурор. Ни заместитель генерального прокурора. Никто. Фактически, я днём ранее видел генерального прокурора. Несколькими днями ранее я по его просьбе наедине встречался с вновь утверждённым заместителем генерального прокурора, чтобы он смог попросить моего совета, как ему выполнять свою работу — которую я выполнял с 2003 по 2005 года. В конце октября, незадолго до выборов, нынешний заместитель генерального прокурора служил окружным прокурором Соединённых Штатов в Балтиморе, и он приглашал меня поговорить со всеми его сотрудниками о руководстве и о том, почему я в июле принимал те решения, которые принимал в отношении электронной почты Клинтон. Тогда он восхвалял меня как воодушевляющего руководителя. Теперь же он не только не позвонил, но и являлся автором объясняющего моё увольнение меморандума, описывающего моё руководство в 2016 году как отвратительное и неприемлемое. В свете наших недавних контактов, это являлось для меня абсолютной бессмыслицей.
Всё, что я знал, это то, о чём сообщалось в СМИ. После долгих попыток мы узнали, что сотрудник Белого дома находился в Вашингтоне на Пенсильвания-авеню, пытаясь доставить мне письмо президента. Мне позвонила жена, сказав, что они с детьми видели новости. Я ответил, что не знаю, правда ли это, и мы пытаемся выяснить, что происходит. Позвонил Пэт Фитцджеральд, и я сказал ему то же самое.
Я получил эмоциональный звонок от генерала Джона Келли, тогдашнего министра внутренней безопасности. Он сказал, что его тошнит от моего увольнения, и что он собирается уйти в знак протеста. Он сказал, что не хочет работать на бесчестных людей, подобным образом обращающихся с кем-то вроде меня. Я настоятельно просил Келли не делать этого, заявив, что стране нужны принципиальные люди в окружении этого президента. Особенно этого президента.